Сейчас пятьдесят, не считая отводков, бодро отозвался тот, подбрасывая в огонь дрова.
Отводки это рои?
Не совсем рои, роения стараюсь не допускать, меду убыток. От роя толку нет, хорошо бы на себя заработал, и семья, от которой рой ушел, тоже много не даст. Ну, если пчела не слушается и все равно собирается роиться, тогда отделяю отводок.
А что? вмешался в разговор Ворона, она и слушаться может? Она ж насекомое!
Кондрат скупо усмехнулся: «Знать бы, кто мы на этой земле так же уверенно, как ты про это говоришь, паренек».
А как ты вывозишь их, на чем?
Зачем вывозить? удивился пасечник, здесь они и зимуют, в омшанике.
А мед чем переправляешь? На вертолете?
Вначале во флягах храню, а к концу сезона на трелевочнике. не замечая иронии, спокойно ответил Кондрат.
Дорог мед? Оптом сдаешь или как?
И оптом тоже. Только невыгодно это. Оптовики цену вдвое сбивают. Наш мед он степному не чета. Пчелка его по капельке собирала с цветов, с разнотравья. Экологически чистый. Он как живая вода. Опять же цвет и запах. К нам за медом, считай, со всей области ездят. На кусок хлеба хватает.
Дед Цвигун хмыкнул: «Про масло забыл сказать».
Пасечник недобро усмехнулся: «А ты что, налоговая, доходы мои считать? И на масло остается. Пчеловоды бедно не живут».
Ребята, остановил он потянувшихся к мешкам милиционерам, Харч не доставайте, у меня хватит.
Михалыч, обратился он к Цвигуну, там, в избе, у окна, в ведре мясо на шашлыки маринуется, а шампура на полке над ним. Несите. Пока ребята в баньку сходят, как раз подойдет. И медовуха у меня тоже имеется.
Услышав про баню, парни ожили.
У тебя и баня есть? спросил Потапыч, озираясь.
А то как же! В тайге как без бани? Она и вылечит, и согреет, и опять же телу приятно.
Кондрат оказался еще не старым мужиком с тонким сильным телом, гибким и стремительным. Он напоминал чем-то ласку маленького лесного хищника, невероятно осторожного, умного и хитрого. Эта крайне симпатичная зверюшка своей свирепостью и кровожадностью вряд ли уступит волку. Так и пасечник был приветлив, в меру добродушен, но простачком не казался даже с натяжкой. Из глубины его ярких глаз проглядывала сила и недюжинный ум.
Я дровишек подкину, дружелюбно кивнул он, а вы похозяйничайте здесь.
И скрылся за кустами.
Дед, что за мужик? Он, может, знает про наше дело? спросил командир, чиркнув зажигалкой и с наслаждением затягиваясь.
Может и знает. Кондрат всю жизнь в тайге. Его здесь на тыщи километров каждый куст за своего держит. Вот вы его давеча лешим прозвали, так не сильно ошиблись. Если не леший, то в заместителях уж точно не первый год ходит. Он много чего знает. Только как ты думаешь, почему он при всем этом до сих пор живой? блеснул на него глазами Цвигун. От холодного и умного взгляда старика, Потапыч поперхнулся дымом. Дед хмыкнул: «Молчит вот и живой. Мы к нему пришли, до нас кто-то был, иначе, откуда мясо на шашлыки? Сам Кондрат редко охотится, уток стреляет, рыбу ловит, силки на зайцев и рябчиков ставит, а крупного зверя не берет. А тут вдруг оленина. Чтобы изюбра взять, надо охотником от бога быть. Он любителю не дастся. Чуткий и осторожный зверь. Хороший мастер здесь перед нами побывал. Только не спрашивай, все равно без толку. Кондрат никому ничего о своих гостях не скажет. А наезжать не стоит. Ты не смотри, что он добренький. Показуха одна.»
А не любишь ты его, лениво отмахнулся от надоедливого комара Потапыч.
Ага! А вы друг дружку, прям, так любите, что хорошо бы всем живыми дойти. Братья да и только. У нас счеты старые, вы к ним отношения не имеете. Не касается это вас, ясно?
Да не горячись ты! Он что, немец?
Это еще с чего? Самый русский и есть. Из кержаков.
Уж больно порядок у него здесь. Вон и трава низенько скошена, аккуратно, будто на газоне. Стерня ежиком торчит.
Нет, он сам в старой вере крещеный, и родители у него тоже старообрядцы. Ты Россию лапотную с нами не ровняй. Здесь Сибирь. Народ совсем другой. Немцы нам не указ, мы и не таких видали.
Отвернулась Россия от старой веры, сошла с дороги, вот и нет у нас удачи. За старое предательство расплачиваемся. И тут грехи не замолишь.
Никуда от политики этой не денешься, подумал Потапыч.
Дед разгорячился: Ты головой не кивай, защитником Руси-матушки кто перед богом? А Дмитрия Донского кто благословил? Сергий Радонежский. И позвольте вас спросить, как крестился он? Да двумя пальцами! И где вера истинная? Вот вы большевиков за церкви поруганные браните, а что ж Петра Великим прозвали? А это он из церкви и священников, которым о душах людей думать надо, стукачей наделал, и святую церковь на посмешище выставил. Вот и не стало веры. И не вернуть ее теперь, если в душах пусто. Вот от обиды той великой и плевал народ в революцию и на церковь, и на служителей ее тоже. Я вон в школе слыхал, учительница стихи читала, сильно мне понравилось: «Пальнем-ка пулей в святую Русь». А мы как молились уже не первый век, так и молимся. И не захлебывается здесь русский мужик самогонкой. И детишек в канализацию не бросаем.
Да уж чего-чего, а святости здесь хоть отбавляй. И мы тут, наверное, грибочки собираем. оборвал совсем уж нелепый спор командир.
Незваные гости рассыпались по пасеке, рассматривая лесное хозяйство.
Эй! Ребята, да тут у деда и радио, и телевизор, и музыкальный центр, электростанция своя, простыни с наволочками, и припасов на роту. Год отсиживаться можно! А медовухи! Вот житуха в тайге! Чистый курорт!
А то, как же! откликнулся вышедший из кустов Кондрат, Мы не нищие! Опять же люди добрые не забывают. Идите готова банька. Мыло там есть, порошок стиральный носки постирать тоже, обувь вымойте, у меня сушилка электрическая есть. Тяжело в мокром то.
Скоро тихое лесное озеро было разбужено радостным уханьем и криками ребят, выбегающих из разогретой бани и с разбегу бухающих в прохладную темную воду.
Ну и баня у тебя, хозяин, довольно прихлебывая обжигающий, с ароматом мяты чай, сказал Грек, Прям для министров. Здоровая, жаркая, дух в ней легкий. А веники, почему пихтовые? Парятся обычно березовыми.
Бабы березовыми вениками парятся. Мужскую силу дубовый веник дает или хвойный.
Как заново на свет родился! радостно заявил Потапыч, тяжело бухаясь на траву у костра и вытягивая ноги.
Хлебни, начальник, протянул большую кружку Кондрат. В ней отливал золотом густой пахучий напиток.
Медовуха! коротко пояснил он, ты пей, не сомневайся, на натуральном меду приготовлена и на хмелю настояна. Вон, ребята уже оценили. Предки наши очень уважали.
От терпкого сладкого питья по телу разлилось тепло и удивительная легкость. На душе стало хорошо, спало напряжение трудного дня.
Бархатная, мягкая и теплая опускалась ночь. Шашлыки из удивительно мягкого и нежного мяса на длинных проволочных шампурах, отдающие дымкой и пропахшие свежим таежным воздухом, были невероятно вкусными. Разогретые баней, медовухой, хорошей сытной едой, все дружно сидели на бревнах у костра, бездумно глядя на огненные переливы и слушая его успокоительный треск, от которого шел уют и покой. Удивительно безопасным и тихим казалось это уединенное место, отгороженное от суеты километрами непроходимой тайги, с его заботливым и приветливым хозяином, с темными силуэтами построек на большой поляне, ровными рядами мерно гудящих ульев, пропахших медом. На засыпающем лесном озере покрякивали дикие утки, и пенилась вода от множества рыбьих спин, и тихо плавали белые лилии.
На Пьяную Гору, значит, идете, продолжая начатый разговор, задумчиво сказал хозяин, Не вернулся, выходит, ИванИ словно решившись, обратился к Потапычу: Был он у меня, заходил на пути к Горе.
И что? осторожно спросил тот, говорил что-нибудь?
Нет, да я и не спрашивал. Он смурной был, сам не свой. И, помолчав, добавил: Напуган Иван был добре.
Дед, поерзав по бревну, поинтересовался, глядя в сторону: «А сам то что думаешь? Ты ведь там пасеку держал.
Ничего я не думаю, ушел тот от разговора, а пасеку я рядом с Горой ставил и, правда, на акацию. Чудные там дела. Оставил я племянника сторожить с дружком (медведь рядом ходил, не бросишь пчел разорит), а сам ушел за харчами. Две ночи не было меня. Иду утром назад, а дождь страшный хлынул, стеной стоит, аж сизо все от воды. Я под пихтой схоронился, жду, когда дождь утихнет. Гляжу: плетутся по дождю мои сторожа чуть живые.
Почему пасеку бросили? спрашиваю, Ушли почему?
Племяш мой паренек местный, не робкого десятка, тайга ему дом родной, вырос в ней, а тут лица на нем нет.
Всю ночь, говорит, ходил кто-то вокруг. Да до того страшно стало, что и костер не спасал. Они и стреляли, и кричали, и шумели. Думали медведь. Если зверь, какой, то ушел бы. А тут собака рвется. Кидается в палатку под ноги, прячется. А ты мою лайку знал, на медведя с нею ходил. А утром она опять за свое. Шерсть дыбом, пена из пасти, хрипит вся, трясется. Они ее отпустили, а она прямиком в сторону горы как кинется! И пропала. Весь день, считай, и не было, как ни звали, а искать побоялись. Ночь наступила они костер разожгли, спать боятся. Плохо без пса. И опять все им кажется, будто глядит кто-то из темноты. То ветка там хрустнет, то зашуршит под кем-то трава. А потом вдруг залаял Бой, завизжал. Метров сто или двести от костра. Да так страшно завизжал, что у ребятишек волосы дыбом стали. И визг этот страшный, взахлеб, как человек кричал Бой.
Я говорю: может, медведь задрал? Бывает и такое, хоть и нечасто. Миша зверюга хитрая. Отмахнется от собаки и уйдет восвояси.