Говард Лавкрафт, продолжает американец, умер в тридцать седьмом. А мы ему не верили.
Ему самому тридцать два. Его зовут Сэм Рокуэлл. Он лейтенант Военно-морского флота США. Еще он совершенно лысый и слепой от радиации.
Близко подойти к «Наутилусу» Меркулов не разрешил. Дорого бы он дал за вахтенный журнал американцев, но Но. Рассмотрели лодку со всех сторон из биноклей. На правом борту, рядом с рубкой, обнаружились странные повреждения словно кто-то вырвал кусок легкого корпуса и повредил прочный. Пробоина. Видимо, столкновение? Или удар?
Да, да, говорит американец. Мы закрыли отсек. Потом полный ход. Искали, где подняться наверх. Да, да.
У вас есть на борту ядерное оружие? спрашивает Меркулов. Переведи ему.
Забирка переводит странно слышать чужие слова, когда их произносит этот глубокий красивый голос.
Американец молчит, смотрит на каперанга. Через желтоватую кожу лица просвечивает кость.
Дайте ему водки. И повторите вопрос.
Да, говорит Рокуэлл, лейтенант Военно-морского флота США. Мы собирались убить Ктулху. Вы слышали про операцию «Высокий прыжок»? Сорок седьмой год, адмирал Ричард Бёрд. С этого все началось
12 часов доРостом с гору. Так написал Лавкрафт. Еще он описывает, как люди с повышенной чувствительностью люди искусства, художники, поэты видели во снах некое чудовище и сходили с ума. От таких снов можно чокнуться, мысленно соглашается Меркулов, вспоминая огромный, затянутый туманом город, от которого словно веяло потаенным ужасом. Невероятные, циклопические сооружения, сочащиеся зеленой слизью. И тени, бродящие где-то там, за туманом, угадываются их нечеловеческая природа и гигантские размеры. Ростом Ктулху «многие мили». Капитан автоматически пересчитывает морскую милю в километры и думает: очень высокий. Охрененно высокий.
Долбанутые американцы. Не было печали.
Меркулов с облегчением выглатывает водку и зажевывает апельсином. Желудок обжигает водка ледяная. Потом каперанг убирает бутылку в холодильник, идет бриться и чистить зубы. Командир на лодке должен быть богом, не меньше, а от богов не пахнет перегаром.
Слышу «трещотку», говорит акустик. Какой-то странный рисунок, товарищ командир.
Меркулов прикладывает наушники, слушает. На фоне непрерывного скрежета, треска и гула далекий гипнотический ритм: тум-ту-ту-тум, ту-ду. И снова: тум-ту-ту-тум, ту-ду. Мало похоже на звуковой маяк, который выставляют полярники для подводных лодок. К тому же, насколько помнит каперанг, в этом районе никаких советских станций нет.
Это не наши.
Это мои, говорит Васильев хриплым надсаженным голосом. Дикий Адмирал уже второй день пьет по-черному, поэтому выглядит как дерьмо. То есть наши.
Но дерьмо, которое зачем-то выбрилось до синевы, отутюжилось и тщательно, волосок к волоску, причесалось. От Васильева волнами распространяется холодноватый запах хорошего одеколона. Интересно, на кой черт ему это нужно? думает командир «К3» про попытку адмирала выглядеть в форме.
Что это значит? Меркулов смотрит на адмирала.
Это значит: дошли, каперанг. «Трещотка» обозначает нашу цель.
Цель? У командира «К3» от бешенства сводит скулы.
У меня приказ дойти до полюса, голос звучит будто со стороны.
Адмирал улыбается. Это слащавая похмельная улыбка Меркулову хочется врезать по ней, чтобы превратить улыбку в щербатый окровавленный оскал. В этот момент он ненавидит адмирала так, как никогда до этого.
Это мой экипаж, думает Меркулов. Моя лодка.
На хрен полюс, говорит Васильев добродушно. У тебя, каперанг, другая задача.
8 часов доПодводный ядерный взрыв, прикидывает Меркулов.
Надо уйти от гидроудара. Сложность в том, что у «К3» только носовые торпедные аппараты. После выстрела мы получим аварийный дифферент; то есть, попросту говоря, масса воды в несколько тонн хлынет внутрь лодки, заполняя место, которое раньше занимала торпеда-гигант. Лодка встанет на попа. Придется срочно продувать носовые балластные цистерны, чтобы выровнять ее. Если чуть ошибемся, «К3» может выскочить на поверхность, как поплавок. А там лед. Вот будет весело. Даже если все пройдет благополучно и мы выровняем лодку вовремя, то еще нужно набрать ход, развернуться и уходить на полной скорости от ударной волны, вызванной подводным ядерным взрывом.
А там две тысячи четыреста килотонн, думает Меркулов. Охрененная глубинная бомба.
Акустик, слышишь «трещотку»? Дай точный пеленг.
Акустик дает пеленг. Мичман-расчетчик вносит данные в «Торий». Это новейший вычислитель. Прибор гудит и щелкает, старательно переваривая цифры и цифры. Лодка в это время меняет курс, чтобы дать новые пеленги на цели их тоже внесут в «Торий». Координаты цели, координаты лодки и так далее. Подводная война это прежде всего тригонометрия.
Цель неподвижна поэтому штурман быстрее справляется с помощью логарифмической линейки.
Готово, командир.
Меркулов глазами показывает: молодец.
Полная тишина. Лодка набирает скорость и выходит на позицию для стрельбы. Расчетная глубина сто метров.
Вдруг динамик оживает. Оттуда докладывают голосом старшины Григорьева:
Товарищ командир, греется подшипник электродвигателя главного циркуляционного насоса!
Блин, думает Меркулов. Вот и конец. Мы же подо льдом. Нам на одной турбине переться черт знает сколько. А еще этот Ктулху, Птурху хер его знает кто.
4 часа доРазрешите, товарищ капитан?
Григорьев проходит в кают-компанию, садится на корточки и достает из-под дивана нечто, завернутое в промасленную тряпку. Осторожно разворачивает, словно там чешская хрустальная ваза.
На некоторое время у кап-три Осташко пропадает дар речи. Потому что это гораздо лучше любого, даже венецианского стекла. Все золото мира не взял бы сейчас старпом вместо этого простого куска железа.
Вот, товарищ капитан, он самый.
На ладонях у Григорьева лежит подшипник, который заменили на заводе. Запасливый старшина прибрал старую деталь и спрятал на всякий пожарный. Интересно, думает старпом, если я загляну под диван, сколько полезного там найду?
Молодец, Григорьев, говорит Осташко с чувством.
Служу Советскому Союзу! отчеканивает старшина. Затем тоном ниже: Разве что, товарищ капитан, одна закавыка
Что еще? выпрямляется старпом.
Мы на этом подшипнике все ходовые отмотали.
И?
Старшина думает немного и говорит:
А если он вылетит на хрен?
Короткая пауза.
Тогда на хрен и будем решать, говорит Осташко. Все, работай.
1 час 13 минут доТоварищ командир, слышится из динамика спокойный голос главного механика. Работы закончены. Разрешите опробовать?
Пробуй, Подымыч, говорит командир. Не зря его экипаж дневал и ночевал на лодке все время строительства. Сложнейший ремонт выполнен в открытом море и в подводном положении. Только бы получилось! Только бы. Меркулов скрещивает пальцы.
Нормально, командир, докладывает динамик. Работает как зверь.
Командир объявляет новость по всем отсекам. Слышится тихое «ура». Все, теперь ищем полынью, решает Меркулов.
22 минуты доОперация «Высокий прыжок» в сорок седьмом году экспедиция адмирала Бёрда отправилась в Антарктиду. Целая флотилия, четырнадцать кораблей, даже авианосец был. На хера столько? вот что интересно. С кем они воевать собирались? А еще интереснее, кто их там встретил так, что они фактически сбежали, сломя голову. А адмирал попал в сумасшедший дом А теперь смотри, каперанг, говорит Васильев и пробивает апельсин отверткой насквозь. Брызжет желтый сок. Остро пахнет Новым годом. Все очень просто, продолжает адмирал. Вот Южный полюс, о который обломал зубы адмирал Бёрд, вот Северный рядом с которым пропадают наши и американские лодки. Короче, на этой спице, протыкающей земной шар, как кусок сыра, кто-то устроился, словно у себя дома. Нечто чудовищное.
Образ земного шара, проткнутого отверткой, отнюдь не внушает Меркулову оптимизма.
За последние шесть лет пропало без вести восемь наших лодок, одна норвежская и три американские, говорит адмирал. Он успел навестить холодильник, поэтому дикция у него смазанная. Все в районе севернее семидесятой широты. Полярные воды. Васильев замолкает, потом натужно откашливается. От него несет перегаром и чем-то застарело кислым. Недавно мы нашли и подняли со дна «C18», исчезнувшую семь лет назад. Там тебе интересно, каперанг?
Да, говорит Меркулов.
Васильев, преодолевая алкоголь в крови, рассказывает каперангу, что было там. Его слушает весь центральный пост. Тишина мертвая.
Лодка сейчас на поверхности они вернулись в ту же полынью, в которой всплывали днем раньше. Последняя проверка перед боем.