Журнал «Юность» 05/2022 - Коллектив авторов 2 стр.

Это тело обтянуто платьем,
как тело у жрицы Кибелы обтянуто сетью,
оттого-то заколка в твоих волосах
мне и напоминает кинжал.
Если верить Флоберу,
то в русских жестокость и гнев
вызываются плетью.
Мы являемся третьей империей,
что бы он там ни сказал.

В этой третьей империи ты мне никто и ничто,
и не можешь быть кем-то и чем-то,
потому что и сам я
в империи этой никто и ничто.
Остается слагать эти вирши тебе
и, взирая с тоской импотента,
обретаться в столице твоей,
что по цвету подходит к пальто.

Если будет то названо жизнью,
то что будет названо смертью?
Когда я перекинусь,
забудусь,
отъеду,
навек замолчу.
Это тело имеет предел
и кончается там, где кончается все
круговертью,
на которую, как ни крути,
я напрасно уже не ропщу.

В этой падшей, как дева, стране,
но по-прежнему верящей в целость,
где республик свободных пятнадцать
сплотила великая Русь,
я, как древние римляне,
спьяну на овощи целясь,
зацепился за сало,
да так за него и держусь.

В этой падшей стране
среди сленга, арго и отборного мата
до сих пор, как ни странно, в ходу
чисто русская речь,
и, куда ни взгляни,
выходя из себя,
возвращаются тут же обратно,
и, как жили, живут
и по-прежнему мыслят
сиречь,
если будет то названо жизнью,
то названо будет как надо
с расстановкой и чувством,
с апломбом,
в святой простоте,
это тело обтянуто платьем,
и ты в нем Менада.
Ты почти что без сил.
Ты танцуешь одна
в темноте.

Белый день заштрихован до неразличимости черт.
Я свернул у моста, а теперь мне, должно быть, налево
Я иду вдоль реки, как дотла разорившийся смерд:
Без вины виноват, ни избы не осталось, ни хлева.

Нынче ветрено, Постум, но что они значат ветра,
С совокупностью их, с направлением, с силою, с розой?
Не пришедших домой тут и там заберут мусора;
Что рождалось стихом, умирает, как правило, прозой.

Ничего никогда никому не хочу говорить,
Повторяя себе вопреки непреложное: «Скажешь!»
До того перепутана первопричинная нить,
Что ее и петлей на кадык просто так не повяжешь.

С чешуей покрывает по самое некуда вал,
Никакого житья все равно, будь ты фейк или гений.
Я живу у моста. Я на нем никогда не бывал
И считаю, что это одно из моих достижений.

Мой кот не знает, что умрет.
А я не знаю как

И лес умрет. Не так, как кот,
А как-то так фигак!
И нет ни елей, ни осин,
Не станет ничего.

Мой кот глядит, как будто сын,
Родное существо.

А лес стоит, поджав живот,
Не чувствуя, стоит,
Что все сгорит, что не сгниет,
Что не сгниет сгорит.

Я жил когда-то без кота
И убедился в том,
Что без кота и жизнь не та,
Не то что жизнь с котом.

А лес встречает первый снег,
Дрожа березняком,
Где потерялся человек
С веревкой и мешком.

Он шел и все вперед глядел,
И все глядел вперед
Но отношенья не имел
Ни я к нему, ни кот.

Мой кот глядит, как будто сын,
На мир и на людей,
Как сорок тысяч верных псин
И добрых лошадей,
И он не знает, что умрет.
А я не знаю как.

И кто кого переживет,
Не ведаю. Вот так.

Очень хочется бросить стихи на струны,
О гитару разбить свои хрупкие пальцы,
Хочется мчаться, пениться, как буруны,
Чтобы песни мои заводили скитальцы.

Чтобы яростно кони копыта вскидывали,
Сине-море внизу и дрожало, и пья́нилось.
Чтобы мир не затер меня, люд не сбытовал,
Моя песенка век еще по степям лилась.

Когда враги пускаются вскачь,
Флаги хлещут раскатами грома,
Просыпается мальчик-трубач,
воинов света зовя в дорогу.

Тьма сгустилась над городом,
Тень окутала белые башни.
Глядь туда спешит конница,
Разрубая врагов бесстрашно.

Когда нервы натянуты струнами
И звенит тишина предрассветная,
До рассвета остались минуты,
И ему просыпаться первому.

Одиночество меряют милями,
Крепким куревом, чаще котами.
Кто-то шепчет в ночи спаси меня,
И слова в гулкой комнате тают.

Вместе с чаем глотаю горечь,
Дым течет сквозь полоски света.
Из-за тучи луна выходит,
Заслоняя собой полнеба.

Как струна что-то рвется в сердце.
И хоть вой на луну с тоскою.
Только голос опять сорвется,
Задыхаясь полночной мглою.

Очень хочется бросить стихи на струны,
О гитару разбить свои хрупкие пальцы,
Хочется мчаться, пениться, как буруны,
Чтобы песни мои заводили скитальцы.

Чтобы яростно кони копыта вскидывали,
Сине-море внизу и дрожало, и пья́нилось.
Чтобы мир не затер меня, люд не сбытовал,
Моя песенка век еще по степям лилась.

Когда враги пускаются вскачь,
Флаги хлещут раскатами грома,
Просыпается мальчик-трубач,
воинов света зовя в дорогу.

Тьма сгустилась над городом,
Тень окутала белые башни.
Глядь туда спешит конница,
Разрубая врагов бесстрашно.

Когда нервы натянуты струнами
И звенит тишина предрассветная,
До рассвета остались минуты,
И ему просыпаться первому.

Одиночество меряют милями,
Крепким куревом, чаще котами.
Кто-то шепчет в ночи спаси меня,
И слова в гулкой комнате тают.

Вместе с чаем глотаю горечь,
Дым течет сквозь полоски света.
Из-за тучи луна выходит,
Заслоняя собой полнеба.

Как струна что-то рвется в сердце.
И хоть вой на луну с тоскою.
Только голос опять сорвется,
Задыхаясь полночной мглою.

Я пишу твой портрет.
Тонкими красками, акварельными мазками.
Складываю непослушную улыбку в тонкие гладкие губы,
одинокие руки, непростую судьбу,
ножки в обнимку с новыми башмачками.
Выходит нескладно.
Слова бестолковые, не мои путаются в твоих волосах, взгляде,
в наших воспоминаниях,
отступаются, замолкают, соскальзывают в безжалостный,
словно прощание, вакуум.
Не желают ложиться в заготовленную портретную рамку.

Вместо света получается хрипотца,
Вместо вдоха искусственное дыхание.
вместо притяжения отрицательная реальность.

Я слышал, что в памяти лучше хранится то, что давно забыто,
и, возможно, чтобы увидеть тебя настоящей, нам надо расстаться,
поиграть в смерть
и, возможно, смерти проиграть.

Тогда к нам вернутся: воздух, свет, пространство, цвета́.
Вернутся наши невозможные голоса,
наши настоящие лица.

Но теперь нас уже не спасти.

Ложка, еще одна ложка, две вилки, детская ложечка, кружка, еще одна,
стакан, еще, тарелка, мелкая тарелка, глубокая, чашка, сковородка,
большая крышка, сотейник, маленькая крышка, противень, рюмки,
осколки, осколки

Когда я увидел стихотворение, я не испугался, я стал его писать.
А оно стало писать меня.

Здравствуйте, я

Вот рука его, вот другая, вот ноги, вот голова,
вот туловище, вот глаза и уши на месте.

Вот клубок, вот колобок.
Вот дорога едва заметная ниточка. Птичка щебечет.
Бабушка, расскажи сказку. Слушай, внучек. Только не перебивай.
А сказка добрая? Добрая, золотой мой, добрая, добрее не бывает.

Семь дней и ночей я трудился.
Семь дней и ночей трудилось оно.

Здравствуйте, я
А я ваше стихотворение.
Мы подружимся, мы закружимся, мы

А где же ваша душа?
Там, где ее никогда не было.
И не будет.

Покатится колобок по лесам, по полям, улизнет от волка,
медведя перехитрит, прикатится к лисе.
Зажмурится.
Здравствуйте, вы кто?
Откроет глаза.
Здравствуйте, я ваше стихотворение.
Я буду вас есть.