Илона Волынская, Кирилл Кащеев
Взломать графа
Пролог. Сумрачный беглец
Лондон, 1791 г.
Великий город был темен и пуст, как амбар после вывезенного урожая, и тьма его мокла под дождем. Ни звезд, ни туч, только сплошная чернота, низко-низко нависающая над колющими небо острыми шпилями, и шелест дождя: капли шуршат по мостовой, капли разбрызгивают поверхность луж, капли барабанят по крышам, кое где просачиваясь внутрь и стекая по стенам снаружи и внутри старых домов.
Шлеп-шлеп-шлеп! бег, отчаянный, на пределе сил. Лужи разлетелись вдребезги под подошвами сапог человек выскочил из сумрака, заметался по узкой улочке, и забарабанил кулаками в толстую дубовую дверь.
Помогите! Прошу вас, помогите!
Пошел вон! сверху глухо стукнула рама. Вон, паршивый бродяга, или я буду стрелять!
Я не
Громко хлопнула ставня над дверью и из узкого, как бойница, окошка, высунулось гладкоствольное ружье. Беглец запрокинул голову, испуганно глядя в черный зрачок дула.
Тихий, отчетливый смешок донесся из мрака, звон подкованных сапог по брусчатке мостовой эхом заметался в переулке.
Шлеп Тонг! Шлеп Тонг! сквозь сумрак проступил силуэт размытый, нечеткий, он казался гигантским.
Человек отчаянно вскрикнул и снова помчался прочь, прижимая что-то к груди слетевшая с головы шляпа осталась валяться на мостовой. Он мчался по лужам, не разбирая дороги, иногда задушенно вскрикивая. Скользкий камень вывернулся из-под ноги, снова короткий вскрик беглец кубарем покатился по мостовой, с размаху приложившись головой о поилку для лошадей. Застонал, тут же зажав собственный рот рукавом, и быстро-быстро, как ящерица, заполз под корыто поилки, вжавшись в ледяные мокрые камни.
Шлеп Тонг! Шлеп Тонг! мрак колыхнулся, выпуская окутанную плащом фигуру. Тонг! преследователь остановился, прислушиваясь.
Скорчившийся под поилкой беглец вжался лицом в собственное плечо, заглушая прерывистое, рваное дыхание. Тонг! Клацнуло, булькнула лужа и совсем рядом он увидал высокие сапоги с тусклыми темными пряжками и полы плаща с уголков обвисшей мокрой ткани капало. Беглец прижался к камню, точно надеясь продавить мостовую собственным телом и скрыться под землей. Тонг! Тяжелый толстый каблук едва не придавил ему пальцы Шлеп! Сапоги отшагнули назад Снова шлеп-тонг!
Ага-а-а! стремительный бросок вперед, и под поилку сунулась затененная глухим капюшоном голова
Банг! А-а-а!
Беглец распрямился, точно сжатая пружина. Короткая деревяшка в его руках со всей силы ткнула пришельца под капюшон. Тот пронзительно заорал, отпрянул Беглец кубарем выкатился из-под поилки, и рванул прочь. Скорее, скорее! Он нырнул в переулок и побежал туда, где мелькали смутные отблески света и доносился рокот человеческих голосов, то затихавших, то вновь накатывающих, как прибой. Быстрей! Быстрей!
Мы не хотим этой войны! донесся вдруг резкий, словно выстрел, крик.
Беглец чуть снова не покатился кубарем, но припустил еще быстрее, точно завидев спасение. Темный переулок вильнул, как собачий хвост, и все вокруг озарилось желто-оранжевым светом костров. В пляшущем этом свете видна была запруженная народом площадь. Оратор стоял на вытащенном из ближнего трактира столе, каблук его сапога то и дело ударял в доски, привлекая внимание к самым важным словам.
Мы все здесь простые люди! он вскинул белые, ярко выделяющиеся во мраке руки в волнах кружевных манжет. Я вот торговец! А ты, да, ты друг, кто?
Докер я, ваша милость! смущенно прогудел могучий детина в драной рубахе.
Моряк! откликнулся еще кто-то, площадь загудела.
Все мы тут торговцы докеры моряки! Нам нужно одно: делать свое дело и кормить свои семьи! Верно я говорю, люди?
Да! Верно! Все так! разразилась криками площадь.
Так почему же Кабинет Его Величества, храни Его Господь! Величество, конечно же, а вовсе не Кабинет
Площадь ответила хохотом на немудрящую шутку.
Почему, я спрашивая, премьер-министр Питт1 собирается залезть в мой карман и в твой карман и вот в его карман, да-да, парень, в твой тоже рассорившись с русской императрицей? С самым выгодным нашим союзником? И ради кого, я вас спрашиваю? Ради язычников? Нехристей-турков?
Спешащий по проулку беглец аж всхлипнул от накатившего вдруг облегчения: еще шаг, еще два, и он спасен, он среди друзей, потому что эти люди хоть и не знают его но они друзья!
Он почти уж добежал, почти проскочил меж пылающими кострами ввинтится в толпу, и все! Он рванулся вперед
Фигура в темном мокром плаще и низко надвинутом капюшоне застыла на самой границе тьмы и света, и пляшущие за спиной языки пламени делали его тьму непроницаемо, сатанински черной.
Беглец остановился, едва не врезавшись в эту темную жуткую фигуру. Метнулся назад Из сгустившейся позади мглы неуклонно и неотступно слышались уже знакомые шаги за ним двигалась вторая, такая же черная фигура. Беглец застыл, точно заяц меж подбирающимися волками.
Просто отдай! прошелестело из-под низко надвинутого капюшона, и рука в черной перчатке требовательно протянулась к нему. Отдай, и мы тебя отпустим!
Беглец только отчаянно замотал головой, прижимая что-то к груди стягивающий его косицу щегольской бархатный футляр свалился и волосы мокрыми неопрятными прядями свесились вдоль бледных щек.
Хочешь, чтоб с тобой случилось то же, что с твоим упрямым приятелем? черный человек раздраженно шагнул вперед.
Прыжок беглеца вбок был внезапным и неожиданным. Он кинулся прямиком на стену ближайшего дома, точно пытаясь расшибиться об нее, в последнее мгновение оттолкнулся, меняя направление движения и угрем проскочил мимо преследователя.
Куда? Стой! тот попытался схватить беглеца и схватил! В длинном броске ухватил его за полу мешковатой матросской куртки.
Рывок, пуговица с треском отлетела, и беглец одним гибким движением вывернулся из куртки, оставив ее в руках преследователей. Под круткой у него оказался вышитый, вовсе не матросский жилет, и сорочка, некогда белая, а теперь потемневшая от пота. Мелькнули ноги в заляпанных грязью чулках. Прыжок! Проскочив меж костров, беглец вырвался на площадь. Оставшаяся у него за спиной куча пылающих дров и мусора опасно накренилась, разбрызгивая сполохи пламени. Вылетевший следом из мрака человек в черном плаще сперва один, потом и второй шарахнулись в стороны. Люди вокруг рассыпающегося костра закричали, уворачиваясь от искр, толпа взбурлила, беглец нырнул в нее, как в море, и яростно толкаясь локтями, принялся пробиваться на другую сторону площади. На него оглядывались, изумленными взглядами провожая насквозь мокрого юношу в одних лишь штанах и жилете, иногда кричали вслед ругательства, но оратор, не столько разглядев, сколько почувствовав, что толпа отвлеклась, заорал громче и решительней, и все лица вновь повернулись к нему. Точно пробка из бутылки, беглец вылетел из толпы, и вновь нырнул в сумрак лондонских проулков.
Дыхание срывалось, но ноги несли его вперед. Шум толпы отдалился, не было слышно и шагов преследователя, но юноша все бежал. Остановиться он себе позволил всего один раз когда впереди выросла величественная громада дома за кованой оградой. Вцепился обеими руками в завитушки, повисая на фигурном плетении, затем толкнул себя вперед, распахнул неожиданно легко подавшуюся створку ворот и, настороженно озираясь, заковылял по подъездной дорожке. Даже остановился у крыльца, вслушиваясь в ночь, тихонько посвистел, точно подзывая собаку никто не откликнулся. С некоторым сомнением в каждом движении, он нажал ручку двери. Та тоже поддалась мягко и бесшумно, и он ввалился в темный холл. Замер. В доме царила сонная тишина, изредка пронизанная легким присвистом. Беглец заглянул в каморку у входа меж бровей его пролегла мрачная морщина. Он даже протянул руку, чтобы потрясти за плечо спящего на топчане привратника и остановился. Задумчиво покачал головой и вышел. Продолжая прижимать к груди свою ношу, заспешил вверх по лестнице, мимо белеющих сквозь сумрак античных бюстов. Ввалился в гостиную и обессилено рухнул на диван. Тут же вскочил, обеспокоенно проведя ладонью сперва по мокрому пятну на обивке, потом по своим насквозь промокшим коротким штанам-кюлотам.
Этого мне не простят! Несмотря ни на что он шагнул к окну, озабочено рассматривая вымазанные дорожной грязью руки под мелькнувшим сквозь тучи лунным лучом
По подъездной дорожке шли двое. Двое в длинных черных плащах с капюшонами.
Он вцепился в подоконник, чтобы не упасть.
Как? Но
Дверь дома распахнулась так же легко, как только что перед ним, и две черных тени неслышно скользнули внутрь. Он отчаянно попятился, схватил свою бесценную ношу, заметался И наконец сунул ее туда, где она не бросилась бы никому в глаза. Тут сохраннее будет. И ринулся в противоположную дверь к господским спальням, к людям, к спасению