Еще одна новинка этого года и тоже новая искренность поколения тридцатилетних повесть «Типа я» Ислама Ханипаева (издательство «Альпина. Проза»). Перед нами история, рассказанная от первого лица второклассником из Махачкалы. Он живет в приемной семье, почти не помнит погибшую два года назад маму и совсем пропавшего отца, учится в школе и сталкивается с буллингом и массой других детских и не очень проблем. Отчаянно пытаясь разобраться в себе, он создает «идеального взрослого» воображаемого друга и наставника Крутого Али и обсуждает с ним все, что по-настоящему его волнует. Фактически перед нами монолог ребенка, разложенный на два голоса, поэтому по ходу повести так заметно меняется не только Артур, но и Крутой Али. Он зеркало мальчика, отражение его внутреннего «я». Рассказывая ребенку о том, как надо себя вести, чтобы быть крутым, он формирует его поведение в школе и дома, работает внутренним психологом. При этом настоящему школьному психологу наладить контакт с мальчиком не удается. Кстати, сам по себе детский психолог в русскоязычной художественной литературе герой совсем новый, отражающий современные реалии. Помимо повести «Типа я», этот тип героя появлялся в романе Рагима Джафарова «Сато» (получившем приз зрительских симпатий в прошлом сезоне «НОСа»). Причем не просто появлялся: там это один из двух главных героев, так что определение «психологическая проза» приобретает теперь новые коннотации.
Для того чтобы найти себя и двигаться в будущее, герою Ханипаева сперва нужно победить призраки прошлого. И скидок на юный возраст писатель герою не делает: Артур, продолжая во всем советоваться с Крутым Али и вести свой «Дневник суперкрутого воина», отправляется на поиски сведений о своих родителях. И чем больше он узнает, тем сильнее меняется и тем сильнее меняется сидящий в нем Крутой Али. Ханипаев рассыпает для читателя по тексту подсказки, заставляя притормозить и заметить эти изменения. Например, один и тот же вопрос мальчик задает воображаемому другу трижды в начале, середине и конце повести. И тон, и суть ответа на него очень заметно отличаются.
Вера Богданова своим романом дает возможность говорить и бороться женщинам, которые привыкли молчать и терпеть. Ислам Ханипаев пишет о том, что каждый человек, независимо от возраста, имеет право на поиск собственной внутренней точки опоры, выстраивание внутренней крепости, которая позволяет выживать в далеко не всегда приятном социуме.
Дети, которым «еще пока рано и подрастешь поймешь», безмолвные женщины, жертвы психологического и физического насилия все они обретают голос в современной литературе, в текстах, которые читаются, обсуждаются, попадают в списки крупных литературных премий. И это и есть новая искренность и новая социальность.
Денис Журавлев
Родился в 1986 году. Окончил Историко-архивный институт Российского государственного гуманитарного университета по специальности «международные отношения». Кандидат политических наук. Автор пятнадцати научных статей, преподавал в вузе, в качестве научного руководителя помогал писать и редактировать курсовые работы и дипломы. С 2015 года лет работает аналитиком в области науки и образования. Последние три года автор и главный редактор ведущего профильного телеграм-канала.
Прошел курс BAND «Как писать прозу. Искусство истории» (20212022).
Трус во спасение
Слабое подобие дороги обрывалось на опушке леса. Местные и дачники предпочитали добираться сюда на машинах, а затем идти пешком кто по грибы в чащу, иные купаться и ловить рыбу налево к речке. В будний день, в темно-серых тяжелых сумерках, под осенним жестким ветром здесь было пусто. Лишь двое нервно ходили туда-сюда по небольшому пяточку земле.
Костя! Мы должны их опубликовать, горячо настаивала Катя. Недобрый огонь, затаившийся в глубине темно-карих глаз, сулил муки ада всем несогласным.
Никому мы ничего не должны, холодно парировал мужчина, кутаясь в пальто. Он то и дело поправлял очки, вздрагивая от каждой фразы спутницы.
Посмотри! Она вырвала папку из Костиных рук и, пробежав пальцами тонкую стопку листов, достала один из них. Здесь все: бюджеты, смета, каналы распространения. Они просто врут.
Врут, пробормотал мужчина в ответ и уставился на лес.
Злая взъерошенная ворона сидела на ветке, пытаясь не свалиться под очередным порывом ветра.
Посмотри! Она вырвала папку из Костиных рук и, пробежав пальцами тонкую стопку листов, достала один из них. Здесь все: бюджеты, смета, каналы распространения. Они просто врут.
Врут, пробормотал мужчина в ответ и уставился на лес.
Злая взъерошенная ворона сидела на ветке, пытаясь не свалиться под очередным порывом ветра.
Большой палец, от которого он нервно отковыривал ногтями кусочки кожи, решил сдаться и позволил оторвать от себя целый лоскут. Мужчина взглянул на стремительно набухавшую каплю крови, что грозила размазаться по всей ладони. Он порылся в карманах здоровой рукой и, не найдя ничего, просто облизал палец. Его собеседница ждала.
Год назад мы не были такими трусами. Катя поморщилась на последнем слове.
Год назад мы были нищими, пробурчал Костя, откусывая лоскут кожи с несчастного пальца.
Катя окинула его презрительным взглядом и на этот раз отвернулась сама. Костя удивленно посмотрел на нее, и с этого момента мелкая дрожь била его уже не переставая.
Катенька, дорогая заискивающе начал он, но запнулся.
Я знаю все, что ты хочешь мне сказать, но я все решила, огрызнулась она, соизволив повернуться к Косте.
Конечно, ты же у нас умнее всех, зло ответил он. Решила она. А ты подумала, чем это кончится?
Неважно, резко осадила Катя. Документы могут быть у кого угодно, они ничего не докажут.
Костя взглянул на девушку, которую безответно любил уже семь лет.
Публикация будет наша значит, это мы, тоскливо вздохнул он.
В прошлый раз ты тоже сомневался, но все закончилось хорошо, еще раз зашла с того же угла Катя, почувствовав знакомую слабину. Даже отблески пламени в глазах стихли, она немного улыбнулась, предвкушая привычную победу.
* * *Год назад они сидели у нее дома на тридцать седьмом этаже новенького небоскреба. Костя курил сигарету за сигаретой, и только что купленная Катей мебель постепенно теряла свой блеск в облаке серого дыма. Она не сомневалась, что сможет убедить его в чем угодно. Сломался он после фразы «Я лучше уволюсь и уеду с Юрой». Катя увидела, как тогда Костины плечи поникли, даже глаза будто заслезились. Она запомнила этот прием.
Я и тогда был против, сказал он, возвращая девушку в реальность.
Костя помнил, что произошло спустя три дня. Помнил убогую обстановку кабинета майора, перегар и красную рожу. Служака брызгал слюной и орал что-то про интересы государства и долг каждого. Запомнилась только финальная фраза: «Батрачить будешь на нас или сядешь». Катя обо всем этом не знала. Он не сказал ей, оберегая, как и всегда.
Никто нам ничего не сделает, сказала девушка. Костя молчал.
Если ты так боишься за свою зарплату начала Катя.
При чем тут зарплата, взвился мужчина, срываясь на шипение. Дай сюда папку, истерично крикнул он, а затем дернул ее из рук девушки.
У той остался лишь один листок. Костя потянулся и за ним. Катя увернулась, толкнула его, он повалился в грязь.
Трус, сплюнула девушка, развернулась и быстро пошла к Костиной машине, на которой они оба приехали поговорить без лишних ушей на опушку леса.
Костя лежал в грязи, он чувствовал, как заползает мокрый холод в дорогие итальянские ботинки, пятнами уродует пальто тонкой английской шерсти. Ему было все равно, он даже не стал поднимать из мерзкой жижи свои очки. Просто лежал и плакал.
Ему было страшно и больно, как в детстве, когда родители ушли в гости к друзьям, а в доме отключили свет. Маленький Костя тогда сидел под столом, забившись в самый угол, и дрожал. Мама вернулась лишь под утро, уставшая и посеревшая. Накричала и отшлепала мальчика. Потом разрыдалась сама и сказала, что папе пришлось срочно ехать в командировку.
Только спустя десять лет Костя узнал, что его отца отправили в психушку. В пьяном угаре он подрался с друзьями и чуть не убил маму. Больше папу он не видел никогда тот так и не вышел из больницы.
В свои тридцать пять Костя рыдал, как в детстве под столом в темной квартире, и много раз после, когда его мама сама стала выпивать и вычеркнула сына из жизни.
Он боялся своих кураторов в строгих костюмах, которые сменили пьяницу-майора. Те несколько раз звонили ему, многозначительными паузами и смешками намекали на болезненные последствия. Они давили на самое больное: на старушку-мать, все еще пьющую и выжившую из ума, на будущие унижения в тюрьме и нищету после, на незавидную судьбу Кати.