Давай напишем любовь заново,
Без опечаток,
И пускай летят на юг птицы клином.
Не будем отодвигать главного,
Как недостаток.
Остановим всплеском рук крик журавлиный.
Окунем звук в ярко красный,
Разбавим белым,
Орнамент встреч разложим по краю, бисером, веером.
Вечер алел не достаточно страстный,
Казался не смелым,
Тогда я решила, сегодня сыграю, как хочу, как могу, неумело.
Придворный пёс
Щенок прибился ко двору
Сигнал. И четко вспоминаю,
Как тоже мёрзла на ветру,
И шла куда, сама не знаю.
Смотрела в окна, где тепло,
И свет горит, и стол накрыт,
Но мне, чуть-чуть не повезло,
Хрустальный домик был разбит.
Я выросла. Забылась боль.
Тоска ушла, ее не стало.
Есть дом и сад, семья и стол,
О коих грезила, мечтала.
Хвостатый друг, не унывай!
Ты правильно забрёл в жилище,
И будку смело занимай!
Придворный пёс, уже не нищий!
Аномалия
Всего лишь, дождь и снег,
Посередине лета,
И мятная конфета,
В карманах липких век.
Бездонное начало,
В нём пряталась идея,
Смущаясь и краснея,
Вдруг, нечто порождало.
Ночь таинство хранила
И осыпала градом,
Небесным балюстрадам,
Колено приклонила.
Хватали пальцы воздух.
Снежинки ускользали,
Прощались и шептали
Невнятно, но красиво.
Пара душ
Пара душ, возможно такое,
Что бы в теле одном поселились,
Ненавидели друг друга, томились,
Доводя разум до паранойи?
Почему же так вдруг получилось?
Неужели тел не хватило,
Неужели потухло светило,
И одна из душ заблудилась?
То, одна душа, но с подкладкой,
Расслоение будто кожи,
Даже верой обе похожи,
Только зависть точит украдкой.
Сокрушается слабое тело:
«Примириться бы вам не мешало,
Чтобы ненависть не разъедала
Меня ваше общее дело!»
Поезд
(Рассказ посвящен памяти Садовской Мэри Станиславовны, собранный по кусочкам из её личных воспоминаний, той самой маленькой Майи.)
Уже, как дня два, постоянно хотелось есть.
Поезд скрипел и стонал под тяжестью человеческих организмов и урчание в животе не было слышно. А если иногда, даже и было, то это уже никого не смущало. Все ждали прибытия на мирную станцию.
Девочка лет шести, с огромными голубыми глазами и светло-русыми волосами, держалась за руку отца, и не задавала глупых вопросов, чем казалась старше своих сверстников. Только на самом деле ей было не шесть, а десять лет. В силу не большого роста, генной моложавости и голода, ее возраст казался моложе. Вагоны были набиты эвакуированными жителями Польши, потому и речь была слышна смешанная. Громко никто не разговаривал, будто боясь, что немец услышит и прилетит бомбить. Все аккумулировали внутри себя желание скорее попасть в безопасное место. Поезд живой веной пульсировал через лесные массивы и поля. Люди понимающе делились тем съестным, что успели взять с собой. Конечно, малышам старались дать больше, но резко повзрослевшие дети не принимали таких жертв и поровну делились со старшим поколением.
«Скоро, скоро доберемся!» повторял Майе на ухо отец.
Майя старалась больше спать, что б не хотеть есть, или смотреть в окно. Представляла она, как на перроне их встречает молодая, тонкая женщина с большими голубыми глазами, как у неё. Она улыбается, тянет руки и обнимает ее Затем их обоих обнимает папа и они едут домой. Она и раньше представляла маму, но в последнее время эти образы стали возникать чаще и ярче. Папе она не говорила о своих фантазиях. Все, что ей было известно о маме от отца, то что она была знатного происхождения англичанкой и, не могла поступить иначе, оставила ма-
ленькую Мэри на попечительство отца, а затем исчезла из их жизни, так получилось навсегда. Девочка не винила маму или папу, она любила их и ждала чудо. Но чудо не происходило.
«Скоро, скоро доберемся!» повторял Майе на ухо отец.
Майя старалась больше спать, что б не хотеть есть, или смотреть в окно. Представляла она, как на перроне их встречает молодая, тонкая женщина с большими голубыми глазами, как у неё. Она улыбается, тянет руки и обнимает ее Затем их обоих обнимает папа и они едут домой. Она и раньше представляла маму, но в последнее время эти образы стали возникать чаще и ярче. Папе она не говорила о своих фантазиях. Все, что ей было известно о маме от отца, то что она была знатного происхождения англичанкой и, не могла поступить иначе, оставила ма-
ленькую Мэри на попечительство отца, а затем исчезла из их жизни, так получилось навсегда. Девочка не винила маму или папу, она любила их и ждала чудо. Но чудо не происходило.