Московские заметки - Анна Романова 2 стр.


А вот такого! Я начала злиться.

Летела, ехала. Нашла наконец-то эту кафедру, а она закрыта. Мне нужен мой сертификат, и никуда я отсюда не уйду! Сяду и буду ждать, хоть до утра.

      Тут пришла спасительная  мысль: а не позвонить ли мне на саму кафедру? Что-то же делать я должна.

Без промедления в интернете я разыскала номер телефона.

Через три гудка трубку сняли, на моей душе потеплело. Прилив надежды, что сейчас все решится.

 Алло, кафедра вас слушает,  женский голос с грузинским акцентом сразу привёл меня в чувство.

 Я хотела бы забрать свой сертификат,  спотыкаясь я ответила, напрочь позабыв про «здравствуйте».

 Так приходите и забирайте, не вижу никаких препятствий вашим желаниям,  продолжил женский голос, но уже более строго.

Как первоклассница, я сжалась от страха и протараторила.

 Так как же я к вам попаду, если вас там нет, и дверь закрыта. Я стучу, стучу

 Дорогая, так перед вами все двери будут закрыты, если так нерешительно ручку дергать. Да и стук слабоват у ваших желаний. Сильнее давите на эту ручку, и стучите понастойчивее.  Хотя нет, стойте на месте. Сейчас я вам ее открою.  Толку-то, если такая нерешительная,  отчитал меня женский голос, причём акцент почти не был заметен.

Пришла мысль вот и нарвалась на очередные нравоучения и приготовилась к следующей словесной тираде.

      Массивная металлическая дверь с лязгом распахнулась. В дверном проеме стояла стройная высокая  особа, с аккуратно подстриженной копной вьющихся волос, с пронзительными тёмными глазами и орлиным профилем. Ее халат был безупречно отутюжен и похрустывал при движении.

      Стало понятно, что она принадлежит к старой гвардии кафедралов, что не признают цветастых принтов и расхлябанности.

      Я не смогла определить даже на глаз ее  возраст, вероятно, за пятьдесят и выше. Но разброс оставался большим, и интрига нарастала.

 Как ваша фамилия?» спросила она меня официально.

 Романова, я  но не успела закончить себя представлять, как она протянула ко мне радушно руки, почти обнимая увлекла за собой прохладную глубину кафедры.

Тут же показалось, что мы знакомы тысячу лет и два месяца.

 Доктор, что же вы так долго к нам ехали, откуда?  спешила  она расспросить. Вот он лежит ваш сертификат, ждёт! Новенький, подписан всеми, только осталось вручить!

Сказать, что я растерялась ничего не сказать. Мегаполис, Москва, уйма учебных заведений и тут оказывается, меня  не только знают, но и ждут!

 Так, а Вы знаете, когда этот заведующий  из Пскова приедет?  с улыбкой  спрашивает меня она.  Вы ему скажите, чтобы поспешал, я тут его сидеть и ждать не буду. У меня других дел полно!

Я не знаю того патолога, который  в Пскове живет, ни где он работает, но кивнула головой, что обязательно все передам  в Псков и напомню о его документе. Кому я звонить буду, представления не имею. Но расстраивать ее мне совсем не захотелось.

В ее уютном кабинете на столе и на полках с книгами стоят фотографии. На них моя собеседница и незнакомые мне люди. Но судя по осанке и стати профессора, ученые.

      Она зацепила взглядом, ей польстил мой интерес к фотографиям и тут же поспешила сообщить: «Вы знаете я подруга Автандилова? В следующем году мы празднуем его столетие. Вы приглашены?»

      Тут я опешила. Неужели она видела самого Автандилова, который  написал столько учебников и руководств по нашей дисциплине? Его книгами завален мой рабочий стол. И сколько ей самой лет, если ему уже почти сто? И есть ли шанс, что меня пригласят на его юбилей?

Собеседница прищурила глаза и хитро улыбнулась:

 Что, дорогая, вы возраст мой высчитываете?

 Так вам пятьдесят!  чтобы как-то выкрутиться из ситуации поспешила я ответить.

Тут она засмеялась, слегка покачиваясь из стороны в сторону:

 Да, дорогая, Вы угадали, именно столько мне было до 1917 года. Не стану говорить сколько мне, не поверите. Смотри ещё, какая я худая.

Она протянула мне руку с тонким запястьем. Его без труда можно обхватить двумя пальцами.

 Вот похудела  один раз и баста. Расстраивалась, молчала. Все у меня искали и ничего не нашли. Ведь мы же врачи сами умные. Сами у себя все ищем, находим и даже в микроскоп эту дрянь опухолевую рассматриваем, которая завелась.

С этим доводом я была согласна полностью, так как сама грешу методом «спаси себя сам, поставь диагноз».

После мы говорили легко и непринуждённо о наших диагнозах, диссертациях и книгах, как давние коллеги.

 Дорогая, вы уже не девочка. Почему тянете с докторской. Ай, ай! Три года поработайте с усердием и на защиту. Время теряете!  увещевала моя новая знакомая.

И я погрузилась в атмосферу кафедральной жизни, позабыв о родном маленьком отделении патанатомии где-то на краю света. Там я простой врач, без высокого полёта. А тут сам Автандилов писал книги, свидетели этому она и эти стены.

На прощание меня одарили парой  методичек о предстательной железе, ДНК идентификации и родительским напутствием: «с Богом». Дальше по делам я не поехала.

По дороге купила сливочный пломбир, нашла уютную лавочку под кустом сирени и уселась мечтать о великом: науке, кафедре и открытиях.

Пломбир исчез, я проверила на месте ли сертификат и набрала рабочий номер телефона родной патанатомии, чтобы спросить: как они там, без меня?

Там труп

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники»»  приятный женский голос сообщает мне, что нужно поторопиться выйти на моей станции. Извиняюсь за свою нерасторопность, протискиваюсь к выходу через пассажиров, а те недовольно смотрят на меня с немым вопросом: «Ты че, мух ловила, командировочная?»

Радуясь своему освобождению, я вышла из вагона электропоезда на станции Красносельская.

Спешу.

Боковой взгляд цепляет фигурку плачущей девушки, она сидит на скамейке, смотрит в одну точку. По лицу текут подкрашенные тушью слезы.

Моя совесть не даёт пройти мимо.

А если у девушки все в порядке со здоровьем, и сейчас она переживает глубокую душевную драму? Вот бросил ее любимый человек и развернёт меня с моим участливым видом на все четыре стороны: поспешайте дамочка, не оглядывайтесь.

 Нерешительно обращаюсь: «Девушка, вам плохо?»

Она медленно переводит взгляд, но не на меня,  куда-то в строну.  Снова потекли слёзы.

 Там труп лежит,   огорошила меня девушка.

В голове пронеслось: случилась трагедия, или «трагедия-трагедия». По шкале несчастий трагедия смерть от сердечного приступа на перроне, а «трагедия-трагедия»  когда тебя переезжает поезд.

Признаюсь, что ни к одному развитию событий я сегодня не была готова. С утра были шикарные планы: художественный магазин, кофе с огромным штруделем.  Далее  ждали выставка русских импрессионистов и салон пряжи. Вот как я хотела провести этот прекрасный день. А там труп!

 Девушка, а где он лежит?  аккуратно спрашиваю и при этом оглядываюсь вокруг.

 В вагоне он. На полу лежит, руки в стороны,  снова принимается всхлипывать девушка.  Его уже накрыли, значит труп точно мёртвый.

Меня всегда пугала внезапность. Я не люблю ночные звонки, которые предвещают плохое. Что тут говорить про смерть, которая выщелкнула человека вот так, мимоходом.

Девушка продолжает ловить ртом воздух, глаза сверлят одну точку. Мимо идут и идут люди, и мне бы тоже пойти.

Но я не уйду. Моя натура состоит из неудержимого желания хоть немного побыть в драме и проявить участие.

 Девушка, наберите воздуха побольше и потихоньку его выдохните,  придумала тут же я. Ни в одном из руководств по первой помощи этого не прописано.

Она послушно повторила. Глубоко вдохнула, и со свистом медленно стала выпускать воздух. При этом ее щеки надулись как два теннисных шарика. От этих действий видимо ей стало легче, и она смогла говорить.

 Я здесь живу уже шесть месяцев, почти привыкла к Москве. Сильная стала, но к трупам еще не привыкла. Я их боюсь!  посмотрела уже на меня и задала неожиданный вопрос.  А вы боитесь трупов?

 Очень боюсь!  чистосердечно призналась я.

 Вы, наверное, врач?  уже с интересом продолжила девушка. Плакать она перестала.

Вот это поворот, что делать? Придумать, что я терапевт? И с приличным лекарским видом смыться? Но я не Остап Ибрагимович Бендер, и, когда вру, на лице зажигается ярко-красный прожектор.

 Я патологоанатом!  выпалила я чистосердечно. Ждала нового потока слез, «аханья» и «фуканья».

Но этого не случилось. Она громко высморкала маленький носик в бумажный платок, достала зеркальце и принялась со спокойным видом вытирать потеки туши и при этом заинтересованно поглядывать на меня, как на новый экземпляр в зоопарке.

 Патологоанатом, который боится трупов Интересненько как, Люсе расскажу! И выглядите, я бы сказала, так прилично, с прической даже. Никогда бы не подумала, что в вашей профессии есть такие. А как вы еду готовите? Сами? Вас не тошнит? А дети у вас есть?  у приободрившейся девушки оказалось очень много вопросов.  Видимо, трупов она перестала бояться.

Назад Дальше