Три больших альбома, в каждом из которых примерно по 8090 листов, представляющие разные эпохи покорения космоса изображениями на марках из стран всех континентов Земли, включая Антарктические территории. Конечно, всё это выглядело фантастически для середины 1970-х годов. Много позже я узнал, что и в СССР выпускались подобные альбомы каталоги, но, разумеется, до нашего города они так и не дошли.
Я полагаю, что в папиной коллекции на тот момент уже имелось некоторое количество экземпляров, которые значились в альбомах, но всё же это была лишь одна треть, а то и меньше от необходимого. Теперь мне невдомёк, как можно было без интернета и современных средств связи и коммуникаций заниматься заполнением этих альбомов. Хотя это было время расцвета филателии в СССР и практически в каждом населённом пункте имелись и коллекционеры, и общества филателистов, дело это было достаточно сложным, затратным, очень растянутом во времени, а также сопряжённым с другими проблемами и сложностями. Папа продолжал активное общение со многими коллегами, как в Советском Союзе так и за рубежом, в основном из стран социалистического лагеря, и я думаю, что после появления альбомов Lollini и начала нового этапа в увлечении филателией, он сосредоточил свои усилия именно на этих марках.
Как заполнялись эти альбомы я не запомнил, да, в общем, папа меня в эти тонкости не посвящал. К этому времени меня захватили уже совсем другие увлечения и я как-то отошёл от филателии в общем. Папа же продолжал своё дело, несмотря на то, что к тому времени был уже серьёзно болен, в 1976 году в возрасте 44 лет он был уже на пенсии по болезни. Службе в Вооружённых Силах он отдал слишком много сил и здоровья. Я это осознал в полной мере, когда уже служил сам. Я думаю, что единственным по-настоящему релаксирующим средством для папы была филателия. Папа завершил службу в 1975 году в звании майора и прожил после этого всего три года. Сейчас мне трудно представить, как находясь в жесткой системе армейской действительности, ему удавалось заниматься коллекционированием и не забросить это занятие.
Папа несколько раз показывал мне эти альбомы, но я листал их без должного понимания хотя и не без интереса, настолько всё это было ярко, необычайно красиво и разнообразно. Я едва лишь догадывался, какую всё это имеет ценность, и не столько в деньгах, как в чём-то другом. Чётко сформулировать осознание этой ценности мне удалось примерно через 50 лет. А тогда я понимал, что эта область не очень-то и моя, и конечно не мог оценить всю глубину и значимость этого большого дела.
Так что альбомы Lollini пополнялись без моего участия и внимания, я был очень занят увлечением рок-музыкой, книгами, девочками и начинал свои пробы в музыке, принимая участие то в одном, то в другом вокально-инструментальном ансамбле. Обучение в музыкальной школе не прошло даром, и я для своего возраста был неплохим пианистом-слухачом.
***
Папа не успел собрать все необходимые марки для альбомов-каталогов Lollini. Он ушёл всего лишь через два года после их приобретения. Альбомы, как и вся остальная коллекция пролежали в той самой секции югославского гарнитура долгие годы не востребованными, и мама была их хранителем. Я окончил военное училище, затем служил то там, то сям, но когда бывал в отпусках, в коллекцию почти не заглядывал. Мне хватало мысли, что она сохранена и содержится в полном порядке. Я продолжал, насколько позволяли условия, собирать фонотеку и художественную литературу. Если я не ошибаюсь, впервые после смерти папы мы заглянули в коллекцию и Большие альбомы в 1988 году, когда я женился и после свадьбы мы с женой несколько дней провели у мамы. Потом родилась дочь и мы, приезжая в отпуск периодически пересматривали и основные альбомы и кляссеры. Но и тогда я не обращал особого внимания на то, сколько и конкретно каких марок не хватает в альбомах Lollini. Я тогда находился в другом секторе пространственно-временного измерения относительно папиной коллекции.
3. Ловкие филателисты
В начале 1990-х, когда я учился в военной академии, у меня появился приятель и по-моему, чуть ли не единственный за всю мою предыдущую и последующую службу человек, который по-настоящему увлекался и разбирался в вопросах филателии. Он обучался в соседней учебной группе и мы периодически болтали на перерывах между занятиями. Узнав, что у меня имеется большая коллекция, он попросил рассказать о ней поподробнее.
Это был период окончания «перестройки», когда Советский Союз уже трещал по швам, всё продавалось и покупалось, а советские рубли в качестве платёжного средства утрачивали своё значение. В моде была приговорка: «Кому они нужны, деревянные?» Не скрою, тогда и у меня появилась мысль о продаже папиной коллекции. Я не думал о том, что то, чему посвятил свою жизнь папа, вложил все свои таланты и творческую энергию ни в коем случае нельзя ни продавать, ни менять, ни дарить кому попало, особенно на крутых изломах истории и переходных периодов.
Конечно, больших денег за коллекцию в то время я выручить бы не смог, но неуёмные аппетиты тёщи, для которой смысл жизни всегда заключался лишь в деньгах, в какой-то мере подталкивали меня к мысли о продаже коллекции. Главным образом для того, чтобы продемонстрировать «умение сделать деньги», помимо своего небольшого офицерского жалования.
Мой приятель филателист, и, по всей видимости ещё и опытный делец от филателии, после моего рассказа в общих чертах, проникся идеей приехать во время отпуска в Хмельницкий, чтобы «глянуть коллекцию». Я не возражал, считая, что он приедет, посмотрит, возможно даст современную оценку коллекции и только.
Лето он проводил в Умани Черкасской области, что по меркам Украины было не очень далеко от Хмельницкого и как-то в летнем отпуске перезвонил мне оттуда, дескать он уже чуть ли не за рулём и готов к поездке. Я сказал об этом маме. Мама внимательно посмотрела мне в глаза и ответила, чтобы и духа этого приятеля не было у нас в квартире. Я был обескуражен, в самом деле, он ведь хотел только посмотреть коллекцию! Но мама так не думала. Будет человек гнать машину за двести восемьдесят километров, чтобы просто на что-то посмотреть?! Мама была мудрой и непреклонной. «Скажи ему, что просмотр отменяется», твёрдо сказала она.
Через пять минут приятель снова перезвонил и я сказал, что коллекция НЕ ПРОДАЁТСЯ, а значит, и нет смысла на неё смотреть. На этом всё закончилось и опытный филателист оценщик проехал мимо. Коллекция была сохранена и я в общем, перестал рассматривать её как средство для добычи денег. И сейчас, через десятилетия я иногда ощущаю приступ тоски и, одновременно облегчения оттого, что был на волоске от продажи самого ценного, что у нас было. Я даже не представляю, на что бы мы истратили тогда деньги, а теперь уже не было бы ни денег, ни коллекции. И восстановить папину коллекцию у меня ни за что и никогда бы не получилось. Но благодаря маме, ничего этого не случилось и вот она здесь и сейчас у меня дома в Москве, в целости и сохранности.
***
В тот же период обучения в академии я был знаком с одним, весьма интересным товарищем, назовём его Протасом Изюмовым. Человеком он был неоднозначным, во многом для меня непонятным и даже, загадочным. С одной стороны ярый поборник правды и справедливости, а с другой, хитрый и пронырливый деляга, не брезговавший в том числе и не вполне приличными средствами для достижения своих целей. Хотя в целом, человеком он был умным, проницательным, не злобным и в общем, комфортным в общении.
Он постоянно записывался в какие-то общества и объединения, которых в начале 90-х появилось бесчисленное множество, конечно же, в первую очередь в целях извлечения при этом для себя каких-либо выгод.
Однажды он примкнул к одному из военно-исторических клубов, который занимался театрализованными представлениями и реконструкциями битв и сражений времён наполеоновских войн. Члены клуба шили себе обмундирование военнослужащих русских воинских формирований образца 1800 1812 года, приобретали и изготавливали копии единиц оружия, боевых знамён и всего подобного в этом порядке. И, собственно организовывали и проводили бутафорские сражения, участвовали в различных международных форумах семинарах и симпозиумах с участием членов подобных сообществ из-за рубежа: Франции, Бельгии, Австрии, Германии и др.
Однажды Протас мне под большим секретом поведал, что к очередной дате одного из сражений 1810 года готовится поездка делегации клуба в Австрию. Мой друг засуетился и очень по-деловому стал готовится к поездке. Хотя, по его словам, окончательный список участников делегации был ещё не утверждён, у него в руководстве клуба были «свои люди», которые без всякого сомнения включат его в «основной» состав.