Наверное, просто не мог в этот раз, спокойно ответила Виола. Мы ему позвоним и ты скажешь, что соскучилась.
В дверь постучали. Виола пригладила волосы и открыла. Улыбающаяся Паола протянула ей поднос булочек с маком.
Бери скорее, пока горячие!
Виола поспешно подхватила подарок.
Что это такое? Уже ночь, Паола!
Ну и? широко улыбнулась подруга, выдалась свободная минутка, вот, испекла.
Фаллани любили выпечку с изюмом или джемом. Виола помнила бабушкин рулет с маком из раннего детства и когда-то рассказывала о нем Паоле. А мак в Италии продавался далеко не в каждом магазине.
Спасибо, подружка, Виола крепко обняла Паолу, та с готовностью прижала ее к себе теплыми, пахнущими ванилином руками.
Ешьте, она указала на булочки, а то остынут.
Я хотела похудеть к лету, а тут такое, рассмеялась Виола.
Моя бабка говорила «лучше быть толстым и счастливым, чем голодным и злым», подмигнула подруга. А ты от своих сигарет и так тощаешь!
Затем и курю, подмигнула в ответ Виола.
_________________________________________________________________
[1] ZTL zona traffico limitato зона ограниченного движения, которая есть в большинстве итальянских городов. Обычно это исторический центр. А в правилах и правда без поллитры не разобраться.
[2] Maestra/maestro стандартное обращение к учителям/воспитателям младшей школы в Италии. В старших классах оно трансформируется в professoressa/professore.
[3] Dai un bacio a tutte due Поцелуй их обеих (в плане «передай от меня поцелуй») (ит.)
[4] Scienza наука (ит.) один из школьных предметов, в него входят биология, химия и некоторые другие натуральные материи.
[5] Pesto классический генуэзский (обычно) ярко-зеленый соус для пасты на основе орехов, чеснока, базилика и специй. Отстирывается стремно, проверено.
[6] No, vado a Paola Нет, я пойду к Паоле (ит.)
[7] Ульпан место для изучения иврита для репатриантов (ивр.)
[8] Scusa прости (ит.)
-3-
Ночь выдалась бессонной. Ноа бегала туда-сюда чуть ли не до часу, хныкала и шипела как рассерженный котенок. А все потому, что мама вчера взяла ее на работу. Садик Ноа закрыли на недельный карантин: в соседней группе обнаружили ветрянку. Самой Ноа ничего не грозило, она переболела этой гадостью еще в прошлом году. Вообще-то маэстрам не разрешали приводить своих детей, но в безвыходных ситуациях смотрели сквозь пальцы. Ноа вернулась мрачная и зареванная, расстроенная мама тихонько рассказала Давиду, что малышка весь день висела на ней и страшно ревновала к каждому ребенку, который приближался к Виоле.
Вообще они такие смешные, эти дети Когда Давид приходил в сад к концу дня, чтобы поехать вместе с матерью по делам, вся группа обступала его. Завороженно разглядывала, словно какое-то божество, а он смущенно улыбался в ответ, чувствуя себя донельзя неудобно. Воспитательницы шутили, просили Давида заходить к ним почаще с таким хорошим отвлекающим фактором можно успеть быстро прибрать игрушки и переодеться.
Давид с трудом заставил себя встать с постели. В коридоре едва не споткнулся о чудесным образом выбравшиеся из-под кровати собственные гантели, на которых выросло нечто, похожее то ли на грибы, то ли на паутину. Приглядевшись, он опознал магнитный конструктор Нико.
Ноа! гаркнул Давид, Кто вам разрешал брать мои вещи?
Я не брала!
А это что?! На моих гантелях?
Это Нико! E non ti servono!
Ноа наступила на больную мозоль. Гантели Давид попросил у мамы полгода назад, чтобы накачать мышцы к лету, но после трех занятий забросил их под кровать. Все время что-то мешало: то уроки, то лень.
Mi servono[1]! Еще раз увижу буду закрывать от вас дверь!
No!
Давид присел и смел палочки конструктора на пол, задребезжали по плиткам металлические шарики.
Si!
No-о!
Остался последний аргумент.
Мама! Скажи ей!
Ноа выглянула из-за двери кухни.
Мама курит внизу. И не слышит. Я тебе три оладьи оставила. Будешь?
Буду, вздохнул Давид.
***
Конечно, Виола слышала все. Как и остальные жители дома, а может, и соседних. Но она следовала собственному правилу позволять детям разобраться самостоятельно, а вмешиваться в споры лишь в крайнем случае. Рядом дымил трубкой Лоренцо Виетти. Чопорный старик выходил к испещренной точками плюща балюстраде утром и вечером, обычно их с Виолой перекуры совпадали. Совпадали и предпочтения: с Лоренцо хорошо было молча слушать, как переговариваются покупатели у булочной на противоположной стороне Ларго Монтебелло, вдалеке звенит трамвай и воркуют под крышей голуби.
Виола знала о соседе немногое, но определенно больше других. Виетти весьма неохотно пускал кого бы то ни было в личное пространство. Он жил один, выезжал из дома лишь на какие-то таинственные аукционы и возвращался с очередным прямоугольным свертком. Коллекция картин требовала держать шторы полуспущенными: старое масло не терпело прямых солнечных лучей. Как-то Лоренцо обмолвился о сыне, который живет далеко и практически не выходит на связь. Виола не стала расспрашивать, чем определенно заработала несколько очков в глазах Виетти.
Кроме брачных песен голубей в утренней вышине раздавался громкий свист стрижей. А теперь Виола прислушивалась еще и к тоненькому писку, доносящемуся со стороны балкона Фаллани.
Голубой, потрескавшийся от солнца велосипед висел снаружи перил, и Виола ни разу не видела, чтобы его оттуда доставали. Велосипед принадлежал Паоле, это был подарок ее отца, и когда-то она и правда ездила на нем в магазины и по делам. Но после тяжелых родов Нико Паола долго восстанавливалась, успела располнеть, и велопрогулки сначала перешли в разряд «немного позже», потом «когда-нибудь», и, наконец, в «Господи, да зачем?». Однако избавиться от голубого символа ее молодости она не могла.
Синьора Франческа Риччи не раз делала Паоле замечания по поводу вида ее балкона, включая общую цветную неразбериху и, конечно, пресловутый велосипед. При взгляде с улицы привлекал внимание именно балкон Фаллани. По мнению синьоры Риччи, он создавал неблагоприятное впечатление обо всех жильцах. Паола оправдывалась, что кладовая для их квартиры, в отличии от квартиры самой синьоры Франчески, не предусмотрена, два велосипеда близнецов висят под потолком у входа, повесить третий просто некуда, как и поставить, к тому же он может упасть на Анджело
Прошлым вечером скандал разгорелся сызнова, синьора Риччи потрясала бумагой жалобой в мэрию на несоответствующий стандартам исторического центра внешний вид дома и требованием немедленно убрать все, что оскорбляет ее взор.
Хорошо, синьора, сдалась Паола, Как только Рикардо вернется, попрошу его снять велосипед.
Нет! воскликнули хором дети.
Я смертельно устала от всего этого, со злостью отмахнулась от них Паола. Сегодня же выставлю его на мусорку.
Может, мы пока найдем место у себя? предложила Виола.
Не надо, не надо! умоляли Ноа и Нико, чуть не плача, а Виола с Паолой не могли понять, почему дети так сильно взволнованы. Там гнездо, мама! наконец, пояснила Ноа, Там яички!
Виола пригляделась и увидела крохотный пучок веток между колесом велосипеда и нижней кромкой балкона. Если бы не дети, никто не заметил бы этой маленькой детали. Виола с подругой поспешили наверх. Чтобы разглядеть гнездо, нужно было отодвинуть складной стол, ворох туристических палок и высунуться за перила. В аккуратном круглом углублении и правда оказались три маленьких белых яйца. И мать-воробьиха сердито чирикала тут же, сидя на краю черепицы на крыше Виолы.
Пожалуйста, мама, Нико дергал Паолу за юбку, пускай они выведутся!
О Мадонна, еще этого не хватало! возопила синьора Риччи и демонстративно спустилась вниз, прошла по кольцу и бросила конверт в ящик для писем на площади.
Мама! причитал Нико.
Паола гладила его по голове:
Ничего, малыш, все как-нибудь устроится.
Я не думаю, что сюда завтра же пригонят карабинеров[2], улыбнулась детям Виола. Успокойтесь.
Итальянская бюрократическая машина и правда была до смешного медлительна и неповоротлива. Байками, как на письма и обращения отвечали годами, а то и десятилетиями, мог поделиться любой. Лоренцо рассказывал про своего знакомого из Новары. К нему средь бела дня заявился спецназ, уложив всех домашних носами в пол из-за того, что человек, арендовавший у них квартиру шесть лет назад, как оказалось, принадлежал к некой террористической организации.
Виола успокоила детей, увела с балкона под предлогом того, что воробьиха не сможет вернуться к своим яйцам, пока здесь кричат. Но сама все же не до конца была уверена в том, что говорила. Иногда и палка стреляет, закон подлости никто не отменял. Вряд ли сотрудники городских служб озаботятся благополучием крохотного гнезда, притулившегося за шиной велосипеда.
Глупые прикормленные человеком птицы селятся так опасно близко к рукам, что их кормят. Те же руки их убивают. Короткая ли память у воробья? Ведь даже если гнездо разрушить, то птицы снова будут искать себе пристанище, каждый раз надеяться на лучшее.