Три способа испортить жизнь магу - Василиса Раса


Василиса Раса

Три способа испортить жизнь магу

Пролог

 Ну же! Вы согласны, Эмеральд?  злой мужской голос яростным шёпотом рычал мне в лицо. Обладатель его, казалось, пытался проломить коленом мои несчастные рёбра и, возможно, сожрать мою печень и при этом он очень красочно чертыхался.  Отвечайте! Или я вытряхну вас из этого демонова платья при всех! И сделаю то, что должно! Да-да, именно. Выпорю, и никакой ваш папенька не поможет. Он сбежал!

Бред какой. Я заболела что ли?

 Мм?  потянулась к угасающему свету, и в ответ раздалось ликующее:

 Слава небесам! Объявляю вас мужем и женой. Поднимите невесту!

Ну я ж говорю, бред. Только щёки горят сильно почему-то. Правда что ли температура свалила? Ничего не помню

Глава 1

День был чудесный. Пара стояла в расписании на этот год очень удачно, так, что мне не приходилось даже особенно отвлекаться от основной работы.

Я взмахнула рукой, отпуская студентов на волю и, опомнившись, прокричала в схлынувшую за двери толпу:

 Пухлянски!

 Руслана Алексеевна! Ну сколько можно?!

Я махнула на него рукой пусть не воображает.

 С тебя цифра к коллоквиуму! У тебя оптика самая широкая.

 Да помню я!  проворчал Булкин, несчастный ребёнок, не могли материну фамилию мальчишке дать что ли?  Я уж и так даже во сне на ваш парад планет смотрю. Чего уж там такого-то?

 А надо не во сне. Надо в зеркала,  сказала я, застёгивая портфель. Понимал бы чего в направленном свете.

 И это. Руслана Алексеевна, вы перестаньте меня так, при всех

 Вот когда килограммов двадцать скинешь  многозначительно уронила я.  Для начала.

 Да вы что? На самое дорогое!  ужаснулся студент, и похлопал себя по толстому пузу. Ему и правда надо было срочно худеть. Отёк у парня был явный, и поджелудочная с печенью тоже заметно сбоили, судя по маске лица.  Да и трудно это. Сами разве не знаете?

 Трудно, Пухлянски, с диабетом жить. И с гипертонией. А худеть не, не трудно,  что я ещё могла ему сказать? И как замотивировать?  Жрать меньше надо, и спортом заниматься! Глядишь, дольше проживёшь!

Моя пара стояла у них в расписании как раз после большой перемены, и каждый раз, заходя в аудиторию, я видела, как он спешно доедает пиццу из огромной коробки. Мрак и ужас

Я смахнула всякую мелочь со стола в ящик и закрыла его на ключ. Имеющий уши, да услышит

 И помни, без медосмотра я тебя до зачётов и экзаменов не допущу! Липовую справку не покупай вот её как раз сожрать заставлю!

А там мать пусть сама разбирается, взрослые, поди, люди.

В спину мне донеслось нечто не слишком приятное и потому едва различимое за гомоном десятков голосов, но я уже выходила в коридор и потому предпочла не расслышать.

 Руслана Алексеевна, Руслана А-алексеевна!

Я мученически закатила глаза и остановилась.

 Ну что тебе, Пахрачёв?

Парнишка, весь взъерошенный, тяжело отдыхивался в сторону, но смотрел решительным взглядом.

 А-а. Ты опять  разочарованно протянула я, пытаясь незаметно слиться с толпой студентов или прикрыться Булкиным, как раз в этот момент проплывающим мимо.

 Я нет То есть, да, конечно Фух Но сейчас нет.

Господи, да что вы все разговаривать-то не умеете?

 Не знаю, как ты с такой дыхалкой по горам бегаешь, но с коридорами она явно не справляется. Коротко и по существу. У тебя три секунды.

 Вот,  мальчишка ткнул в меня одновременно кулаком и горящим взором, и я потянулась к очкам. Как довольно заулыбался Пахрачёв, я, конечно, уже не увидела.

 Если ты надеешься, что за это я всё-таки возьму тебя летом в Анды Что это, Саш?  я осторожно перебирала пальцами по лёгкой металлической трубе с кривой ручкой и толстыми стёклами, отчётливо напоминающей карликовый телескоп.

 Мы летом в Саянах были. С клубом.

 Нашёл?  линзы были непривычные, слоистые и наверняка нерабочие. Я понюхала трубку и осторожно потёрла тёмный край, покрытый нечитаемыми под окислами символами.

 Можно и так сказать,  пробормотал студент и усмехнулся:  Джина нет, мы проверяли.

Я посмотрела на развеселившегося паренька поверх узких прямоугольных очков и строго объявила:

 Отнесёшь в лабораторию, я после занятий посмотрю. Если хочешь поучаствовать, велкам,  и прогуливающейся походкой пошла дальше.

Я уже говорила, что день был чудесный? Так вот, он действительно был. Солнце светило, студенты шуршали. Ничего не болело что в определённом возрасте уже воспринимаешь, как истинную благодать.

Да и хорошо мне тут было. Университет я обожала с самого детства, когда ещё папенька с собой на работу брал. Здесь прекрасным было всё: запах старого лака, скрипучий паркет, облезающая краска вон там, у лестницы и высоченные двери, гул молодых голосов Это были одновременно неизбежность и призвание, наверное.

Отец научил меня всему лучшему, что во мне было: любви к звёздам, к людям и к жизни.

«Без звезды в сердце вы нищи», были его слова, которые я из курса в курс повторяла студентам. «У каждого должны быть свои небеса» и «Звёзды доверяются только чистому сердцу».

И они доверялись им, мне, нашему маниакальному энтузиазму. Так. Что-то я отвлеклась.

В общем, я с удовольствием вышагивала по коридору факультета астрофизики и посматривала в окна галереи, через которую лежал мой путь. Снаружи была звонкая, сочная весна в самом своём расцвете, умытая утренним дождём и тут же обласканная солнцем. От этого к ощущению счастья прибавилось предвкушение неизбежного чуда, словно в юности. А в груди что-то тоненько волновалось. Не иначе, Пахрачёв на меня слишком сильно надышал после пробежки, чтоб ему там икалось до ужина.

К концу последней на сегодня лабораторной он заглянул в дверь, и я махнула, «заходи».

Парнишка просочился вдоль стены ко мне, и мы тихонько остановились у окошка.

Пока остальные корпели над работой, я рассматривала под увеличительной линзой Сашкину находку. Это была составная из нескольких частей трубка, явно на остатках частей какой-то из монтировок[1], потому что колёсико часов тут прослеживалась явно.

 Мало света,  пробормотала я себе под нос, и Сашка неожиданно предложил:

 А пойдёмте наверх, пока пара не кончилась, там и посмотрим.

 Не, не успеем,  я попробовала подковырнуть колёсико, и мне показалось, оно чуть заметно сдвинулось.  Мне лабораторные собирать пора, а наверх, даже если через ступеньку, их там девяносто три, на минуточку. Нельзя так с пожилыми людьми.

 Ру-русла на Алексеевна! Вы что говорите такое? Вам лет-то не больше  Пахрачёв смущённо заткнулся.

 Точно тебе говорю, девяносто три. Все почему-то думают, что больше. Я про ступеньки сейчас, если что.  Колёсико явно шевелилось, но что-то ему мешало. У меня от напряжения даже переносица вспотела. Труба была однозначно очень старая, и потерять её по моей неосторожности было бы обидно.

 Ну точно на комплимент нарываетесь,  с облегчением выдохнул мальчишка и вдруг опять напрягся,  Или вы меня разыгрываете?

 Ну какой розыгрыш, Пахрачёв, ты чего? Мм Я сейчас сделаю одну вещь, за которую коллеги, если узнают, меня казнят особенно извращённым способом, поэтому

 Могила,  с готовностью кивнул мой верный аспирант.

 Пожилой человек, это разве старый, Саня?  спросила я, доставая под изумлённые взгляды студентов вэдэшку из ящика с инвентарём.  Самой страшно, не говори ничего. Так вот, друг мой, это человек не старый вовсе, а тот, кто пожил и имеет некоторый опыт с этой жизнью справляться,  я примерилась к артефакту, прищурив для верности один глаз.  Ну вот, как-то так. А теперь не дышите!  Осторожно капнула из пипетки на крошечное, почерневшие от времени колесо, и на дугу с символами, а сама отошла на всякий случай подальше, чтоб не сглазить, наверное, и чтоб раньше времени не начать хватать и проверять.

К тому моменту, как я приблизилась с бумажными салфетками и тонкой силиконовой уплотнительной лентой к окну, лабораторные лежали у меня на столе, а аудитория опустела. Только Сашка настороженно сопел, сидя на первой парте.

Я аккуратно убрала остатки масла и, насколько было возможно, оттёрла дугу. Если мне не слишком изменяла память, руки мне следовало оторвать по самые уши. В назидание и чтоб не повадно было тянуть их к разным бесценным предметам.

Но было поздно. Звёзды сошлись так, что я до этой трубы первая дотянулась. Оставалось надеяться, что безвозвратно там пострадала только отломанная часть монтировки, которая, судя по почерневшему неровному краю скола, отломалась задолго до встречи со мной.

Я очень тихо и, по-привычке стараясь не дышать, повернула малюсенькое колесо и чуть не выронила трубку, потому что под пальцами едва ощутимо затикал механизм

Эта доисторическая хрень очевидно работала, очень медленно двигаясь на моей дрожащей ладони.

Сашка вскочил. Я остановила его жестом не сейчас.

И повернулась к окну, чтобы лучше видеть.

Дальше