Посадкам надо было ещё учиться и учиться.
Сконцентрировавшись на посадке на выдерживании параметров, я регулярно забывал подать команду «Малый газ!» За меня это делал командир, а я в «Надежде» перед сном читал мантру: «Шесть метров! Малый газ! Шесть метров! Малый газ!» С этими словами я засыпал, мне снились эти чёртовы шесть метров, и всё равно, увлекшись мельтешащим бетоном, я продолжал регулярно забывать подать эту команду.
Прошли отведённые на ввод в строй часы. Я ввёлся, «отпустил» отца домой, в Барнаул, начал летать с командирами, которые являли собой живое воплощение ершовского эпитета «волки» Николаем Петровичем Лаптевым и Валерием Анатольевичем Ивановым. Почти всю свою лётную жизнь они, абаканцы, отработали в этом регионе. Норильск для них был ну что Сочи или Тиват для меня сегодняшнего. Да, не всегда просто, но если умеючи то летать можно.
(Норильск, говоря по правде, всё ж позаковыристее будет, чем Сочи или Тиват. А вот с Катманду если сравнить Но это уже рассказ из будущего. Не будем спешить!)
Середина июня. Слетали с Петровичем в Белгород с промежуточной посадкой в Екатеринбурге.
До чего ж интересный рейс! Путешествие из зимы в лето! Сразу два новых аэропорта на карте полётов молодого пилота. Посадка в Белгороде по «приводам», древней системе неточного захода на посадку. Заночевали в Белгороде в тесном профилактории, населённом разномастными жильцами, к авиации не имевшими отношения. Предполётный отдых прошёл под нежные звуки перфоратора и кувалд, с помощью которых рушили стены в соседнем номере. Но как же вкусно пах белгородский воздух!
Романтика!
Наш вылет по обратному маршруту задержался из-за тумана. Час задержки, два, три Наконец туман начал уходить, Петрович принял решение на вылет, мы быстренько погрузили немногих желающих улететь в Норильск, выполнили все процедуры, вырулили на ВПП
Пилотировать, опять же, должен был я, несмотря на то, что очертания ВПП терялись где-то впереди видимость хоть и стала официально подходить нашему минимуму для взлёта 400 метров, но по факту туман двигался клочьями. Меня это тогда мало беспокоило опыта, напомню, было почти ноль. Я совершенно не задумывался о том, что буду делать, если самолёт на разбеге вдруг попадёт в нулевую видимость. И, конечно же, именно это с нами и произошло.
Во второй половине разбега, на скорости уже хорошо так за сто пятьдесят километров в час, прыгая на стыках плит, наш лайнер занырнул в непроглядную серую мглу. Я мгновенно растерялся, но, замечу, не стал суетиться и бросать управление. В наушниках раздался как обычно неторопливый голос командира:
Денис, продолжай держать направление. Взлетаем!
Команда штурмана:
Рубеж!
Ответ командира:
Взлёт продолжаем.
И почти сразу после того, как я по команде «Подъем!» потянул штурвал на себя, лайнер выскочил из тумана.
Это было великолепно!
Николай Петрович Лаптев в работе и жизни являл собой абсолютное спокойствие. Никогда не повышал голоса ни в кабине, ни за «боевой рюмкой» на послеполётном сборище. Мне он казался сошедшим с экрана командиром из советского кинофильма «Экипаж», разве что несколько мнительным, но всегда в итоге уверенным в своём окончательном решении.
За окном пуржит, самолёт корежит невидимыми воздушными ямами. Мы снижаемся в Норильске, я в поте лица кручу штурвал, выводя самолёт на предпосадочную прямую в снижении. Пропускаю падение скорости
Режим восемь четыре, в наушниках раздаётся тихий и буднично-спокойный голос слева. Это Петрович, устав ждать реакции с моей стороны, подаёт команду бортинженеру на увеличение тяги. И всё это происходит на фоне свистопляски, среди которой разворачивается наш не самый простой в пилотировании лайнер!
Хороший командир должен в любой ситуации внушать уверенность. Даже если сам он не уверен в том, что всё под контролем, его экипаж не должен об этом догадываться! Экипаж верит в командира, и если видит, что тот спокоен, то больше задумывается о работе, нежели о плохих последствиях.
Как же мне повезло в самом начале своей карьеры учиться у таких вот, настоящих мастеров-командиров моего отца, Окань Сергея Ивановича, Лаптева Николая Петровича и Иванова Валерия Анатольевича!
Брутальный и харизматичный Валерий Анатольевич Иванов был глыбой, за которой каждый чувствовал себя максимально уверенно. Уверенный в своих действиях, молчаливый по натуре, он в любой обстановке оставался таким же непробиваемо спокойным, как Петрович. И он давал мне даже больше свободы! Иной раз, пожалуй, чересчур.
Брутальный и харизматичный Валерий Анатольевич Иванов был глыбой, за которой каждый чувствовал себя максимально уверенно. Уверенный в своих действиях, молчаливый по натуре, он в любой обстановке оставался таким же непробиваемо спокойным, как Петрович. И он давал мне даже больше свободы! Иной раз, пожалуй, чересчур.
В левом кресле Валерий Анатольевич Иванов
Я налетал часов сто с гаком, когда пришлось однажды садиться в Красноярске. Погода была не то чтобы той, которую пилоты называют «сранью», но близкой к этому в сводке передавали шестьдесят метров высоты нижнего края облачности и восемьсот метров видимости. Абсолютный минимум для нашего захода! Но ветра не было аэропорт накрыло туманом, а в нём ветер явление редкое.
Я уже успел к этому времени прилично набить руку на выдерживании директорных стрелок в центре (ещё бы раз все заходы были моими), и в таких почти штилевых условиях полёт по глиссаде уже не был проблемой. Наоборот, отсутствие видимости за окном не отвлекало, и я увлечённо пялился в ПКП11, не давая «кресту» директорных стрелочек выползти из центрального кружочка. Валерий Анатольевич изредка помогал кратко (я бы сказал, по-домашнему, «не по уставу») подавая команды бортинженеру на установку режима: «Добавь два", «Сбрось один». Штурман делал свою работу, периодически диктуя высоту и скорость. Обычный такой заход. Спокойный. По самому минимуму погоды.
Командир должен был забрать у меня управление на высоте принятия решения (шестьдесят метров) в таких условиях посадка не дозволялась не только мне, зелёному, но и опытному второму пилоту. Однако, стоило открыться полосе (это произошло лишь на мгновение раньше, чем самолёт достиг ВПР), как я услышал в наушниках голос Валерия Анатольевича:
Денис, продолжаешь пилотировать. Не волнуйся!
Решение? ножом прозвучала сакральная фраза штурмана.
Са-адимся! последовал спокойный ответ командира.
Естественно, я заволновался, и стрелки начали расползаться обычная ошибка неопытного пилота, когда он перед самой посадкой вдруг отвлекается на поиски земли. Этому ещё мне предстояло научиться даже отвлекшись от приборов, мышечной памятью и твёрдой хваткой продолжать вести самолёт по прежней траектории. Валерий Анатольевич тут же парой движений штурвалом вернул самолёт в нужное русло.
Продолжай сам, слышу его голос в наушниках.
Я вцепился в штурвал, вспомнив наставление отцов-командиров, без которых не обходился каждый наш послеполётный разбор в «Надежде»: «Этой машине важно не мешать! Собери стрелки в кучу, стриммируй, доведи её до полосы, не разбалтывай она сама сядет!»
В абсолютном безветрии наш 85395 приближается к полосе. Светящиеся в белёсой мгле боковые огни трапецией уходят вперёд и тут же теряются. Туман-туманище!
Торец, пятнадцать! звучит голос штурмана.
Я держу штурвал, не позволяя себе даже дышать так хорошо я, пожалуй, ещё ни разу к полосе не подходил! И мне не хочется нечаянным вздохом сбить самолёт с траектории.
Лишь бы не забыть дать команду на установку малого газа!
Боковым зрением вижу, как командир демонстративно убрал руки со штурвала вверх Валерий Анатольевич уверен, что из такого идеального положения самолёт я посажу.
Миг паники как бы не подвести! Заставляю себя быть спокойным.
Десять метров! Шесть! штурман продолжает отсчёт высоты по радиовысотомеру.
Малый газ! чуть ли не кричу я заветную команду.
Руды12, повинуясь руке бортинженера, уходят назад, я замираю со штурвалом в руках, а ладони командира парят в воздухе
Колёса основных стоек нашли землю, зашуршали и мягко-мягко потащили остальной лайнер за собой. Я в экстазе!
Интерцепторы, реверс! командует Валерий Анатольевич. Торможу!
«Этой машине важно не мешать! Доведи её до полосы как следует и она сама сядет!» У меня не было сомнений в правдивости этой фразы, но когда я это вдруг сделал сам, да ещё и в таких неподходящих для посадки вторым пилотом условиях
Денис, ты сам посадил. Ты же видел я руки со штурвала убрал.
Я видел. Но я не верю! Как? Мне это удалось сделать, в такую погоду, и при этом красиво?
Полтора часа стоянки. Два с небольшим часа полёта обратно. Мы вернулись в Норильск, где на ВПР управление, соблюдая инструкцию, Валерий Анатольевич забрал. Ровно сутки, пока мы отдыхали в «Надежде», я ходил павлином от осознания собственных успехов В следующем полёте я попытался повторить своё достижение, но взял штурвал «на себя» излишне рано машина подвзмыла, я попытался тут же вернуть её назад, отдачей штурвала больше, чем надо И тут же почувствовал, как управление забрали уверенные руки командира. Пара точных движений отклонение исправлено, и самолёт опустился на стойки шасси. Мне оставалось лишь мягко придерживаться за «рога», запоминая, как командир это делает.