Сообщение о нежных чувствах к некоей брюнетке явилось для капитана Лиза и его детективов настоящей неожиданностью. Дело заключалось в том, что никто из близких убитого ничего об этой девушке не знал. Даже старший брат Юджина, с которым тот был очень близок и вёл переписку по почте, никакой ясности в этот вопрос внести не смог. Старший брат передал детективам переписку с Юджином и те не поленились её внимательно, но в результате лишь убедились в справедливости его показаний.
Очень важное для следствия сообщение сделал Чарльз МакЛохлин (Charles McLaughlin), владелец бакалейной лавки на противоположной аптеке стороне улицы. Магазин МакЛохлина 13 декабря работал до 23 часов и Чарльз перед самым закрытием видел, как в аптеку Уэйра явилась примечательная парочка хорошо одетые мужчина и женщина, оба молодые и вполне респектабельные. Они оживленно беседовали с хозяином аптеки, женщина сняла шляпку и свидетель хорошо запомнил её блестящие тёмные волосы. МакЛохлин не заметил ничего подозрительного, если бы Юджин Уэйр не был убит той ночью, то свидетель вообще не запомнил бы этой сцены. Но описывая увиденное полицейским, МакЛохлин высказал предположение, согласно которому, явившаяся парочка была хорошо знакома владельцу аптеки, поскольку случайные люди так непринужденно не беседуют. Свидетель, конечно же, не мог знать содержание разговора, но суждение его представлялось весьма ценным.
В контексте этого заявление особенно интригующим выглядело то обстоятельство, что никто из друзей убитого аптекаря не признался полиции в своей встрече с Юджином поздним вечером 13 декабря. Интересно, не так ли?
19 декабря Джордж Рассел сделал доклад руководству полиции, в котором рассказал о результатах проведенного расследования. Сейчас бы мы назвали такой доклад презентацией. Детектив для пущей наглядности не поленился нарисовать на большом листе бумаги схему подъезда, явившегося местом преступления, указал расположение трупа, светильника, газового вентиля и поделился своими соображениями. Из его слов следовало, что Юджина Уэйра убил некто, хорошо ему знакомый. Этот человек руководствовался неким личным мотивом, скорее всего, неизвестным окружающим, опознать этого человека можно по его левшизму. Детектив смотрел на перспективы расследования довольно уверенно и не испытывал сомнений в том, что в самом скором времени будут обнаружены как таинственная брюнетка, за которой ухаживал убитый, так и его приятель-левша.
Надо сказать, что версия о возможной причастности к преступлению наркомана, искавшего зелье у аптекаря, всерьёз не рассматривалась. Дело заключалось в том, что в конце XIX столетия "настоящими наркотиками" считались гашиш и опий. Патологическая зависимость от морфия была известна медицинской науке и называлась морфинизмом, но она не считалась тяжёлой патологией, раствор морфия являлся снотворным средством, продававшимся без ограничений. Кокаин также считался популярным лекарством, эффективным обезболивающим местного действия, он продавался как в виде глазных капель, так и раствора для инъекций. Убивать аптекаря ради того, чтобы получить доступ к морфию и кокаину было незачем эти препараты можно было купить совершенно легально и за небольшие совсем деньги. По объёмам продаж кокаин в те годы входил в пятёрку самых популярных лекарств.
Несмотря на оптимизм детектива Сеймура, сообщившего журналистам о своей уверенности в скорейшем раскрытии убийства, ни через неделю, ни через месяц преступника назвать не удалось. Таинственная брюнетка осталась таинственной, а левшей среди друзей и знакомых Юджина Уэйра не оказалось. Последнее детективы проверяли лично, приглашая на допросы всех, с кем общался убитый, и предлагая им под разными предлогами написать что-либо
Расследование забуксовало и в январе 1895 г. остановилось. Никакой новой информации не поступало, все зацепки были отработаны и не дали результата, никаких идей и продуктивных версий попросту не осталось.
Проходили недели и месяцы. Шансы раскрыть убийство Юджина Уэйра становились всё более эфемерными.
Закончилась зима, минул март, с первых дней апреля в Сан-Франциско установилась тёплая солнечная погода, обещавшая скорый приход самого романтического периода года.
Бланш Ламонт (Blanche Lamont), привлекательная девушка 19 лет, не вернулась домой вечером 3 апреля. И это было очень странно, поскольку Бланш приехала в Сан-Франциско из городка Диллон в Монтане лишь в сентябре 1894 г. и круг её общения в Калифорнии был очень ограничен. Она проживала вместе со старшей сестрой Мод в доме 209 по 21-й стрит, принадлежавшем Чарльзу Ноблу. Жена последнего являлась тётей Мод и Бланш по матери; сестры Ламонт называли Ноблов "тётей" и "дядей".
Расследование забуксовало и в январе 1895 г. остановилось. Никакой новой информации не поступало, все зацепки были отработаны и не дали результата, никаких идей и продуктивных версий попросту не осталось.
Проходили недели и месяцы. Шансы раскрыть убийство Юджина Уэйра становились всё более эфемерными.
Закончилась зима, минул март, с первых дней апреля в Сан-Франциско установилась тёплая солнечная погода, обещавшая скорый приход самого романтического периода года.
Бланш Ламонт (Blanche Lamont), привлекательная девушка 19 лет, не вернулась домой вечером 3 апреля. И это было очень странно, поскольку Бланш приехала в Сан-Франциско из городка Диллон в Монтане лишь в сентябре 1894 г. и круг её общения в Калифорнии был очень ограничен. Она проживала вместе со старшей сестрой Мод в доме 209 по 21-й стрит, принадлежавшем Чарльзу Ноблу. Жена последнего являлась тётей Мод и Бланш по матери; сестры Ламонт называли Ноблов "тётей" и "дядей".
Бланш Ламонт
Бланш и Мод являлись членами баптистской общины «Christian endeavor society», как, впрочем, и супруги Нобл. Община собиралась в баптиской церкви Святого Эммануила (Emmanuel baptist church), находившейся на Бартлетт стрит на удалении немногим более 600 м. от дома Ноблов. Помимо церковных служб и собраний Блан и Мод посещали школу собственно, учёба и явилась основной причиной их приезда в Сан-Франциско.
Следует пояснить, что школа, в которую ходили сёстры, не была общеобразовательной это были специальные курсы, готовившие репетиторов и преподавателей для девичьих школ. Сёстры Ламонт жили весьма замкнуто, по увеселительным заведениям не ходили, предосудительных знакомств не водили. За всё время пребывания в Сан-Франциско Бланш сходила в театр всего 3 раза, а Мод, приехавшая в город двумя месяцами ранее младшей сестры, и того меньше 1 раз.
Как видно, девушки вели очень замкнутый и смиренный во всех смыслах образ жизни.
Именно поэтому неявка Бланш домой вечером 3 апреля, в среду, застала супругов Нобл и её старшую сестру врасплох никто из них не ожидал подобного. Преодолев некоторую растерянность, все трое приняли решение не поднимать раньше времени шум и отправились на вечернее молитвенное собрание как ни в чём ни бывало.
Во время собрания сидевший на скамье в предыдущем ряду приходской библиотекарь Теодор Дюрант1 повернулся в сторону Ноблов и негромко спросил, придёт ли сегодня Бланш? Миссис Нобл ответила отрицательно. Тогда Дюрант пробормотал, что Мод просила у него книгу под названием «The Newcombs» и он, дабы не передавать её через третьи руки, занесёт её в четверг лично. Поскольку 3 апреля являлось средой, по умолчанию было ясно, что речь шла о следующем дне т.е. 4 апреля.
Но 4 апреля Дюрант в доме Ноблов не появился. Вместо него пришёл почтальон, доставивший бандероль конверт из жёлтой бумаги почти пустой наощупь. Открыв посылку, Ноблы обнаружили 3 золотых колечка, завёрнутых в неровно оборванный кусок бумаги. На бумаге можно было прочесть несколько слов, неровно нацарапанных печатными буквами: «George King» и «Scharenstein». Ноблы знали, что означали эти слова это были фамилии прихожан той же общины «Christian endeavor society», членами которой являлись сёстры Ламонт и сами супруги. Кроме того, им были хорошо знакомы и золотые кольца именно такие колечки находились на пальцах Бланш Ламонт перед самым её выходом из дома утром 3 апреля.
Всякие сомнения в принадлежности колец исчезли после того, как содержимое бандероли увидела Мод Ламонт. Дело заключалось в том, что одно из колец принадлежало ей это был подарок матери на Рождество 1893 года. Уже после приезда в Сан-Франциско Бланш выпросила это колечко у старшей сестры, точнее, обменяла на другое. Поэтому Мод лучше любого другого человека знала, что именно видит перед собой.
Тот факт, что кольца с пальцев Бланш были доставлены по почте, не означал ничего хорошего. Тем удивительнее выглядит нежелание близких пропавшей девушки поставить окружающих в известность о случившемся. Понятно, чем они руководствовались боялись скомпрометировать незамужнюю девицу, но в той ситуации следовало беспокоиться уже не о компрометации, а о спасении жизни. Если, конечно, жизнь ещё можно было спасти
Наверное день 4 апреля был очень напряженным и даже мучительным для супругов Нобл и Мод Ламонт мы не знаем этого в точности, но вряд ли можно усомниться в душевных страданиях родных пропавшей девушки. Однако в этой жизни всё имеет свойство заканчиваться и в отмеренный законами природы час тот день тоже закончился.