Наталья Ивановна, улыбаясь, подмигивала Анне:
Трудотерапия главное средство в борьбе за человека.
К вечеру следующего дня парень взмолился:
Тётя Наташа, а можно остальные дела на завтра перенести. Руки не гнутся. Я на тренировках так не уставал. Больно уж много у вас этих подушек да ковров.
Наталья Ивановна сжалилась и отпустила Егора на улицу. Отпустила, разумеется, с разрешения матери. Та была в студии, работала с учениками: обычную жизнь никто, даже такое грозное событие, как московская чрезвычайщина, не отменял.
Анна Петровна по телефону проинструктировала сына:
И чтобы не далее пятидесяти шагов от дома был. Ты понял?
От дома не отходить, это он понял, не понял только, что такое пятьдесят шагов и почему именно пятьдесят. Ну да ладно, главное, на свободе.
На площадке (она, кстати, от дома в сорока пяти шагах была) в окружении подростков сидел Николай, его позавчерашний коллега по прогулке в центре Москвы. Парень пускал кольца сигаретного дыма, пил пиво и рассказывал о событиях, в центре которых и он оказался. Увидев Егора, Колька поднялся с бревна:
Ну, где ты был?
Егор вместо ответа упрекнул парня:
Ты что куришь и зачем пиво пьёшь.
А тот, выбросив банку в кусты, принялся ёрничать:
Что курю? «Опал» курю. А пью да чёрт его знает, бурду немецкую пью! А мы что, маменьку боимся, нам что, соску только можно?
Егор прервал:
Кончай. Я серьёзно говорю, тренер узнает выгонит из секции.
Если ты не скажешь, не узнает.
Парни медленно пошли по тропинке в глубь леса.
И что там было? Рассказывай. По радио передавали, в центре стрельба была, жертвы. А потом сказали, вроде армейскую технику из Москвы вывели. Что ты видел, расскажи?
Николай остановился. Лицо его стало серьёзным и сосредоточенным.
Что я видел? Много чего насмотрелся. Вчера мы у Белого дома целый день тусовались, всё атаки ждали, а к вечеру наша группа в сторону МИДа пошла, собственно, народу туда много шло. Где-то около полуночи было, колонна броневиков шла по Садовому кольцу в сторону Смоленской площади. У тоннеля проход заблокирован, троллейбусы сдвинуты, но броники всё же шли, своей бронёй сдвинули баррикаду. А тут в сторону военных полетели камни, арматура, пустые бутылки, мусор и прочее. Но я видел и бутылки с горючим, пламя, народ на технику лезет. Мы далековато стояли, но видно было всё. Вдруг выстрелы. На одной БМП обзор закрыт, и башня крутится, машина взад-вперёд ёрзает. Машину подожгли. Экипаж выскочил. Что уж с бойцами сделали, не знаю. Народу много, да ещё ночь, освещение слабое. Вот так было. Мы долго там не стояли. А сегодня я узнал, троих положили. Военных вроде среди них нет. Ну а потом мы охраняли до утра здание МИДа и по домам.
Парни расстались молча. Говорить было не о чем. Егор поспешил домой, отец может подъехать.
2
Утром 21 августа техника и личный состав Московского гарнизона по приказу министра обороны были возвращены в места постоянной дислокации. Командиры частей и соединений доложили о приведении вверенных частей в исходное состояние.
Доложил о состоянии дел и подполковник Седов. Собственно, в его части в те грозные дни ничего необычного не происходило. Машины на местах, люди тоже. После 17 часов офицеры и прапорщики, не задействованные по службе, потянулись в сторону КПП. Седов также решил отправиться домой. А перед отъездом зашёл к замполиту. В кабинете Сергея Павловича столбом стоял табачный дым, на столе бутылки, нарезанная большими кусками колбаса, сало, огурцы с помидорами и хлеб. Когда дверь распахнулась, присутствующие Пал Палыч Мыльцов и два складских прапорщика, не сговариваясь, посмотрели на Андреева, мол, что же ты, тудыть твою дверь не закрыл.
Андреев не растерялся:
Товарищ командир, стол накрыт, прошу! Ваш тост первый.
Седов по раскрасневшимся лицам понял, что все тосты сказаны, а по злющим глазам Мыльцова видно было: по-доброму командира здесь не вспоминали.
Я не понял, товарищ замполит, это что же за мероприятие у вас. Воинская часть не кабак, что вы себе позволяете.
Мыльцов ухмыльнулся:
Ну, вам с Сергеевым можно, а почему нам не выпить, тем более что повод есть. Как-никак Россию отстояли, демократию защитили.
Антон понял, разговаривать с этими людьми сейчас бесполезно.
Закругляйтесь, господа. Завтра поговорим.
Он повернулся и вышел. Домой не хотелось. И вообще куда-либо ехать, что-либо делать желания не было. Седов понял, это элементарная усталость. Зашёл в кабинет. Снял трубку телефона, набрал домашний номер. Трубку взяла Наталья Ивановна.
Передайте Анне, я выезжаю.
Встреча с семьёй приободрила Антона Ивановича. Уже после ужина, видя родные лица, улыбки детей, он понял: дом, семья, родные и есть главный источник силы и бодрости человека. Оно и впрямь, несколько часов дома и ты заряжен энергией. Однако он был не прав, это не часы были, это было мгновение, и это мгновение растворилось в момент с утренним звонком будильника.
Надо вновь ехать на работу.
А там его ожидали новости. В часть прибыл следователь военной прокуратуры.
Здравствуйте, Антон Иванович. Старший лейтенант Зверев, военная прокуратура округа.
Седов кивнул, руки не подал. Его покоробило поведение старлея: встретил старшего по возрасту и званию сидя, причём сидя в кресле командира части.
А ничего, что вы на моём рабочем месте находитесь?
Старший лейтенант, ничуть не смущаясь, ответил:
Пока ваше. Командиры приходят и уходят, а это всего лишь стул. Я не на вашем месте, слава богу, просто на стуле сижу.
Видно было, парень упивается своей значимостью и властью. Но с кресла встал.
У меня к вам, товарищ командир, несколько вопросов.
Зверев вновь присел к столу, теперь уже не на кресло командира, достал из объёмного портфеля папку, минуту ковырялся в ней и, вынув несколько листков, обратился к подполковнику:
19 августа, прибыв в гарнизон, вы подняли часть по тревоге и подготовили людей к выходу для участия в блокаде российского Белого дома. Чьё распоряжение вы выполняли? И следующий вопрос: командирам подразделений, заместителям вы заявили, что всячески поддерживаете ГКЧП. Это ваша личная позиция или вы передали подчинённым чьё-то мнение? И третье. С бывшим командиром подполковником Сергеевым в тот же день вы пьянствовали в этом кабинете, при этом хаяли президента Ельцина и правительство России. Так?
Седов сидел молча. Он с трудом сдерживал острое желание врезать в эту холёную физиономию кулаком.
Зверев напрягся, чувствовал, что переборщил. Лицо начало краснеть, руки подёргивались. Седов, видя такую реакцию, в душе похвалил себя за выдержку.
И с чьих это слов обвинения, товарищ старший лейтенант? Вы понимаете, всё, что вы сейчас сказали, это очень тяжёлые обвинения командиру. За это можно и ответить.
И ответим. Вот у меня два заявления, подполковника Мыльцова, вашего заместителя, и замполита части. Что вы на это скажете?
Седов встал, всем своим видом показывая, что аудиенция завершена.
Товарищ старший лейтенант, я вас больше не задерживаю, у меня много дел. Честь имею.
Старлей растерялся, он, видимо, не привык к такому обращению.
Что же, мы с вами в прокуратуре теперь встретимся.
Седов уже не слушал следователя, он шёл на построение.
Несколько дней прошло в суете и заботах. Дел у командира действительно невпроворот. Он уж и забыл о старшем лейтенанте. А тут вдруг вызов к руководству. Приглашал полковник Беляев, тот самый, с кем он имел честь общаться несколько раз по телефону.
В огромном кабинете полковника Седов почувствовал себя неуютно. Не располагал к хорошему разговору этот кабинет. На то, видимо, и были рассчитаны высокие стены, обитые древесно-стружечной плитой цвета тёмного дуба, люстра, размерам которой мог позавидовать Большой театр. На стене, прямо за креслом полковника, зияла огромная светлая ниша. Видимо, в этой нише был портрет президента Союза, не успели другой разместить.
Беляев увидел взгляд Седова на пятно, улыбнулся:
Да, вот и я иногда думаю, здесь и портрет Ленина, и Сталина размещался, Хрущёва, других руководителей. Думаю, может, портрет Жукова повесить, а?
Вопрос был риторический и задан был для того, чтобы разрядить обстановку. Ну что же, разрядил. Но комфортнее Седов себя не почувствовал.
Садитесь, Антон Иванович. Рассказывайте, как служба идёт?
Антон сел в кресло у огромного письменного стола. Сел и сразу в нём утонул. И здесь был свой расчёт. Сел в глубокое кресло, вроде как в нём и растворился. Полковник теперь казался огромной глыбой, висящей над Седовым.
Да, это они, аппаратные штучки
Седов постарался коротко изложить свои первые впечатления о части. И о первых шагах рассказал. Он специально именно так построил доклад. Месяц в должности, за это время многого не решить, но вот то, что стоит подправить, он увидел, о том и доложил. О заместителях не распространялся, он их не выбирал, с теми, кто поставлен, с теми и работал. Но Беляев сам затронул эту тему.