Сестрица выглянула из комнаты.
Ну и хорошо.
Ничего хорошего. Мать у нее запила. Катя с братом остается. На водокачку пойдет сторожить.
Надежда пожала плечами и вернулась в комнату докрашивать ярко-красным лаком ногти на правой ноге. Зато Катька снова начала к нам приходить. То бабуле поможет сушеные яблоки перебрать, то с мамой засядет над правилами по русскому, по старой памяти, к экзаменам они за целую зиму успели подготовиться. Их Катя сдала без троек и так гордилась этим, что курить бросила. А потом опять начала. И подстриглась еще короче. Зашла к нам, скинула ботинки, стянула шапку и встала перед мамой, свела густые брови, глянула из-под них с вызовом, мол, чего теперь скажете. Мама ничего не сказала, пошла ставить чай. А вот сестрица не удержалась, цокнула языком.
Катька умела вырезать из цветного картона нелепых чудищ с огромными зубами, а потом лепила их из соленого теста и помогала придумывать странные истории.
Блох подхватила, да? спросила она, повернулась ко мне. Тоже нахватаешься, к Лотке не подходи, пусть хоть собака чистая будет. Выскочила в коридор, натянула куртку.
Ты куда раскрытая вся? попыталась остановить ее бабуля.
У Юльки посижу, пока тут гости, выплюнула последнее слово, как тухлую ягоду, и затопала вниз по лестнице.
Катька тут же стала собираться домой, но я повисла у нее на рукаве, не отцепишь.
Ты ко мне пришла, ко мне, ныла я, тянула к себе. Пойдем, я тебе почитаю!
И Катька пошла. А потом мы пили чай, и мама хвалила ее за стрижку, мол, какая необычная, только подровнять бы чуток сзади, давай мы подровняем? Бабуля принесла старую простыню, мы всегда оборачивались ей, когда стриглись, накрыла плечи Катьки, и та затихла. Ножницы щелкали, и волосы падали на пол, тоненькие, как травинки.
Я хотела, чтобы под шапкой видно не было, призналась наконец Катька. Чтобы не поняли сразу, что я девка. Иначе на охоту не возьмут. Смотрела она только на маму. И говорила с ней.
Мама поджала губы, стала холодная и чужая, как всегда, если начинала злиться. Только на кого, я понять не смогла.
С чукчами не ходи, сказала она. Слышишь меня? Только с нашими. Со знакомыми. С теми, с кем папа твой ходил. А с чужими никогда. Обещаешь?
Катька потянулась ко рту пальцами, но простыня не дала их прикусить. Кивнула. И мама снова стала теплой и своей.
А зачем тебе на охоту? шепотом спросила я, подходя поближе.
Чтобы жрать чего было, ответила Катька. Хочешь, привезу уточку?
Я представила, какой она будет мягонькой и смешной, как будет бегать за мной и крякать, но Катька глянула через меня на маму и улыбаться перестала.
Не, уточку не привезу, а ягод могу. Ир Станиславовна, давайте я вам ягод привезу, как пойдут. Два ведра!
Привози, Катенька, ответила за маму бабуля. Я компота сварю, отнесешь братику.
Катькиного братика я никогда не видела. Только слышала, что он маленький и болеет. Родился не такой, как нужно. Сердечко у него слабое.
А почему так бывает? спросила я Катьку.
Потому что бухать не надо было, коротко ответила она. Читай давай, а то мне идти скоро.
Долго Катька у нас не задерживалась.
Пойду я, Ир Станиславовна, жалобно говорила она, начинала обуваться.
Ботинки у нее были разношенные настолько, что шнурки можно было не развязывать. И куртка старая, с заплатками на локтях. И спортивный костюм, в котором Катька ходила и в школу, и на танцы, и в тундру, тоже был истершимся, с вытянутыми коленками. Но все чистое. Скрипучее от хозяйственного мыла.
Курить небось хочешь, начинала ворчать мама, шла ее провожать к двери. На вот, возьми. Брата угостишь.
Да не надо, вы чего! возмущалась Катька, но всегда брала.
Она приходила к нам два раза в неделю, по вторникам и четвергам, между сменами. В эти дни бабушка варила суп в кастрюле побольше. И запекала пару лишних бройлерных окорочков.
Опять гуманитарная помощь? интересовалась Надежда, но не спорила, только уходила заранее, друзей у нее было достаточно, чтобы переждать у них Катькины набеги.
А вот я ее ждала. Мы дружили всю зиму. Катька умела вырезать из цветного картона нелепых чудищ с огромными зубами, а потом лепила их из соленого теста и помогала придумывать странные истории. Вот пошло чудище в тундру и нашло там старый рудник. О, подумало чудище, добуду золото, стану богатым, куплю самолет и улечу на материк. Забралось туда, а там мужики сидят и самогонку гонят. А что им еще делать, если рудник пошел по
Катерина! прикрикивала мама, но не зло, и смешинки поблескивали у нее в стеклах очков.
Вот стает снег, пойдем с тобой в тундру, пообещала Катька в декабре. Ты была в тундре?
Конечно, была. Как не быть, если она начиналась прямо за детским садом. Пройдешь два двора мимо заброшенного общежития и пустого сельпо без двери. А там через короб по тропинке вниз. Под ногами начнет пружинить мох. На камнях покажется ягель. И запахнет влажно, с горчинкой. И ветвистые кустики расползутся по земле. А мама скажет, что это березы. Как в лесу, когда ездили к деду. Только там высокие, с белыми стволами. А здесь не ввысь растут, а вширь. Потому что холодно и ветер сильный. Невозможно вцепиться в землю, чуть копнешь уже мерзлота. Приходится корешками за камни хвататься и ползти тихонечко, чтобы не сдуло в океан.
Да разве там тундра? Катька даже слюну собрала, чтобы сплюнуть, но вспомнила, что мы дома. Настоящая тундра начинается за сопкой. Вот туда пойдем.
Сопка виднелась из окна кухни. Большущая и седая даже в самый разгар полярного дня покрытая снегом. С нее к Поселку текла река. Чукчи звали ее Каатырь маленький ручей, но летом ручей этот разливался в бурный поток, ледяной настолько, что ноги промерзали через ботинки, стоило подойти к берегу.
Там брусники просто тьма. Наклонишься и уже ведро собрал. А грибов! Ир Станиславовна, вы чего за грибами туда не ходите?
Мама оторвалась от телевизора.
Как туда без машины-то попасть? Речка разливается, не переберешься.
Тю. Катька вытянула губы, над верхней глубокая оспина от ветрянки. По камням перепрыгнуть, нечего делать вообще.
Ну это тебе. А мне шею свернуть никак нельзя. Это знаешь как называется? Ответственность. Так что никакой реки. И никакой сопки.
И отвернулась. Катька уверилась, что мама не видит, и скорчила рожицу.
Все равно сходим прошептала она мне.
Я учителем работаю уже двадцать пять лет, было бы тебе известно, не оборачиваясь напомнила мама. У меня слух как у летучей мыши.
О настоящей тундре Катька вспомнила на излете полярного дня.
Ир Станиславовна, отпустите нас за сопку! попросила она, расплескивая воду из ведра по ногам.
Бабуля взялась мыть полы в подъезде, а Катьку привлекла в помощницы, та не сопротивлялась.
Таскала воду, мела по углам, но все высматривала через распахнутую дверь маму. А я сидела с ногами на завалинке, из подъезда меня выгнали, чтобы я не надышалась пылью. Солнце чуть спустилось с зенита, вытянуло тени, ветер лениво раскачивал скрипучие качели. Бесконечный день сократился на два часа темноты, но продолжал тянуться вяло и мучительно. Жужжали комары. Их тонкий визг то нарастал, то отдалялся, когда порыв ветра относил их в сторону. Я размякла от скуки. Вспотела под комбинезоном. Сил хватало на слабое покачивание ноги так, чтобы пятка билась о бок завалинки. И все. Катька же не унывала. Примчалась на велике, взбудоражила дворовую стаю. Они гавкали для приличия, но Катьку сразу узнали и быстро улеглись обратно под короб.
Ир Станиславовна, там шикши столько! И голубики! Мы ведро привезем!
Я знала, что мама откажет, но все равно стала ждать. Мама выглянула из квартиры, посмотрела на Катьку, потом на меня.
Я же говорила вам. Там речка. Лелька намокнет и простынет. И так дохает. Нельзя.
В горле предательски засвербило, но кашель я сдержала. Больше помочь Катьке мне было нечем. Начни я канючить, мама бы рассердилась и даже на завалинке запретила бы сидеть.
Да я ее на руках перенесу. Не намокнет.
Кать, не придумывай, отрезала мама и скрылась за дверным косяком.
Но Катька уже поставила ведро и встала на пороге, упершись кулаками в бока.
Ир Станиславовна, пустите! Лелька тундру не видела настоящую.
Посмотрит еще, ответила мама из глубины коридора.
Когда? Сами говорите, закрываемся в сентябре. Увезете ее так и не увидит.
Этого мы не обсуждали. Ни словечком об этом не обменивались. За бесконечным полярным днем зияла кромешная пустота. Ничего. Пусть бабуля и начала уже собирать вещи по мешкам. Аккуратные стопки белья, кофточек, свитеров и теплых колготок. Но мы старательно делали вид, что ничего не происходит. Наверное, боялись разрушить притворный покой последних месяцев. А Катьке страшно не было. Она просто сказала и осталась стоять, ожидая ответа.
Мама потопталась в коридоре. Я ее не видела. Только бабулю вполоборота. Мочка уха у нее стала красная. Она отжала тряпку и повесила ее на край ведра.