Ты двигаешься умора, сказала мне Лама.
Ты сама жаловалась, что мальчики не танцуют.
Но ты за всех выступил, герой! Пошли курить.
Пошли.
Сигареты у Оксанки. Она иногда за школой брала чью-нибудь сигарету «на пару тяг», но я не знал, что она уже со своими.
Мы все раскурились на крыльце. А что, сегодня не просекут учителя, даже если просекут сегодня без палева. Время ж не учебное.
У меня от танцев и свежего воздуха голова закружилась приятно. Курить не рискну. Еще не пробовал, а закашляться от первой затяжки это ж не круто. Потом как-нибудь. Потренировавшись.
А Оксанка меня спрашивает:
Но, Пит, не куришь?
Неа, говорю. Не нравится мне.
Или боишься, что не вырастешь?
Мальчики обычно девочкам говорят «у тебя дети зеленые будут», но я не люблю известные шуточки. Придумал свою:
Боюсь, но не настолько, насколько ты боишься еще больше разжиреть.
И захохотал. Кто-то усмехнулся. Встретился с Ламой взглядом. Она сквозь зубы прошипела:
Ты офигел такое говорить, блин
Оксанка протянула кому-то сигарету:
Добейте кто-нибудь, я Она резко вздохнула. Я пошла.
Окса! Лама ринулась за ней следом.
Мы с остальными курильщиками остались докурить и потереть. Эпизод с Оксанкой быстро выветрился. Вернулись в класс, я стал высматривать Ламу в темной толпе танцующих под что-то отвратительно-отечественное, вроде «Фристайла». Заметил ее в углу почему-то. Одна сидит, прикрыв глаза, увидал я, поближе подойдя. Тут музыка заткнулась наконец-то для перемены кассеты. Обычно у нас два магнитофона: с одного слушаем, на другом перематываем. Прям диджейский пульт. Только с лентой.
Наташ
Она открыла глаза.
Пойдем потанцуем.
Кассета включилась, но фальстарт, не с самого начала песни, еще пять секунд на перемотку.
Я дотронулся до ее запястья, тонкого и в темноте особенно молочно-белого. Она отдернула руку.
Не пойду я. Устала. И ты ж танцевать не умеешь.
Ну да, гм, но если медленный
Фиг тебе. Я устала. Еще кого-нить пригласи, герой.
Да и ладно, чуть не крикнул я. Да на фиг нужна вечеринка эта ваша «огонек», блин.
«Ваш». Я-то как раз один из тех, кто всегда активно «огоньки» продавливал.
Ладно, все равно домой пора. Выпили, поплясали, хорош уже. Еще, правда, восьми нет, а раньше девяти нас не выгонят. Но все равно. Иду на принцип.
И ушел, как тогда говорили, по-английски.
Решил перед домом заскочить к Лёне (кстати, вдруг у него какой-нибудь ликерчик есть прикольный?).
Лёнь, сказал я ему с порога, выпить есть?
Ты чего это? Его брови полезли вверх, сморщив бледный лоб в гармошку.
Да так, настроение. Коньячку не накапаешь?
Так, заходи.
В квартире у него мне стало жарко. Лицо горит. И дышать трудно. Из стоваттных динамиков тихо пищал какой-то колючий блюз с завываниями губной гармошки.
Кто играет, Лёнь?
Мадди Уотерс, но об этом позже. Ты чего это, нажраться решил, что ль?
Не, говорю, я меру знаю. Я вдруг икнул.
Понятно. Сейчас тебе чайку заварю. Покрепче.
Не, ну какой, блин, ч-чай, йик
Индийский. Краснодарского не держим. А то мать тебя такого выдерет ремнем.
Н-не выдерет, я взз-росс-лый
Угу, заметил.
Лёня ушел на кухню. Я попытался вслушаться в Мадди этого Уотера или как там его и постучать ногой по паркету в такт. Типа, мне нравится. Стянул свою белую водолазку с горлом, забыв, что под ней старая майка-алкоголичка.
Оголяешься? Правильно! Лёня вошел, держа в руке гигантскую дымящуюся кружку.
Лёнь, спросил я, отхлебнув, а вот если девочка с тобой то вежливая, то грубая, это что значит?
Ну как минимум неравнодушна. Но вообще что угодно. Женщины, понимаешь ли!
Понимаю, кивнул я.
Он снова усмехнулся:
Хорошо, если понимаешь.
Лёнь, я поглядел на него, а ты чо не женат?
А зачем? Он поморщился. То ли вопрос бестактный, то ли тема надоела. Или не понравилось, что я вдруг начал что-то такое выпытывать?
Все ж женятся.
Угу. А потом разводятся. Ни себе ни людям в итоге.
Что ни себе? Ты про кого?
Про вообще. Короче, на ком я хотел жениться, та за меня не пошла.
А другая?
А на другой не хотел. А вообще рано тебе о таких вещах думать. К счастью для тебя. Живи и радуйся. Еще наешься всего этого.
Порадуешься тут, когда «банан» по химии в четверти маячит.
Все ж женятся.
Угу. А потом разводятся. Ни себе ни людям в итоге.
Что ни себе? Ты про кого?
Про вообще. Короче, на ком я хотел жениться, та за меня не пошла.
А другая?
А на другой не хотел. А вообще рано тебе о таких вещах думать. К счастью для тебя. Живи и радуйся. Еще наешься всего этого.
Порадуешься тут, когда «банан» по химии в четверти маячит.
Это не самая большая проблема в жизни. Он кашлянул. Хотя, конечно, ничего хорошего. Если ты, допустим, на химфак собираешься.
Не на химфак.
Тогда успокойся. Ты не дебил, и трояк тебе уж как-нибудь нарисуют. Никому не нужны выпускники с годовыми двойками.
Фиг их знает они вредные такие, учителя наши.
Не настолько, насколько ты думаешь. Всех волнует личное благополучие, а не чужие проблемы.
Лёнь, а «неравнодушна» это, скорее, хорошо или, скорее, плохо?
Это шанс! От любви до ненависти, как говорится
«Чифирек» Лёнин меня правда как-то в чувство привел. Мать ничего не просекла. Я сразу лег, но долго ворочался. Голова болела. Раз пять вставал попить из-под крана холодной. Стук в висках не унимался. Думал про Ламу и ее на меня наезды. Герой и все такое. А чего она от меня ждет-то? Чего вообще они от нас ждут? Девочки от парней, в смысле? Что мы будем эдакие рыцари? А сами-то они кто, блин, дамы, красавицы? Всему свое время, правильно Лёня говорит. Да, вы не красавицы, мы не герои, вы губы красите, мы матом кроем Вы одеваете нет, обуваете нет, задеваете! мамины босоножки, мы же не вышли ни ростом, ни рожами Ладно, сойдет для начала. Поэма о девушках десятого бэ. Ее б прочитать на Восьмое марта. Валяев бы прочитал круто, у него бас, а кривые рифмы мои никто не заметит.
Утром я вспомнил стишок и покраснел. С Ламой не разговаривал до одиннадцатого класса, когда все уже давно забылось.
* * *Лёня уехал в Ленинград. Ленинград тогда же переименовали в Санкт-Петербург. Там, в Питере, он прижился. Я окончил школу, институт, пошел работать и так далее. А блюз так и не полюбил.
Дарья Протопопова
Родилась в Москве. Окончила РГГУ, кандидат филологических наук (МГУ), обладатель докторской степени по английской литературе Оксфордского университета. Член Союза писателей Москвы. Лауреат премии Gordon Duff Prize за работу о переводах Л.Н. Толстого (2008). Автор книги о роли русской литературы в творчестве ВИРДЖИНИИ Вулф: Virginia Woolfs Portraits of Russian Writers: Creating the Literary Other (2019). Победитель конкурса «Путь в литературу» Союза писателей Москвы (2018).
Победительница
Часть IФей Фей (или, как называли ее западные друзья, Афина, что совершенно не шло к ее миловидному восточному лицу) встала непривычно рано. Обычно на работу ей было к двенадцати: она работала кассиром в супермаркете, с надеждой на повышение до младшего ассистента менеджера. Глупая была надежда, подумала Фей Фей, проснувшись. Надеются на что-то хорошее, а ассистент менеджера в заунывном Теско благо весьма относительное. Когда работаешь кассиром, можно хотя бы иметь гибкий график: она всегда выбирала поздние смены, с полудня до восьми вечера, и наслаждалась ленью по утрам. Зарплаты хватало на одежду из Примарка, встречи с друзьями в недорогих барах и даже один раз в год неделю отдыха на Майорке. На всю эту роскошь зарплаты кассира не хватило бы, если бы Фей Фей снимала какую-нибудь комнатенку на самой окраине Лондона, деля крышу, кухню и ванную с пятью такими же неприкаянными, но снимать жилплощадь ей не приходилось. После гибели старшего брата в аварии (не буду об этом вспоминать хотя бы сегодня утром, подумала Фей Фей) она решила остаться жить с убитыми горем родителями. Дочернее великодушие не замедлило обернуться ей боком. Немного придя в себя после гибели сына (или, возможно, «заморозив» инстинктивно часть своего сознания), родители Фей Фей переложили свои амбиции на уцелевшего ребенка и принялись попрекать ее при каждой встрече на кухне к ней в спальню они не поднимались в отсутствии честолюбия.
Мы приехали в эту страну ни с чем, даже языка не знали! покрикивал отец семейства Куонг Ханг. Смогли открыть ресторан, работали там с утра и до поздней ночи, чтобы тебя с братом на ноги поставить, у всех наших друзей из Гонконга дети уже врачи, инженеры, на худой конец, бухгалтеры. А ты? В память о брате могла бы поднатужиться! Он бы мог стать известным пианистом, выступать сейчас в Королевском Альберт-холле На несколько секунд мистер Ханг замолкал, замечтавшись о будущем сына, несостоявшемся, а потому бесспорно блестящем. Очнувшись, он устало добавлял: