Злые на непогоду и отсутствие голого рынка сбыта негры недовольно лаются под пальмой то ли очки «Пако Раббан» не поделили, то ли насчет УНИТА во мнениях разошлись. Там у них в Африке несладко. По радио недавно передавали, что во время бесконечных войн голодные повстанцы умудрились съесть (в прямом смысле) все племя пигмеев: ловили сетями и жарили на вертелах, как поросят.
Нету теперь больше пигмеев. Некого показывать туристам.
Вот тебе на! А я думал, что в Африке до демократии два шага, рукой подать, прыжок котенка! А тут такое! ООН, прежде чем демократию на Черном континенте вводить, пусть хотя бы каннибализм там искоренит, а то как-то неловко получается. Приведут, например, такого повстанца-людоеда в суд. Вуду-прокурор вопит с пальмы:
Ты пигмея съел? Съел. Мы знаем, не отвертишься.
Две коровы видели и три овцы подтвердят. Значит, ты право пигмея на жизнь нарушил. И мы, демократы, этого не потерпим!
А я голоден был. И у меня тоже есть право на пищу. И на жизнь. Если б не съел сам бы умер голодной смертью, отвечает повстанец, наученный шаманом-защитником.
И судья-колдун уже в растерянности: поди разбери, чье право выше: пигмея жить или повстанца не умереть с голоду?..
Вот такой рубик кубика.
На пляже люди впадают в детство: напялив панамки и трусики, роются в песке, копаются в грязи, кидают в море камешки, плюют в прибой, крутят обруч или бродят парами, поедая мороженое. Зачарованно глазеют по сторонам детскими глазами. Разевают рот на все, что идет, бежит, летит или плывет. Лапшу с ушей развешивают на общий плетень. Забыты все домашние проблемы. На первый бал выходит глобал. Где вкуснее мороженое: у этой толстой дуэньи или возле той паэльи? В каком ресторане рыба хрустит лучше? Где музыка визжит громче? Как найти туалет? Где наш билет? Панамки-бананки. Шлепанцы-халаты. В каком сервис-шопе доступней талон? Где телефон? Это какой район?.. Ночью мигает диско плафон. Утром море и сон. Первородный бульон.
После ночного шторма урны перевернуты. И местные капричосы рассеянно и печально кружат вокруг павших рогов изобилия сегодня явно предстоит разгрузочный день. Пикассо в кепке трет морщинистое лицо шкуркой от банана. Тощий Дон Кихот жует огрызок багета, тусклым оком заглядывает в купальные кабинки, ворошит рогатиной черные покойницкие мешки с мусором.
Небо неожиданно, как в кино, затянулось лиловой, похожей на раковую опухоль тучей. В зловещей тишине справа возникли черные точки птиц. Они летели по две, по три. Летели целеустремленно, молча, быстро. И от их молчания становилось жутко. Казалось, птицы покидают нашу землю навсегда. А за ними идет что-то неведомое, но страшное. Мрачные птицы на лиловом небе. Негры тоже с опаской косятся из-под пальмы наверх. Даже гном-капричос поднял к небу землистое больное лицо и со страхом смотрит на своих соперниц по раскурочиванию урн.
В зловещей тишине справа возникли черные точки птиц. Они летели по две, по три. Летели целеустремленно, молча, быстро. И от их молчания становилось жутко. Казалось, птицы покидают нашу землю навсегда. А за ними идет что-то неведомое, но страшное.
Странные вещи обнаруживаются на пляже. Пришел какой-то крепкий старик в панаме, усах и «семейных» трусах. С миноискателем, похожим на пылесос. Он водит трубой над песком, время от времени выкапывая что-то и кидая в заплечный мешок. Что собирает неизвестно. Какое железо может быть в песке? Потерянные колечки? Крышки от бутылок? Монетки? Или от властей работает, стальной мусор собирает, чтоб отдыхающие ноги не резали? Потом напишет отчет в небесную канцелярию «привет, мин нет, а найден стилет, кастет и корсета скелет».
Вот наглый негр-офеня мочится с колена: стоит лицом к морю в позе рыцаря и писает. Издали ни за что не догадаться, чем человек занят: завязывает ли шнурок, разглядывает ли что-то или собирает мелочь с песка. Век живи век учись.
Идут по кромке прибоя две женщины в одинаковых купальниках, что-то высматривают в пене. Вдруг одна нагнулась, выхватила из воды зеленую виноградину та давно металась в прибое среди щепок, тряпок и всякой прибойной дряни. Обсосала и съела. Зачем женщине эта виноградина? И вирусов не боится.
Припылили здоровенные усатые пожилые голландцы. Принесли с собой ворох полотенец и сетку стальных шаров размером с апельсин. Вот уже час нудно кидают их, стараясь попасть шаром по шару. Неторопливо делятся мнениями. Мерно и веско ходят и метко бьют, вызывая усмешки негров-разносчиков те считают под пальмой барыши, звенят мелочью, исподволь поглядывая на белых детей Севера, изволивших играть железом на солнцепеке. Будь у них столько денег, сколько у белых, они бы целыми днями лежали под опахалами и лакомились мозгом живых обезьян и мертвых пигмеев, а не бегали по жаре с чугуном. Не поймешь этих мбана! Совсем их бог ума лишил!..
Припылили здоровенные усатые пожилые голландцы. Принесли с собой ворох полотенец и сетку стальных шаров размером с апельсин. Вот уже час нудно кидают их, стараясь попасть шаром по шару. Неторопливо делятся мнениями. Мерно и веско ходят и метко бьют, вызывая усмешки негров-разносчиков те считают под пальмой барыши, звенят мелочью, исподволь поглядывая на белых детей Севера, изволивших играть железом на солнцепеке. Будь у них столько денег, сколько у белых, они бы целыми днями лежали под опахалами и лакомились мозгом живых обезьян и мертвых пигмеев, а не бегали по жаре с чугуном. Не поймешь этих мбана! Совсем их бог ума лишил!..
Инженер из Москвы (после второй «Столичной») пугал, что скоро-де ударит в Землю невиданный метеорит, продырявит ее насквозь. Вся вода уйдет в щель. Начнется вечный отлив. Постепенно дно морей и океанов обнажится. Люди будут сидеть на краях огромных бездн, заваленных миллионами тонн морской тухлятины. Мириады мух, слепней и трутней повиснут над гниющей плотью. Без воды загорится тайга и сельва. Вспыхнут джунгли. Затянутся дымами небеса. И люди погибнут от вселенского смрада раньше, чем от жажды и голода. Потом Земля высохнет и станет похожа на череп. Впадины океанов-щек, горы скул и полюс лба вот что останется от Земли. Радостный прогноз Давай лучше мадридской «Столичной» выпьем, пока метеорит в полете и море еще на месте!
Ночью метеорит не прилетел, но пляжное кафе, возле которого я обычно загораю, ночью было кем-то взломано. Сквозь пустую витрину виден пол в битой посуде и разноцветных лужах. Валяются ложки, ножи, пакетики чая. Агрегат для соков разворочен кувалдой. А к деревянному порогу прибита гвоздем раскрытая веером колода карт. К картам никто не прикасается полиции еще нет. Из косноязычной беседы капричоса в кепке и негра-офени я уловил, что сын хозяина не уплатил карточный долг, за что отец и поплатился. Вот тебе и испанские нравы! Не все так тихо, как кажется!
К концу сентября появились бывшие совграждане (льготные путевки). Высадился десант числом до двадцати, явно не из столиц. В ресторане сдвинули столы, заказали несколько бутылок вина, завели обычные разговоры о том, что утром персики давали, а вечером нет, и можно ли брать добавку на шведском столе, и кто что видел, и что где есть, и где чего нету, кого где обсчитали хитрые испанцы, и вообще где какой непорядок замечен.
А потом, после еще нескольких бутылок, был дружно пропет куплет «По долинам и по взгорьям». Официанты умилялись выгодные клиенты!.. Лишних вопросов не задают, ерундой не донимают, на чай со страху дают много и сами все понимают. Веселый народ!
И правда чего не веселиться? По долинам и по взгорьям дивизия добралась уже до Пиренеев, разбрелась по Лазурному берегу, обосновалась на Канарах, Карибах и Магрибах. И если кровавый маньяк Буш не ввергнет мир в пучину атомного добра, то можно будет продвигаться и дальше по пути Колумба. Странно, но почему-то всегда во главе мира должен стоять параноик, шизофреник, убийца или садист. Это закон, видно, такой, людям непонятный, но вполне ощутимый.
Скоро похолодает. Подует с моря ветер. Отдыхающие бросят мячи и воланы. Встанут, оглянутся. Застыдятся своей наготы. Напялят одежду и превратятся в скучных взрослых. И уедут. Станет холодно. Бог тепла скряга и жмот, все под себя жмет. Даст погреться три-четыре месяца, а потом баста, адиос до лета!
Капричосы и негры тоже приуныли: осень на носу, людей стало меньше, а проблем больше. Скоро некому будет бросать остатки мороженого в урны. Никто не купит «Картье» из Шанхая, никому не надо по дешевке штанов от «Версачи» и носков из дома Ферре.
Скучные взрослые разъедутся по своим туманным странам. Капричос отправятся в Барселону, Мадрид или Толедо, где круглый год людно, а значит, и не голодно.
На море приезжать весело, а уезжать грустно. Счастливы те, кто живет рядом с морем. Правда, они подчас не замечают его, как муж не видит каждодневной красоты жены. Но это их супружеские отношения, в которые влезать не стоит.
И в последний день, как обычно, по приморскому бульвару поедет мусорная машина и будет мохнатыми клешнями сгребать в свой ненасытный кожаный зоб мусор с земли. А потом, как всегда в полдень, спортивный самолетик чинно протащит на тросе дельтапланериста, похожего на крылатую душу, привязанную к телу.
Произведен последний заплыв. Брошена монета. Пора заводить мотор, сматывать удочки, сниматься с якоря. Еще надо отделаться от легкого и приятного сюра, которым окутывает испанское побережье в бархатный сезон, когда и уставшие хозяева, и притихшие гости тихо думают о будущем.