Что за бред, какие басурманские всадники, какое село Коломенское? И тут в мой мозг прокрались некие подозрения:
А какой сейчас год, ты знаешь? Спросил я.
Шесть тысяч семьсот сорок пятый от сотворения Мира, совершенно серьёзно ответила Рогнеда.
Что ж это вполне объясняло её поведение.
Твоя информация несколько устарела.
Что? Инфо что?
Сейчас две тысячи тридцать девятый год от Рождества Христова, подсказал я.
Рогнеда недоверчиво перевела взгляд на Ярослава, но тот лишь подтвердил мои слова.
А кто вы-то такие будете? К ней вернулась её прежняя подозрительность. Одеты вы как-то не по-нашему!
Меня зовут Ярослав, представился мой брат. Я московский боярин. Гордо добавил он, решив произвести впечатление на Рогнеду, но она уже снова смотрела на меня.
Сабуро, представился я. Я, конечно, не боярин, но мои предки были самураями.
Кем были? Не поняла девушка.
Ну, самураи это такие воины
Ага, басурманские воины, Ярослав засмеялся собственной шутке, и я тоже не смог удержаться от смеха.
Басурманин, значит. Я так и знала! Уверенно произнесла Рогнеда. Выглядишь ты не по-славянски! И имя у тебя не христианское!
Сабуро это по паспорту и по жизни. Ответил я. Но христианское имя у меня тоже есть Филипп. Если тебе угодно, можешь называть меня так.
Нет, я буду называть тебя Сабуро. Это имя тебе больше подходит.
Что ж, я предложил ей варианты, она выбрала тот, который её больше устраивает. Теперь осталось только сообразить, что с ней делать. Остаться в нашем времени она не может просто не сможет жить здесь. Но и у себя в тринадцатом веке ей тоже ничего хорошего не светит монголы наверняка всё ещё ищут эту девушку по окрестностям Коломенского. Ладно, попробовать всё же стоит может, мне удастся с ними договориться, чтобы они её не трогали, я же, как выражается Рогнеда, на половину басурманин, а, значит, в какой-то степени свой! К тому же, моими предками были самураи Минамото, а один из них, Ёсицунэ, возможно, когда-то сбежал в Монголию от жаждавших его убить представителей клана Тайра и стал Чингиз-ханом.
Туман меж тем рассеялся, и по оврагу повеяло холодом. Куда делась тридцатиградусная жара? Почему небо затянуто облаками, а на склонах оврага белеет тающий снег? А что это за странный гул слышится вдалеке? Может, его производят вон те самолёты, летящие над облаками? Да, наверное, именно они. Мы с отцом как-то собирали макет похожего, ИЛ-4, кажется, бомбардировщик времён Второй Мировой войны.
ИЛ-че-ты-ре?! По слогам произнёс я и поглядел на Ярослава. Бомбардировщики сороковых годов прошлого века?!
Сабуро Похоже, мы с тобой тоже плохо информированы о текущей дате. Как-то странно побледнев, ответил мой брат.
Я не мог с ним не согласиться.
Глава III
Из дневника Изабель Морель, часть вторая.
21 марта 1942 года. Вечер.
Лисёнок по-прежнему без сознания, но пульс у него постоянный, дыхание ровное. Лейтенант Жан Легран, хирург, служащий в отряде, говорит, что теперь для жизни Луи нет никакой опасности. Я ему верю, но, сдаётся мне, о чём-то лейтенант всё-таки умалчивает, такое странное выражение у него на лице, когда я спрашиваю его о состоянии месье Сен-Лорана. Робер и его жена Лорен тоже так думают, но стараются не показывать своего беспокойства. Их сын Клод всё время интересуется, когда же ему разрешат поиграть с дяденькой, спасшим его во время падения бомбы в лесу. Мне бы тоже хотелось это знать, говорю я ему, этот дяденька спас и меня тоже, теперь мы должны дождаться момента, когда сумеем его отблагодарить.
После обеда меня вызвал к себе генерал Жозеф Арно.
«Мой зять Робер сказал, что ваш друг спас жизнь моему внуку минувшей ночью. Я обязательно выражу ему свою благодарность, когда он придёт в себя. А сейчас я хотел бы услышать от вас, как вы оказались в этом лесу посреди ночи».
Я рассказала ему всё, что произошло вчера вечером начиная с того самого момента, как генерал Вольф прислал своих солдат в театр с приказом заменить показ опер Масканьи и Леонкавалло на оперу Россини. Генерал внимательно выслушал меня и спросил, кто научил меня стрелять.
«Я не училась этому, генерал Арно, вчера я впервые держала в руке пистолет. Мне просто повезло, что я сразу попала в цель». Ответила я.
Генерал ещё какое-то время расспрашивал меня о том, сколько в нашем городе немецких солдат, какое у них оружие и автомобили, не известно ли мне, в течение какого времени они планируют там оставаться. Я поведала ему всё, что мне было известно, и он, поблагодарив меня за информацию, сказал, что я могу быть свободна.
Покинув кабинет генерала Арно, я тут же отправилась на поиски Жана Леграна, но он сам попался мне навстречу, едва я свернула за угол.
«Мадемуазель Морель, месье Сен-Лоран желает видеть вас», с улыбкой произнёс он, и мне показалось, что я её никогда в жизни не слышала более радостных для меня слов.
Лисёнок был необычайно бледен, но улыбнулся, завидев меня, и взял меня за руку, едва я приблизилась к нему.
«Бель», тихо произнёс он. «Ты мне снилась. Мы пели дуэт из Царской невесты, а потом ты пела ариозо Любаши».
«И как получилось?» С улыбкой спросила я.
«Хорошо. Очень хорошо!».
Лисёнок замолчал, а я подумала, что волноваться больше не о чем осколок снаряда, хотя и вошёл довольно глубоко, всё же не повредил тканей головного мозга Луи, как опасался лейтенант Легран. Стоило мне только подумать об этом, как Лисёнок начал говорить странные вещи:
«Почему ты не пела Кармен в театре? Ты же знаешь партию, но не сказала об этом никому. Поёшь Сегидилью, выпив настойки брусники. А ловушка хороша, просто блеск» Произнеся эту ерунду, Луи на секунду задумался, потом спросил: «Кто такой Сабуро? Имя какое-то японское. Они, вообще, на чьей стороне? Или как всегда, только ради себя воюют?»
Я не на шутку перепугалась и, высвободив руку из его пальцев, дотронулась до его щеки, на которой появился румянец. Щека была горячей.
«Лисёнок, ты хорошо себя чувствуешь? Я, пожалуй, позову лейтенанта Леграна».
«Зачем? Я хорошо себя чувствую!» Сказал Лисёнок и добавил: «Лучше позови Робера, хочу с ним поздороваться».
Щеки Лисёнка снова побледнели, что несколько меня успокоило. Я поспешила разыскать Робера и передала ему просьбу Луи.
22 марта 1942 года.
Вчера я больше не рискнула пойти к Луи, так меня испугали его безумные речи. Но прошедшей ночью мне снился странный сон.
Я в каком-то странном месте, в каком-то овраге, по дну которого струится холодный ручей, а крутые склоны едва просматриваются сквозь странный зелёный туман, поднимающийся от воды. Никого со мною рядом нет. Я иду вдоль ручья и вдруг вижу от себя по левую сторону огромных размеров камень, от которого будто бы исходит невидимое тепло. На камне этом сидит молодой парень, которого я никогда не видела раньше. Он очень красив и хорошо сложён. У него чёрные волосы, карие раскосые глаза, высокие скулы. Парень встаёт, увидев меня и вежливо кланяется, как это делают японцы.
«Кто ты?» Спрашиваю я, невольно любуясь им.
«Сабуро», говорит он, и добавляет: «А я тебя знаю, ты Изабель».
Я проснулась от внезапного осознания того, что уже слышала это странное имя Лисёнок называл его во время нашего вчерашнего разговора Сабуро. Так вот он какой по возрасту не старше меня, даже, скорее, моложе на пару лет. И очень красивый. Лисёнок тоже красивый, но Сабуро привлекателен своей особенной азиатской красотой, в какой-то степени диковатой, даже хищной, непривычной моему взгляду, привыкшему к созерцанию европейцев.
Откуда Лисёнок мог знать, что мне приснится Сабуро? Я должна поговорить с ним на эту тему, немедленно!
Лисёнок встретил меня такой ласковой улыбкой и так нежно поцеловал в щёку, что я совершенно забыла о парне из моего сна. Все мои мысли теперь были заняты только Лисёнком: я то и дело спрашивала о его самочувствии, о том, куда мы с ним направимся дальше и заходил ли к нему генерал Арно.
«Генерал заходил. И его внук тоже с ним был очень умный мальчик, сказал, что отец научил его играть в покер, спрашивал, умею ли я хочет поиграть со мной».
«Надеюсь, ты объяснил ему, что он ещё не слишком взрослый, чтобы играть в такие игры?» Со смехом сказала я.
«Никто не может объяснить ему этого. Похоже, он успокоится только тогда, когда я выиграю у него все гильзы от патронов, которые ему удастся насобирать в лесу».
Мне радостно было видеть, как смеётся Лисёнок это говорило о том, что он скоро поправится. Он уже не выглядел таким бледным, как вчера, и я больше не слышала от него никаких странных речей. Но когда пришёл Робер и сказал, что отправляется в разведку на несколько дней, Луи, пожимая ему руку, резко сжал пальцы так, что они побелели, и произнёс: