Льюис смутился:
Возможно, мне придётся поехать в командировку Молли молча встала и ушла. Он не пошёл за ней, а только покачал головой с досады. А потом его уже полностью захватила подготовка к поездке.
Молли проплакала в подушку всю ночь. Наутро она не обнаружила мужа дома. На столе в гостиной лежала записка: «Дела, извини. Когда вернусь, не знаю. Люблю тебя». Это было уже не первый раз. Будучи миссис Уилсон, Молли привыкла частенько оставаться одна. Она любила Льюиса и безоговорочно прощала ему подобные выходки.
Уже тем же утром Уилсон прилетел в Петербург. Его встретили двое молодых парней, сказавших, что они от «мистера Петрова». Они сопроводили Льюиса до особняка в Зеленогорске, где и жил друг Джона Кереньи.
Мистер Уилсон? Рад знакомству. Я Юрий Петров.
Моё почтение Наш общий друг сказал, что у Вас есть небольшая проблема
Петров поднёс палец к губам:
Тсс У стен есть уши, мой друг. Вот, он протянул собеседнику папку с бумагами. Прочтите это. Потом мы вместе всё это уничтожим.
Льюис иронично улыбнулся: поведение русского отдавало маразмом и паранойей. Вряд ли все вокруг него были шпионами и хотели вывести его планы на чистую воду. С другой стороны, при его положении осторожность не помешает. Уилсон методично проглядел бумаги. Потом удовлетворительно кивнул и вернул папку Петрову. Тот подошёл к камину и бросил папку в огонь. Уилсон усмехнулся:
Вам мои действия кажутся смешными? спросил русский. Я могу рассказать Вам поучительную историю Когда я начинал бизнес, я не считал всех вокруг потенциальными предателями. Даже конкуренты, считал я тогда, могут быть твоими друзьями. Но я ошибался. Дмитрий Сирхаев украл мои идеи; присвоил себе то, что я не счёл нужным от него скрыть Теперь я параноик. Полная секретность во всём! Даже в том, какие газеты я читаю в туалете
Понимаю последнему замечанию Уилсон не мог не улыбнуться. Простите, что смеялся над Вами.
Все смеются надо мной. Я привык к этому. Зато я добиваюсь успехов.
В таком случае, мне следует ради Ваших успехов приступить к работе.
Юрий Михайлович Петров улыбнулся и едва заметно кивнул. Американец покинул его дом, а он задумался: спасёт ли сын Димы Сирхаева свою шкуру, выберется ли живым из жестокого бизнеса? Петрову было наплевать. Чужие жизни ничего не значили, кроме сумм за их прекращение. Только такое отношение может вывести в лидеры.
Характер Петрова закалялся в советской системе, в партии и позже в КГБ. Юрий Михайлович был прирождённым функционером и привык к безжалостной чиновничьей подковёрной грызне. С теми же критериями он оказался и в бизнесе при новом условно капиталистическом строе.
Любые вопросы деликатного свойства по-прежнему решались иоанновскими опричниками; только в прошлом веке они носили форму и имели звания, а сейчас стали зваться бандитами. Назначение же их нисколько не изменилось. Правда, теперь появилась возможность звать «варягов», таких, как этот Уилсон, чтобы не марать руки своих доверенных людей.
Льюис остановился в отеле «Европа», где и устроил свой штаб. По традиции, с ним работали два посредника, которые самостоятельно находили исполнителей и для запугивания, и для убийства. Сам Уилсон никогда не встречался с мелкими исполнителями. Его дело было возвышенным общение с объектами и планирование чем он очень, в душе, гордился. Всё чисто, аккуратно, изящно; его никто не уличит в смертных грехах. Вообще, Льюис не терпел насилия. Лишь дважды он отдавал приказ об убийстве и столько же раз о покалечении, чтобы объект стал сговорчивей. Все эти приказы он, в своё время, по нескольку дней обильно заливал коньяком. И всякий раз, начиная новое дело, надеялся обойтись без крайних мер.
Вот и сейчас Льюис Уилсон рассчитывал на своё красноречие, которое позволит ему обойтись без кровопролития.
* * *
На венгерскую столицу опустился вечер. Отойдя от окна, Валентин сдержанно улыбнулся. Потом ему вспомнилось, что отец в тысяче километров отсюда находится при смерти, и его настроение резко упало. Самолёт в Петербург, билет на который Сирхаев приобрёл вчера, вылетал через двадцать часов. Эржебет ещё не знала о его отъезде. Он не знал, как она к этому отнесётся. У него были определённые опасения на сей счёт его отсутствие может оказаться катализатором, из-за которого у его возлюбленной случится рецидив хотя пока ничто, в общем, не предвещало возвращения Пинтер к распутной жизни.
У них всё было хорошо. Валентин любил Эржебет, заботился о ней, практически не спорил с ней; ей же было удивительно спокойно с ним, а, поняв цену истинного спокойствия, она уже не рвалась искать приключения и страсти. Хотя она оставалась ещё достаточно молодой, чтобы не принять здесь философское прозрение за просто возрастную успокоенность. Нет, Эржебет Пинтер по-прежнему оставалась молода и активна в делах, но на личном фронте более не собиралась гоняться за разными мужчинами, предпочтя спокойную и размеренную, практически семейную, жизнь. Почему же не совсем семейную? Положа руку на сердце, Эржебет понимала, что согласится на предложение руки и сердца от Сирхаева. Но Валентин, опасаясь её гнева и казавшегося ему более вероятным отрицательного ответа, не спешил делать ей это предложение. В конце концов, живут же люди и без штампов в паспорте!..
Она пришла с работы на полчаса позже, чем обычно. Несмотря на общую усталость, лицо её светилось какой-то радостью, которую она явно хотела разделить с ним. Валентин обнял её в качестве приветствия.
У меня для тебя потрясающая новость! с порога заявила сияющая Эржебет.
У меня тоже, но более грустная, ответил он.
Венгерка выжидающе посмотрела на него, перестав даже улыбаться, поняв по тону Сирхаева серьёзность ещё не высказанной им проблемы.
Мой отец в больнице. Я должен срочно лететь к нему, в Питер, прямо сейчас
Пинтер сделала два шага в сторону дивана и в изнеможении опустилась на него. Сирхаев догадался, что она плачет, хотя он и не смог толком понять, от чего именно из сказанного им подруга его так погрустнела она не знала его отца.
Ты уедешь, Вэл глухо сказала Эржебет. Как раз тогда, когда я впервые в жизни всерьёз почувствовала себя по-настоящему счастливой
Я не могу поступить иначе, Бет он всегда называл её этим западным уменьшением, не признавая классической венгерской «Эржи», которое использовали её местные друзья. Отец нуждается во мне; я ведь не могу подвести его
Когда ты вернёшься?..
Валентин не ответил. Он подошёл к ней и обнял её через диванную спинку. Девушка выгнулась и уткнулась лицом в плечо Сирхаева. Пару минут они молчали.
Ты вообще вернёшься?.. наконец спросила Эржебет.
Я постараюсь. В любом случае, я буду с тобой, Бет, если ты только этого захочешь!
Я хочу прошептала она. Боже, может даже настолько, чтобы поехать туда с тобой!.. Бросить всё, чем я живу здесь
Для Валентина эти слова были дороже признания в любви, которого от неё он бы всё равно никогда не дождался. Готовность Эржебет оставить всё дорогое сердцу в Будапеште и поехать за ним в холодный Петербург дорогого стоила. Если, конечно, кто-то из вас готов поверить мне на слово, что что-то может быть на свете дороже любви
Выходи за меня замуж.
Я согласна, ответила она и слабо улыбнулась: Ты не хочешь-таки узнать, что за новость была у меня?..
Хочу.
Я беременна, Вэл!
Он немного остолбенел, услышав это. Видя его изумление, Эржебет смогла выдавить из себя уже более радостную улыбку.
Это точно? Валентин не нашёл ничего лучше, кроме как задать глупый вопрос. Ну, иногда все мужчины оказываются одинаково глупы
Абсолютно. Я сегодня была у врача, который в этом уверен. Сто процентов.
Это же прекрасно! улыбнулся Сирхаев.
Кроме того, что тебя не будет рядом со мной
Они извинились друг перед другом жарким поцелуем, который, как всегда, решал любые противоречия между ними. До разлуки оставалось всё меньше времени. Конечно, меньше, чем за сутки, Эржебет не могла сняться с насиженного места и поехать за Валентином в Россию. Они не обсуждали более тему возвращения Сирхаева, ибо было понятно: пока Дмитрий Ровшанович не выздоровеет, он сына от себя не отпустит. А выздоровеет он вряд ли скоро Если же произойдёт худшее Валентин старался гнать от себя эту мысль, а Эржебет прекрасно понимала, что будет в этом случае единственный наследник долго будет расхлёбывать отцовские дела, что тем более долго не отпустит его из Петербурга. В любом случае, разлучиться им сейчас предстояло надолго. Успеют ли они пожениться, да и вообще хоть раз увидеться, до рождения их ребёнка?.. Это достаточно маловероятно.
На следующий вечер Пинтер ощутила одиночество. Она попыталась унять его, поболтав по телефону с Анной Молнар, потом позанимавшись домашними делами Одиночество не покинуло её; зато локализовалась причина не было занятия, которому можно посвятить вечер, подчинить всю прочую жизненную деятельность Эржебет подошла к книжной полке, где пылились томики Петёфи отцовский подарок на новоселье и, взяв один из них, отправилась на диван с кружкой чая. Она решила с этого дня сделать своим ежевечерним занятием чтение классической поэзии