Я участвовал в различных конференциях и дискуссиях об Аборигенном знании и устойчивости (sustainability) и прочитал много статей на эту тему. В большинстве из них излагается один и тот же упрощенный довод: Первые народы живут здесь тысячи лет, они знают, как сосуществовать в гармонии с этим местом, поэтому мы должны учиться у них, чтобы найти решения для актуальных проблем устойчивого существования (я часто задаюсь вопросом: о каких таких «мы» идет речь в этом утверждении?). Далее приводятся отдельные примеры устойчивых практик доколониальной эпохи и готово. Публика остается в недоумении: «Ну хорошо, а дальше что? Как всё это можно применять сегодня для решения проблем, с которыми мы сталкиваемся?»
Ответов на эти вопросы нет, потому что участники-аборигены, как правило, предлагают шаблонные рассказы о себе и делятся культурными артефактами, которые должны представить чужакам тщательно отредактированную версию их прошлого, подход довольно однобокий. Мы не делимся тем, что видим, когда смотрим через такое окно. В начале устраивается приветственная церемония, а в конце танец, и все расходятся по домам довольные, но не поумневшие.
Попытки решения глобальных вопросов устойчивого существования редко учитывают точку зрения аборигенов в разрабатываемых эконометрических моделях игнорируются особенности аборигенного мышления, основанного на паттернах. Вместо этого нам показывают точечные рисунки[8] и просят обязательно включить трудоустройство коренных народов в наши планы по «устойчивому» удвоению населения того или иного города в ближайшие десятилетия. Всякая дискуссия о системах Аборигенного знания представляет собой вежливое признание связи с землей, но не предполагает подлинного желания его постичь. Главный вопрос здесь всегда «что?», а не «как?».
Я хочу перевернуть ситуацию. Я хочу использовать процесс аборигенного мышления паттернами для критики современных систем и вместе с тем передать читателям представление о самом паттерне творения. Я хочу избежать широко распространенного среди аборигенов литературного жанра автобиографического рассказа, хотя и буду приводить некоторые истории в качестве примера. Конечно, мой рассказ будет субъективным и фрагментарным и устареет уже через пять минут после написания эта проблема присуща всем печатным текстам. Подлинное знание будет продолжать развиваться среди народов и земель, и я буду идти вперед вместе с ним. Вы тоже будете идти. Возможно, вы уже заимствовали приведенный выше жест, добавили собственные оттенки значения, поделились им и создали на основе этого образа нечто такое, что невозможно представить на странице. Я должен передать эти понятия дальше, чтобы оставить их позади и перейти на следующую ступень знания. Если я не смогу это передать, то буду тащить на себе, словно камень, который препятствует моему росту и обновлению систем, в рамках которых я существую. Меня начинает утомлять, что в моей культуре я остаюсь великовозрастным мальчиком.
Эта книга представляет собой лишь перевод части тени, застывшей во времени. Я не претендую на совершенную истину или на авторитетность. Время от времени я перехожу от академического стиля к стилю рассказов у костра. Изложение может показаться неструктурированным; я позволяю логике следовать за сложными образами, которые я пытаюсь описать и которые не отражают причинно-следственные связи, характерные для письменного мышления.
Слова, которые обычно пишутся со строчной буквы, могут писаться с прописной в зависимости от изменения контекста, придающего им разные оттенки значений. Одна из замечательных особенностей английского языка заключается в том, что это креольский[9] торговый язык, меняющий форму в зависимости от внешних обстоятельств. Я готов отдать должное этому качеству, коль скоро оно поможет мне справиться с некоторыми сложными поворотами.
Это будет непросто, ведь английский язык неизбежно помещает мировоззрение поселенцев в сердце каждого понятия, затемняя его истинный смысл. Например, по-английски бесполезно объяснять аборигенные представления о времени, потому что их можно описать только как «нелинейные», что автоматически проводит у вас в голове жирную прямую линию. Вы фиксируете не отрицательную частицу не-, а прилагательное «линейные»: именно так вы воспринимаете это слово и именно такую форму оно принимает в вашем мозге. Еще хуже то, что этот термин объясняет понятие через описание того, чем оно не является, а не того, что оно собой представляет. В наших языках нет слова «нелинейный» хотя бы потому, что никто не ассоциирует путешествие, мышление или разговор с прямой линией. Тропа всегда извилиста, поэтому ей не требуется отдельного названия.
Много тысяч лет назад один человек попытался идти по прямой, за что был назван wamba (безумец) и наказан: его забросило на небо. Это очень старая история, одна из многих, которые показывают нам, что нужно путешествовать и мыслить свободно, а не бросаясь вперед сломя голову. Поэтому в этой книге английский язык будет действовать через истории, образы и беседы, а смысл будет не обозначаться отдельными словами, а возникать на извилистых тропках между ними.
В английском языке есть много слов для описания наших Первых народов. Поскольку ни одно из них не обладает достаточной точностью, я по большей части использую их в случайном порядке; каждое из них предпочитаемый термин для одних и оскорбительный ярлык для других. До европейской оккупации мы называли себя просто Людьми на наших языках, но я не обращаюсь к какой-то конкретной языковой группе и потому применяю многие неточные английские термины, когда нужно обозначить нас в совокупности. Я употребляю многие другие термины, которые мне не очень нравятся, например «Время сновидений» (что представляет собой неверный перевод и неверное толкование), потому что их используют многие пожилые люди, которых я уважаю и которые передали мне знания: негоже выказывать неуважение к ним, отвергая выбранную ими лексику. Как они, так и я мы все знаем, что эти слова означают, поэтому можем спокойно использовать эти ярлыки. В любом случае, без них практически невозможно изъясняться на английском, если только вы не будете повторять каждые пять минут что-то вроде «сверхрациональная межпространственная онтология, присущая основанным на обычаях ритуальным комплексам». Пусть лучше будет «Время сновидений».
Я излагаю базовые понятия аборигенной космологии, затем ищу паттерны, потом устанавливаю их связь с устойчивостью всё это в свободной форме, которую не стоит воспринимать буквально. Для меня важнее не изложить факты, а заставить задуматься. Мой текст вступает в диалог с читателем, приглашая его к совместному размышлению, поэтому я часто использую местоимение первого лица двойственного числа. Оно широко распространено в аборигенных языках, но в английском языке его нет; поэтому я перевожу его как «оба-мы» когда мои пальцы набирают эти буквы на клавиатуре, мои губы произносят: Ngal.
Для выработки решений сложных проблем нужны разные точки зрения и формы мышления, посему нам стоит делать это вместе, связываться с максимальным числом других «обоих-нас» и образовывать тем самым сети динамического взаимодействия. Я не даю экспертных заключений, а просто иначе ставлю вопросы и смотрю на вещи. У меня хорошо получается стимулировать связующее мышление, но я не гожусь в авторитеты ни по одному из вопросов, затронутых в этой книге; моя точка зрения носит маргинальный характер даже в моей собственной общине. Но ведь именно в маргинальных, окраинных зонах почва особенно плодородна.
Я надеюсь, что с этой переходной позиции оба-мы сможем увидеть то, что было упущено, заметить какой-то аспект паттерна творения и провести некоторые мыслительные эксперименты, чтобы понять, куда этот паттерн может нас привести. Это хорошо получалось у Эйнштейна, который редко заходил в лабораторию и просто говорил: «Если это так, то это так» и создавал такие симуляции в пространстве Времени сновидений, благодаря которым складывались невероятно сложные и точные доказательства и решения. В этом пространстве даже то, что он воспринимал как свою величайшую ошибку, впоследствии оказалось его величайшим открытием. Это не так уж сложно. А если мы застрянем, то позовем на помощь ехидн.
Начать нам следует с первых вопросов, которые неизменно становятся препятствием на пути к знанию. Кто это настоящие Коренные народы? Кто из них является носителем настоящего Аборигенного знания, и какие аспекты этого знания могут помочь сегодня в разработке устойчивых систем?
Мальчик-альбинос
Оба-мы идем тропами песен с Клэнси Маккелларом, сказителем из людей вангкумара (Wangkumarra). По ландшафту песен и историй пролегают древние тропы Времени сновидений, запечатленные в наших умах и телах и в отношениях со всем, что нас окружает: это знание хранится в каждом водном потоке и в каждом камне. Мы проходим там, где встречаются Квинсленд, Южная Австралия и Новый Южный Уэльс. Клэнси находит тропы моих предков и показывает, где мои истории соединяются с его.
И у него, и у меня кожа не очень темная возможно, по этой причине он уделяет особое внимание персонажам-альбиносам. Белая женщина-сова со светлой кожей и волосами становится Gubbiwarlga, или Мудрой женщиной, а затем превращается в кварц. Мальчик-альбинос подвергается травле и унижениям в своей общине, которая изгоняет его. Когда мы добираемся до скальной площадки, построенной мальчиком-альбиносом, у меня перехватывает дух. В изгнании он не шлялся без дела, а упорно трудился, не покладая рук.