Кисть коснулась листа, появились следующие линии. Косая и выпрямляющаяся, потом очередная, перпендикулярно пересекающая предыдущую. И еще одна линия, мчащаяся вертикально вниз, но внезапно меняющая направление, устремляясь вверх, словно полет птицы, что пикирует к земле, а потом вздымается ввысь с пойманной добычей.
Кисть снова опустилась в краску.
Мэйко уже ничего больше не говорила, молча восхищаясь силой духа ребенка. Лишь взяла платочек и вытерла лоб господину Конэко. Незаметно поднесла ткань к носу и поморщилась, чувствуя гнилостный запах. Гнойный пот. У молодого господина Нагата опять появились гнойные выпотевания. Проклятая болезнь, проклятая загадка! Что же мучило этого ребенка, о боги и демоны?!
Наконечник кисти опять коснулся листа, вывел сложный квадратный рисунок. Ладонь, держащая ручку кисти, задрожала, мальчик болезненно скривился Кисть выпала из его ослабевших пальцев, наконечник проехал по листу, испортив всю предыдущую работу гадкой кривой линией.
Господин?.. Мэйко была готова обнять мальчика, проверить, что на этот раз его мучает, но он задрожал, лишь только она к нему приблизилась.
Он не хотел сочувствия, и оно было ему не нужно. Опеку он принимал лишь потому, что так пожелал его отец, но Конэко был таким же мальчишкой, как и все остальные, гордым, задиристым и желающим доказать всему миру, что может захватить его за один день.
К сожалению, при этом он был болен, а из-за болезни ужасно слаб. А еще он страдал, страдал каждую минуту, каждый день. И все же по-прежнему хотел быть стойким, вести себя как мужчина. И в каком-то смысле Мэйко должна была признать, Конэко был сильнее любого в Доме Спокойствия.
Медичка жестом велела принести воду и свежие полотенца. Она отставила в сторону бумаги, кисть и сосуд с тушью.
Было неплохо, господин мой, сказала она. Скоро ты научишься писать так же, как твой отец.
Ребенок кивнул. Да, мастерство письма, каллиграфия это было любимое занятие наследника. Любимое, поскольку он не мог, как другие сыновья даймё, учиться еще и бою на мечах и конной езде. Поэтому над каллиграфией они проводили время вплоть до самого позднего вечера. Так было и сейчас солнце давно уже зашло, а комнату освещал дрожащий свет ламп и свечей. Несмотря ни на что, господин Конэко хотел учиться.
Хотел вот только сил ему не хватало даже на это!
Госпожа Мэйко, спросил он. Моя болезнь я умру?
Девушка вздрогнула и посмотрела в сторону. Тут очень кстати открылись двери, и в них показалась служанка, несущая охапку полотенец и плошку с чистой водой. Медичка приняла от нее сосуд и бережно вытерла лоб ребенка от густой грязно-желтой жидкости, сочащейся через кожу. Это заняло много времени, а Мэйко еще сознательно затягивала процесс.
Но наследник клана ждал ответа.
Не знаю, ответила она наконец, не кривя душой. Мы не знаем, чем ты болен, господин. Я изучала записи древних медицинских авторитетов, великих ученых, как ниппонских, так и с континента. Ни в одной записи нет ответа. Да, твои симптомы там описаны по одному, по два но никогда все вместе.
Ну то есть то есть я уже должен быть мертв? заметил мальчик поразительно здраво. Но ведь я все еще жив. Все еще страдаю! Неужели этого хотят боги? Этого хочет Мудрец?
Мэйко нахмурилась. Она и сама задавала себе этот вопрос: неужели и впрямь боги были так жестоки, что позволяли ребенку страдать?
И было ли это дело богов или же демонов?
Не знаю, господин. Честное слово, не знаю, ответила она. Но я найду ответ, рано или поздно я найду его! А тем временем не теряй надежды. У тебя доброе и сильное сердце, господин Нагата. Боги наверняка видят это!
Мальчик улыбнулся. Несмотря на боль и крайнюю усталость, что-то блеснуло в его глазах. Радость. И надежда.
Двери снова раздвинулись, на сей раз в них стояла Закура. Черты ее лица в полумраке выглядели пугающе призрачными. Настолько пугающими, что молодой господин даже засмеялся.
Посланница богов явилась нас проведать? спросил он едко. А может быть, злой дух?
Мэйко опустила глаза, проявляя чудеса самообладания, чтоб не рассмеяться в ответ на слова мальчика. И правильно сделала, потому что Закура испепелила ее взглядом, будто ожидая какого-то ироничного комментария и со стороны медички.
Нет, господин мой, всего лишь посланница твоего отца, ответила женщина сварливо, который, кстати, рядом со мной.
Она отступила, пропуская вперед прихрамывающего господина Фукуро.
Закура сказал даймё, отведи, пожалуйста, моего сына на кухню и приготовь ему поздний ужин.
Но, отец, я не закончил писать!
Ты молод, еще успеешь а сейчас экономь силы. Мне надо поговорить с госпожой Мэйко.
Закура жестом подозвала наследника, а тот встал и медленно, с видимым трудом подошел к женщине. Они вышли, задвигая за собой двери. Господин Фукуро уселся на то же самое место, где только что сидел его сын. Взглянул на недописанный иероглиф.
«Тишина», сказал он медленно. Мой сын хотел написать «Тишина».
Да. Безусловно, так, мой господин.
Фукуро посмотрел на Мэйко. В глазах его тлел упрек. Но и уважение.
Я в обиде на тебя, Мэйко, сказал он. Девушка мгновенно пала пред даймё ниц.
Прости меня, господин! зарыдала она. Прошу у тебя прощения за все недостойное, что я могла совершить! Выбери мне наказание, я приму его!
Почувствовала, как ладонь старика касается ее плеча.
Вставай!.. послышался шепот. Вставай, девочка! Я в обиде на тебя но вина лежит на моей стороне.
Медичка подняла взгляд.
Г-господин? Она совершенно не понимала, о чем говорит даймё.
Мой сын задает тебе вопросы о своем состоянии, о своей болезни. Мне не нравится, что ты честно ему на них отвечаешь но вина в этом моя. Я виноват в том, что держу его в темноте незнания. Ему всего шесть лет он не должен знать таких вещей
Но, господин мой, я не лгу твоему сыну. Я и не посмела бы! Он задает мне вопросы я должна сказать ему правду!
Правду! бешено прошипел старик. Правду? повторил он уже спокойнее, будто задумываясь, что значит это слово. Я скажу тебе, что такое правда. Моя правда. Мой любимый сын Конэко болен. Настолько, что должен умереть уже давно, но все еще жив. Я сам замшелый старик, у которого сил даже меньше, чем у него. Наш род вымрет после веков могущества. Даже если Конэко чудесным образом поправится, он будет последним даймё клана Нагата. Мангуты захватят Ниппон на его глазах. Как знать, может быть, и его убьют. Да, пока еще мы не видим тут их черных знамен, но это лишь вопрос времени. Они уже захватили юг; Секай, Нобунага и другие, меньшие кланы повержены и уничтожены. Варвары задержались на поймах и болотах юга, это правда но в конце концов они форсируют их и тогда сразу набросятся на нас. Видишь, Мэйко, вот моя правда. Даже если Конэко выживет то станет свидетелем гибели своего рода. Неужели это и впрямь лучше
чем смерть от неизвестной болезни? подхватила медичка.
Господин Фукуро взглянул на нее, но не рассердился. Он доверял этой девушке, пожалуй, даже любил ее. Как дочку, которой так и не дождался. Многое ей позволял. По мнению некоторых, возможно, даже слишком многое. Но ведь именно Мэйко была тем источником света, что рассеивал мрак, окружающий гибнущий клан.
В твоем сыне, господин, много силы, сказала девушка. Не физической, но силы духа! Это воистину наследник великого рода, и если бы не слабое здоровье он стал бы великим воином, может быть даже тем, кто смог бы дать отпор мангутам. Я верю, его характер настолько крепок, что он вынесет любую правду, пусть даже и наихудшую. А я верю в себя, господин, верю в то, что сумею найти ответ на то, что его мучает. Что вылечу его!
Мэйко прошептал старый даймё после долгой паузы, в тебе больше силы, чем в любом из нас.
* * *Легкая конница вернулась из разведки под утро.
Дозорные немедленно вызвали командира. Кицунэ не пришлось будить у шомиё была беспокойная ночь. Он допоздна обходил лагерь, проверял бдительность часовых, убеждался, что расположение временных укреплений и палаток выдержит возможное ночное нападение. А когда уже оказался у себя, то лег спать, не снимая доспехов, с обнаженным танто в руке, ежеминутно ожидая нападения Змей. Проклятый, не соблюдающий никаких законов клан обожал именно такой стиль ведения войны атакуя внезапно, под покровом ночи, когда воины менее всего этого ожидают.
И когда посыльный появился у входа в палатку, Хаяи даже почувствовал облегчение. Ему не нужно больше было лежать в бездействии, размышляя о том, не кроется ли где-то там, в темноте, враг. Намного легче было перейти к активности, отдавать поручения и приказы, вновь контролируя ситуацию.
Он немедленно велел проводить себя к разведчикам. И замер, когда увидел их.