Летом шестьдесят пятого мы купили телевизор! Название его было прекрасно, как и он сам " Изумруд». Экран пятьдесят девять сантиметров по диагонали, светло- кремовый, по бокам отделанный светло- коричневым деревом. Поверх экрана была натянута незаметная зрителю, но защищавшая его в случае взрыва этого агрегата пластиковая пленка. Зеленоватый экран становился голубым от щелчка маленьким алым рычажком справа. Вскоре мы купили к телевизору и тяжеленький цвета какао стабилизатор напряжения для ликвидации помех и предотвращению поломки. Очень качественный и долговечный телевизор. Первый художественный фильм, который я по нему увидел, был «Золотой ключик»! Это был катарсис! «Далеко, далеко, за морем стоит золотая стена. В стене той заветная дверца, за дверцей Большая Страна!» сквозная музыкальная тема, как бы сейчас сказали саундтрек этой кинокартины. Дядя Витя красиво это напевал. Я и сейчас, когда изредка показывают этот фильм, смотрю его с удовольствием!
С бабой Женей мы ходили в открытый недавно магазин «Спорттовары» на Ленина 53 смотрели на разный спортинвентарь, там же купили мне пряжку солдатского ремня со звездой, которую я потом носил с бывшим маминым широким желтым клеенчатым поясом и чистил зубным порошком из белой круглой картонной коробочки. Была у меня еще металлическая коробочка с видом Красной площади. В ней у меня лежали медовые акварельные краски. А к ним худфондовская колонковая кисточка. Такие краски были самыми лучшими из акварельных Они имели изначально цвета морской волны картонную коробочку с красным глазком
В июне мама решила показать мне Москву. В тридцать третьем году Володя Егоров, мой папа, шестилетним мальчишкой приехал с отцом, мамой и сестрами в поселок Коммунарка, рядышком с Москвой. Коммунарка уже несколько лет находится в черте Москвы, со стороны метро «Теплый стан». Не зря ли он, такой яркий талант, по окончании учебы в Москве, оттуда в пятьдесят первом в Свердловск уехал. Поди ка не зря. Да и в противном случае я бы тогда не родился.))
Перед поездкой мама мне говорила: " Москва, Красная площадь, Третьяковка! Увидишь папиных сестер тетю Полину и тетю Марию! Полина такая красавица! Какие у нее русые косы!» И вот мы поехали в шикарном мягком вагоне сверкающего чистотой поезда Свердловск- Москва. Ехали весело, с очень хорошими лет шестидесяти женщинами. Одна была пополнее и на вид попроще с рыжевато- седыми назад волосами, со мной разговаривала весело и с интересом. Рассказывала мне сказку про Иванушку-дурачка, но когда он еще не стал, как во всех остальных наших сказках, самым умным и ловким, а был и вправду дурачком, лохом, как сказали бы мальчишки на сегодняшнем слэнге. Ему объясняют, что он не так сделал, ведь надо так-то и так-то. «А, понятно!» говорит он. И в следующий раз применяет этот совет к совсем другой, совсем неподходящей, ситуации. Ой, и смеялись же мы! И вторая женщина, худощавая, интеллигентная, в круглых роговых очках на верхней полке справа, тоже ввернула короткую, но смешную историю. Так что доехали, можно сказать, на одном дыхании.
Глава тринадцатая. В Москве и Подмосковье
На Ярославском вокзале нас, горячо обняв и расцеловав, встретила тетя Полина. Очень хорошая, глаза некрупные, чуть болотного цвета, но смеющиеся, искристые. Худенькая, остроносая, волосы назад, заплетены пучком, как у многих тогда. Одета в темно- синий, почти мужской, пиджак с острыми вверх лацканами. Голос тонкий, негромкий, с приветливым юморком доброго, жизнелюбивого человека. Мне тетя Поля понравилась сразу, правда, ничего общего с маминым словесным портретом в ней точно не было.
Москва шумела многолюдьем, летняя, всегда щедро мытая поливальными машинами, большая, облицованная коричневым гранитом основаниями домов нна Горького, державно имперскими интерьерами станций метро. Чудесная подземная сказка. Наш советский Град Китеж, веками грезившийся народу не только на дне Светлояра, но всюду в озерных, речных и морских отражениях. И врагу никогда не добитья, что б склонилась Твоя голова, дорогая моя столица, золотая моя Москва!
. Мне сразу понравилась Коммунарка. Всё вокруг цвело и благоухало! Тетя Поля жила в двухэтажном благоустроенном доме на первом этаже. Работала птичницей, была настоящим передовиком производства. Птичницей- отличницей! Прекрасно и задорно танцевала. Они с мужем, Александром вроде бы, к этому времени уже разошлись. Он, военнослужащий, пожарный, участник войны, нашел себе женщину на стороне, тетя Поля узнала и прогнала супруга. Жила с сыном Славкой, тогда ему было тринадцать, скоро четырнадцать. Окончив школу, он уехал в Москву, работал экскаваторщиком, женился и обзавелся детьми. Всегда дружил с Шасталовыми, старшей папиной сестрой и ее семьей, жившими в Крёкшино. Взгляд у Славки острый, немного недобрый, лицо узкое, чуть с ухмылкой, глаза какого-то болотного цвета, несловоохотлив, бежевый джепмер, чиркает своим взглядом как перочинным ножичком. Мама спросила Славку про жизнь, сколько ему сейчас, показала меня. Он был с приятелями, отвечал кратко, хотя старался быть вежлив. У них с тетей Полей прямо под окнами дома были грядки, и тетя научила меня дергать морковку.
. Мне сразу понравилась Коммунарка. Всё вокруг цвело и благоухало! Тетя Поля жила в двухэтажном благоустроенном доме на первом этаже. Работала птичницей, была настоящим передовиком производства. Птичницей- отличницей! Прекрасно и задорно танцевала. Они с мужем, Александром вроде бы, к этому времени уже разошлись. Он, военнослужащий, пожарный, участник войны, нашел себе женщину на стороне, тетя Поля узнала и прогнала супруга. Жила с сыном Славкой, тогда ему было тринадцать, скоро четырнадцать. Окончив школу, он уехал в Москву, работал экскаваторщиком, женился и обзавелся детьми. Всегда дружил с Шасталовыми, старшей папиной сестрой и ее семьей, жившими в Крёкшино. Взгляд у Славки острый, немного недобрый, лицо узкое, чуть с ухмылкой, глаза какого-то болотного цвета, несловоохотлив, бежевый джепмер, чиркает своим взглядом как перочинным ножичком. Мама спросила Славку про жизнь, сколько ему сейчас, показала меня. Он был с приятелями, отвечал кратко, хотя старался быть вежлив. У них с тетей Полей прямо под окнами дома были грядки, и тетя научила меня дергать морковку.
Я хвастался тете Поле своими рисунками в специально данной мне для рисования школьной тетрадке, она отвечала:" Хорошо, только рисуй больше людей, а не только котов с пистолетами!)» Она купила мне в подарок маленький фильмоскоп, в который заряжаешь диафильм и смотришь внутрь, вращая рычажок. Так я посмотрел диафильм «Горячий камень» по А. Гайдару. Там мальчишки, играя где-то в поле, нашли волшебный камень с надписью» Кто закатит этот камень в гору, тот начнет жизнь заново». И они предложили этот камень (он был горячий, как бы как живой, волшебный ведь!) одному отличному старику! Но он, поблагодарив ребят за заботу, категорически отказался. Он достойно и отважно прожил свою длинную жизнь. И шрам от казацкой шашки на лице память о былом!
Чуть позже я узнал и прекрасную» Сказку о мальчише Кибальчише»«Нам бы только день простоять, да ночь продержаться!» Подумать только, в ту пору прошло только сорок четыре сорок пять лет от окончания Гражданской войны. Будь жив сам Аркадий Гайдар ему было бы всего шестьдесят. А мальчишу Кибальчишу чуть за пятьдесят!.. Тетя Поля очень привязалась к нам, а мы с мамой к ней. Но вот в один из дней за нами приехала Таня Шасталова, дочь тети Марии папиной старшей сестры. Оптимистичная, веселая, при этом с каким-то внутренним достоинством, не зря потом она стала провизором и каким-то аптечным начальником в Апрелевке- Таня была очень симпатичной. Голубые глаза, светло- коричневые с хорошей стрижкой волосы, правильные мягкие черты, стройная -в синем вельветовом сарафанчике, с легким румянцем на щеках всем своим обликом Танюша словно говорила: " Жизнь прекрасна!» Вот мы присели на скамеечку, вокруг благоухает подмосковное лето и Таня говорит: " А хочешь, я тебе песню спою!». «Давай», отвечаю я. И она поёт: " У самого синего моря со мною ты рядом, со мною. И солнце светит, и для нас с тобой целый день поет прибой!».. Она поет, покачиваясь в такт и даже шестилетнему мальчишке видно, что она влюблена!..Потом мы идем к водоему, немного вечереет, я кидаю в воду камешки. И слышу, как неподалеку седой худой дед с удочкой, в плащ- накидке что-то нам кричит. Ни одного слова не разберу! А Таня смеется: «Ругается, что рыбу ему распугали!» Не мудрено, что с такой лексикой я не был знаком!)) Мы еще качались с Таней на качелях. Потом, тепло простившись с чудесной тетей Полей, мы уехали из Коммунарки в Крёкшино. Тетя Мария с мужем дядей Васей и дочками Таней и Валей занимали половину довольно большого деревянного одноэтажного дома на две семьи с садом и огородом. Валя очень хотела меня увидеть, но она была в пионерлагере, и встреча тогда не состоялась. Я играл с хорошей девочкой, дочкой соседей по дому и двумя мальчиками, все мои ровесники. Однажды, помню, к нам подошел дядя Вася, слегка навеселе, и стал говорить, что покатает нас на машине по окрестностям. «А Вадьку не возьмем!» вдруг ни с того, ни с сего добавил он.
Дядя Вася, Василий Прокофьевич Шасталов, участник войны, старшина запаса, работал водителем грузовика в здешнем совхозе. Это был вовсе не простой шофер, а умный, рассудительный, хорошо знающий историю и разбирающийся с политике сорокапятилетний человек, работавший до этого водителем по доставке продуктов и т. п. в дачи членов правительства. Привозил продукты и все необходимое на дачи Молотова, Маленкова, Кагановича. Рассказывал про оранжерею с лимонами на даче Молотова, каменную дачу Микояна. Он имел живые карие глаза, сам называл себя хохлом (хоть и фамилия чисто- русская), был чуть кругловат и невысок ростом. С хорошим юмором, но чуть подсмеивающийся. Помнит, как в войну проходили по Свердловску, по улице Чапаева. И как первый раз увидел папу моего, художника- студента: в военном кителе, через плечо планшетка, в стальном пенсне и завитого! На последнем курсе папа пижонил волосы завивал шестимесячной завивкой перманентом. Хорошо, что хоть фиксу на зубе не носил!))