Эдуард расспрашивал меня про вчерашнее мероприятие, я несколько рассеянно отвечал ему про то, сколько было участников, про наиболее значимых выступавших, про самые интересные моменты. Тут я вспомнил слова Аркадия Ивановича и воспроизвел их:
Получилась вполне удачная демонстрация единства руководства страны и активной части общества в стремлении проведения реформ.
Будет какой-то толк от этой демонстрации? Брат смотрел на меня с легкой усмешкой.
Надеюсь, что будет. Телевидение снимало. Все каналы. Репортажи шли с утра до самого вечера.
Скоро все забудется.
Конечно, забудется. Чтобы не забылось, власти надо регулярно взаимодействовать с активной частью общества, а не ограничиваться парадными мероприятиями. Но они тоже нужны. Время от времени.
Я все-таки посмотрел на Настю. Ее лицо было прекрасно тонкие, благородные черты, умные, чуткие глаза. Не хотелось отводить взгляд. Но я отвел. И тотчас услышал ее голос, чересчур оживленный:
Вы обедать будете? Или разговорами обойдетесь?
Конечно, будем. Эдуард глянул на меня с тихой ласковостью. Поедим. И выпьем. Так?
Так, не слишком бодро подтвердил я.
Тогда я пошла накрывать. Настя поднялась из-за стола.
Может, тебе помочь? спросил я.
Справится она. Эдуард положил свою руку на мою. Вид у него был заговорщический. Справится. А мы давай аперитивчик примем.
Он поднялся, подошел к стенке из темного дерева, открыл бар, достал бутылку бехеровки и две рюмки. Наполнил их, взял одну, дождался, когда я подниму свою.
За наше здоровье! провозгласил он и с явным удовольствием выпил содержимое рюмки, смакуя горьковатый вкус настойки.
Я последовал его примеру. Мне нравилась бехеровка. В советские времена ее можно было найти в Москве, и я раза три покупал пол-литровую бутылку. Мы употребили еще по две рюмки, после чего переместились в кухню.
За обедом пили хорошее французское вино. Мне хотелось говорить с Настей, но я не знал о чем. Спросил про сына:
А где Василий?
У бабушки, спокойно ответила она.
Кивнув, сообщил через некоторое время:
А я Кирилла за последний месяц только один раз видел, и то недолго.
Что поделать, если много работы.
Да просто он не умеет правильно организовать работу, вставил свое слово Эдуард. Невинная улыбка гуляла на его лице.
Не меряй всех по себе. У Олега совсем другая работа. Это разовые мероприятия, отличающиеся друг от друга. Кажется, ее неловкость ушла. И команда у него не то что твои подчиненные.
Хуже? Эдуард изобразил удивление.
Ну они же не на службе.
Хитринка появилась на лице Эдуарда.
А что это ты его защищаешь?
Настя ни секунды не колебалась с ответом:
А что ты на человека нападаешь?
Было приятно, что она вступилась за меня, однако я посчитал необходимым вмешаться.
У меня прекрасная команда. Люди работают за идею. Но, конечно, каждый раз им приходится влезать в новое дело.
Работают за идею? Эдуард в очередной раз демонстрировал удивление. Ты им не платишь?
Плачу. Мне на это деньги выделяют.
Ну вот, за деньги, шутливо попытался поймать меня он.
И за деньги можно работать по-разному. Ты это прекрасно знаешь.
Знаю Тут он посерьезнел. Ты мне лучше вот что скажи. Какую страну вы строите?
Кто мы? Я пристально посмотрел ему в глаза.
Вы. Президент и его команда. В которую ты входишь.
Ну и вопросец он задал. Тут не отшутишься.
Страну, где закон будет един для всех, независимо от места жительства, положения, пола, где власть будет зависеть от граждан. Страну с экономикой, опирающейся на инициативу и активность граждан. Нормальную рыночную экономику Осторожная усмешка выпорхнула на мое лицо. Я думал, мы вместе строим.
Он чуть заметно мотнул головой:
Мы люди служивые. Что нам власть прикажет, то и делаем.
Он говорил не за себя за всю организацию. Я знал, что ему ответить.
Вы должны служить закону, а не власти. Я постарался придать лицу самое невинное выражение.
Мои слова заставили его задуматься. Он даже посмотрел куда-то вверх, сделал недоуменное лицо.
Разве такое было когда-нибудь в России?
Нет. Но так должно быть.
Ты идеалист, в голосе брата звучала снисходительность. Это из области мечтаний.
Это вполне реально, тут же возразил я.
Это вполне реально, тут же возразил я.
Он ничего на это не сказал, но его лицо выражало великое сомнение.
Мне кажется, что Олег прав, раздался голос Насти. Так должно быть. И это реально.
Эдуард выразительно посмотрел на жену, потом на меня.
Вы что, сговорились?
Да, отвечал я с довольным видом.
Настина улыбка была спокойной, лишенной всякого напряжения. Чувство смущения покинуло ее. Мне хотелось продолжить разговор с ней.
Настя, а что у тебя на работе? Что-нибудь изменилось с прошлого года?
Нет. Руководство изо всех сил демонстрирует преданность новой власти. Жена директора все еще возглавляет лабораторию, но подчиненные ее опять практически не видят Честно говоря, мне уже давно скучно там работать.
И тут явилась мне странная идея.
А ты не хочешь уйти оттуда? Заняться, скажем, наукой.
Я бы ушла, задумчиво произнесла она. Только не знаю куда.
Институт государства и права устроит?
Еще бы! Но кто меня туда возьмет?
Вдруг, возьмут Я смотрел на ее лицо с удовольствием. Хотелось сделать что-то полезное для нее. Я знаком с директором. По моей нынешней работе. Регулярно встречаемся. Поговорю с ним. Да, я достаточно часто встречался с академиком Топорниным, но прекрасно сознавал, что с моей стороны порядочная наглость просить принять на работу родственницу.
Спасибо, скромно выдохнула она.
Еще рано благодарить. Я перевел взгляд на Эдуарда. Он взирал на меня с безмятежной улыбкой. Невозможно было понять, нравится ли ему мое предложение или нет.
Спасибо за желание помочь.
Пожалуйста.
До моего ухода Эдуард не проронил ни слова по поводу моего предложения Насте. Но мне показалось, что он не имел ничего против перехода жены в науку.
На следующий день я вернулся в мой кремлевский кабинет штаб на Старой площади перестал действовать. Окунувшись в привычные дела, я не сразу вспомнил про свое обещание Насте. Ближе к вечеру позвонил Борису Николаевичу, директору института. Попросил его найти возможность принять на работу юриста с большим опытом практической деятельности, который хочет заняться наукой. Он сказал, что попробует, но как только узнал, что это женщина, спросил после некоторой паузы:
Это ваша знакомая?
Я понял, что он имел в виду.
Борис Николаевич, это не чья-то любовница. Это человек, который умеет и будет работать.
Хорошо, буркнул он. Пусть приедет ко мне послезавтра. Часам к трем.
Я позвонил Насте вечером, рассказал о разговоре с Топорниным. Она растерялась:
Не ожидала, что все так быстро произойдет
А зачем откладывать? И потом: если есть возможность, надо ее использовать.
После некоторой паузы я услышал:
Ладно, я отпрошусь. Я встречусь с ним. Олег, большое спасибо.
Пожалуйста. Ты непременно сообщи мне о результатах разговора.
Да сообщу.
Она позвонила мне вечером в среду. Голос у нее был взволнованный.
Олег, ты перевернул мою жизнь. Борис Николаевич готов взять меня на работу. Научным сотрудником. Ты представляешь?
Представляю. И очень рад.
А я не представляю. У меня такое ощущение, что я что-то путаю. Но Топорнин определенно сказал, чтобы я оформляла перевод. Я уже написала заявление.
Как отнесся к этой новости Эдуард?
Эдик скептически оценивает мои способности в науке. Но не возражает против перехода.
Ну и слава богу. Надеюсь, все будет хорошо.
Собрание граждан России быстро забылось, я опять втянулся в то, что принято называть текучкой, побежали дни, заполненные рутинной работой, однотонные, незапоминающиеся, словно созданные для того, чтобы красть у нас время. Погода была тоже скучная облачное небо, частенько начинавшее исходить мелким, равнодушным дождем. Покидая бывшее здание Сената, значившееся уже давно как корпус номер один, я видел Ивановскую площадь, соборы, невесело стоявшие по другую сторону покрытого мокрой брусчаткой пространства. Погода словно проявляла недовольство тем, что я совсем не обращал на нее внимания. Хотя в пору было дуться на нее за то, что начавшееся лето более походило на осень.
Я чувствовал, что музыка все более исчезает из окружающей жизни. А то скучное, невыразительное, хотя и ритмичное, что сменяет ее, недостойно внимания. Жизнь текла в темпе престо быстро, по-деловому.