Хождение в Кадис - Яков Шехтер

Яков Шехтер

Хождение в Кадис

© Яков Шехтер, текст, 2022

© Александр Кудрявцев, дизайн обложки, 2022

© ООО «Флобериум», 2022

© Александр Кудрявцев, обложка, 2022

Об авторе

Яков Шехтер родился в Одессе, окончил два института в Сибири, с 1987 живет в Израиле. Главный редактор литературного журнала «Артикль», член международного ПЕН-клуба, Я. Шехтер занимал призовые места в интернет-конкурсах «Тенёта», «Сетевой Дюк», был номинантом многих литературных премий, входил в лонг-лист Русской премии, стал лауреатом премии им. Ю. Нагибина. Главная особенность прозы Шехтера редкое в современной литературе соединение исторической достоверности, приключенческой увлекательности, мистической глубины.

«Это нетривиальная проза, сочетающая в себе парадоксальность мышления со стремлением глубже постичь природу духовности своего народа. Беру на себя ответственность рекомендовать российскому читателю Якова Шехтера».

Дина Рубина, писатель

«Яков Шехтер обладает даром сочетать обыденное с чудом, простое с парадоксом, современное с архетипичным. Это подкреплено мастерским стилем, чувством юмора и редким умением диалога. Магический реализм ставит писателя в ряд таких мастеров жанра, как Гарсиа Маркес, Алехо Карпентьер, Умберто Эко, Салман Рушди».

Катя Капович, поэт

«Яков Шехтер «ЧЕСТНЫЙ ПРОЗАИК». Его писательская честность проявляется во всем: в языке, выборе тем и персонажей, но особенно она заметна в мистических романах О небывальщине, чужих снах, параллельных мирах, таинственных учениях и Мастерах Яков Шехтер будет рассказывать, в точности так же, как если бы писал образцовый «бытовой рассказ» или документальную повесть».

Афанасий Мамедов, писатель, журналист, литературный критик

Часть I. Ересиархи новгородские

Тускло звякнули кандалы. Афанасий проснулся. В нос шибануло зловонием: еще бы, которые сутки ходит под себя. Руки и ноги скованы, шею держит железный ошейник с короткой цепью, прикрепленной к кольцу в стене. Обложили, будто медведя, почти невозможно шевелиться.

Вокруг тьма египетская, только светится серая полоска окна под потолком узилища. Значит, уже утро. Или вечер. Он потерял счет времени.

 Афанасий, слышишь пение?

Брат Федул из Юрьева монастыря. Тихий, невзрачный. Его-то за что сюда? Неужто и он мочился на иконы?

Перед глазами предстала картинка. Яркая, точно вчера виденная. Отец Григорий, высокий, дородный, с розовыми тугими щеками, густо обросший начинающей седеть бородой, ведет его, гостя, в отхожее место, первым поднимает испещренную жирными пятнами рясу, долго и с шумом выпускает струю, бесстыдно сопровождая громкими ветрами. Афанасий, морщась, занимает его место над зловонной дырой, но не успевает начать, увидев, как в глубине ямы светится золотом лик.

 Они, они,  басит отец Григорий.  Не ошибся.

Пораженный Афанасий отшатывается от ямы.

 Что, не можешь?  усмехается отец Григорий.

 Святые иконы,  шепчет Афанасий.  Святые иконы

Больше он не в состоянии ничего вымолвить.

 Да где тут святость?  гремит отец Григорий.  Идольское порождение, погань языческая! Отцы наши Перуну кланялись, а мы другого истукана отыскали. Только теперь шабаш, хватит. Пора православную веру возрождать, очищать от ереси. Тут нельзя церемониться: или они нас в яму, или мы их.

 Афанасий, Афанасий,  снова позвал брат Федул.  Неужто не слышишь?

 Нет.

 А я слышу. Чудный хор, ангельские голоса. Как чисто поют, сладко выводят. Ничего в жизни красивее не слышал!

 Да ты спишь, поди, брат Федул. Во сне и видишь некошное.

 Не-е-ет, не сплю. Знаешь, что сие означает, Афанасий?

 Блазнится тебе всякое, с перепугу или от слабости.

 Не-е-ет, это ангелы за мной пришли. Видно, пробил мой час.

 Не гневи Бога, брат Федул.

 Да разве так его прогневишь? Хочу рассказать тебе что-то. Послушай

Его голос заглушило скрежетание ключа. Дверь с пронзительным скрипом отворилась. Рыжий свет факела показался Афанасию ярче солнца. Он зажмурился.

 А ну, поднимайтесь,  раздался голос надсмотрщика. Того самого, что каждый день приносил узникам по куску хлеба и крынке тухлой воды.

 Этого первым,  надсмотрщик пнул Афанасия сапогом в бок.  Ошейник разомкни, а руки-ноги не трогай. Так добредет. Вставай, вставай, лихоимец!

Афанасий прищурился и сел. Кто-то грубо повернул его голову, задрав вверх и вбок, щелкнул замок, и шее сразу стало легче. Афанасий повертел головой и поднялся на ноги. Глаза привыкли к свету. Факел осветил каменное узилище с зелеными от сырости стенами, охапку слежавшейся вонючей соломы, на которой он провел несколько дней, коричневую рясу брата Федула, скрючившегося у противоположной стены.

Стражник в суконном синем полукафтане подошел к брату Федулу и одним рывком поднял его на ноги.

 Пошто рожу прячешь?  усмехнулся стражник, размыкая ошейник.  Стыдно, небось, за паскудство? Да стыдом уже не отделаешься. Кровушкой будешь рассчитываться, кровушкой!

Брат Федул, сухонький, тщедушный в народе таких исусиками кличут,  еле стоял на ногах. Оковы на его тоненьких запястьях казались огромными.

 Я перед Богом чист,  твердо произнес он.  А кровью меня пугать не нужно. Вся моя кровь принадлежит Всевышнему. Он ее дал, он и возьмет, если понадобится.

 Красиво поешь,  хмыкнул надсмотрщик с факелом. Его губы блестели от недавно умятого куска сала, а мохнатые брови шевелились, точно огромные гусеницы.  Ничо, колода уже готова, вот на ней заголосишь по-настоящему.

Идти оказалось сложно. Ноги и руки, занемевшие от долгого лежания, с трудом отходили. Узилище помещалось в подвале монастырской башни, узников сначала вывели на первый этаж, просторное помещение со стрельчатыми окнами-бойницами, а затем пинками направили к лестнице. Дневной свет, вольный и чистый, казался дивным подарком после мрака подземелья. До сих пор Афанасий и предположить не мог, будто столь простая и привычная вещь может превратиться в подарок, благословение Божие.

«А ведь свет и вправду благословение,  подумал Афанасий.  Нет света нет жизни. Как просто и как очевидно! Почему это раньше на ум не приходило?»

Стражник в синем полукафтане, шедший первым, наклонил голову и нырнул в темный провал, ведущий на лестницу. Камни низкого потолка были закопчены дочерна, ступени выщерблены, а стены до блеска отполированы рукавами. За стражником по узкому проходу еле тащился брат Федул; Афанасий, успевший прийти в себя, поддерживал его спину. От рясы Федула несло кишечной вонью и сыростью. Надсмотрщик с факелом замыкал шествие, то и дело ради забавы поднося факел к ногам Афанасия. Пламя обжигало, но Афанасий молчал.

«Эх,  думал он,  мне бы только оказаться без кандалов. Оружия не понадобится, эту ленивую подлую сволочь я голыми руками уложу».

Поднимались долго, лестница неспешно вилась вокруг башни, а бойницы, оставленные строителями для света и воздуха, почему-то были замурованы. Брат Федул часто останавливался и переводил дыхание. Его лицо покрыли мелкие бусинки пота, сверкавшие в неровном свете факела, грудь тяжело вздымалась.

 Да ты не жилец!  мрачно заметил стражник в полукафтане.  Сам помрешь, без палача. Вот что с человеком ересь творит!

 Человек не есть Бог,  ответил брат Федул.  Только Он решает, кому жить, а кому умирать.

 Это ты так считаешь,  реготнул стражник.  А у нас решение сие в руки палача дадено.

 Пошевеливайтесь!  рявкнул снизу надсмотрщик.  Там разберутся, кому когда помирать.

Заскрипела дверь, на лестницу хлынули свет и свежий воздух, и спустя минуту процессия оказалась на смотровой площадке башни. Выше была только кровля.

 Дышите пока,  бросил надсмотрщик, пряча факел от ветра.

Уходящее за горизонт солнце, словно по заказу, выкатилось из облаков. Серое предвечерье наполнилось розовым светом. Заблестела Волхов-река, засияло Ильмень-озеро. Господин Великий Новгород привольно раскинулся по обе руки. Белые своды монастырей, золото куполов Софийского собора, красный кирпич крепостных стен, деревянные терема богатых купцов, черные крыши изб, соломенные ряды посадов.