Журнал «Юность» 10/2020 - Литературно-художественный журнал 2 стр.

В одном далеком городке
Гора приставлена к реке
И смерть невдалеке
Ее не бойся это твой
Передовой городовой
Единственный конвой
Он отведет тебя туда
Где камень есть и есть вода
Но нету ни следа
Ни рек ни гор ни городков
А только море огоньков
Над полем облаков

микрочастицы компьютерной сажи,
пачкающей лицо
главное, что обо всем расскажет,
если в конце концов
в новом столетье решим присниться,
выпрыгнуть из ларца,
продемонстрировать кровь на лицах
демонам без лица

Это новая песня на старый лад,
на зубок ее брали и там, и тут:
из живущих каждый не виноват,
виноватые вниз головой цветут.

Они камни колышут на площадях,
иногда приснятся, как зимний лес,
где деревья черные все в гвоздях
(но иных не встретишь ни там, ни здесь).

Они тоже хотели из общих зол
выбрать меньшее, стать серебром планет
Опустили сердце в густой рассол,
позабыли на девяносто лет.

Землю увидеть во сне, ты сказала, дурная примета.
Для посвященных предвестье тяжелого года,
как урожай огурцов, как злодейка-комета,
хвост перед каждым задравшая не без дохода.

Я возражу, ибо что нам, астралопитекам,
в этом случайном стеченье чужих обстоятельств!
Ради забавы представишь себя человеком
сразу навалится груз долговых обязательств.

Трудно лететь, трудно плыть под холодной водою,
трудно раскрашивать мир в надлежащие краски.
Там, где погасло твое и мое золотое,
трудно представить глаза без тяжелой повязки.

Весь вечер пой, все утро пой
А после замолчи
И снова выгнется дугой
Дорога в Урумчи

И 95-й год
Алмазный порошок
Присядет рядом и нальет
Уже на посошок.

Горит Восток, плывет челнок
По золотым волнам
Пока короткий эпилог
Январь читает нам

В сторону Серебряного Бора
(как темна листва его густая!)
по волнам ночного разговора
движемся, почти что засыпая.
День был жарок, полночь неизбежна,
за окном то смерть, то бакалея.
Приближаясь к линии прибрежной
замирает старая аллея.
И уже невидимы ансамбли
новых зданий, слепленных по-птичьи.
Созданный единым взмахом сабли,
крепкий берег ждет своей добычи.
Надо стать прозрачней, неприметней
стеклышка троллейбусной теплицы,
чтоб исчезнуть с девяностолетней,
так и недописанной страницы!

Вагон остроносых турецких ботинок,
Корейских носков три контейнерных блока
В аду зажигают огни вечеринок.
Звезда моя жизнь, хороша и жестока!
Шуруй, Polaroid, покуда сам воздух
Не стал черно-белым, как яд или водка.
Теперь все подряд разбираются в звездах,
Но тайну хранит полинявшая фотка,
Где через размытый значок мерседеса
А может, прицел, проступает такое,
Что видеть подробней мешает завеса
(Опущена чьей-то умелой рукою).

Вторнику много надо:
он чемпион всего,
сам себе крест, ограда,
дилер и вещество.
Я же заброшен в среду.
По острию ножа
дымным поездом еду.
Стало быть, заряжай!
Ставлю кассету грома
в каменный пулемет.
Скоро мы будем дома
вечности не пройдет.

Усидишь ли дома по ночам,
где лишь телевизор у виска,
если солнца неживой кочан
засолила на зиму тоска?
Выйдешь в поле темные торчат
сухостоем в ледяных полях
черенки невидимых лопат.
Сделай шаг напорешься впотьмах.
Тут и город, мертвый огород,
заливает каменный бензин
равнодушной тьме за отворот.
Заходи в закрытый магазин,
забирай что хочешь все равно.
Здесь ведь только иней на губах,
а внутри дешевое вино
и к подошвам липнет теплый страх.

Веселая тоска венецианских зим,
божественный мотив под номером четыре.
Он умер, но смотри, остался негасим
и медленно плывет в предпраздничном эфире.

Лови, покуда он полупрозрачный шар
из рыбьей чешуи сияющего моря
(рисованной страны несмелая душа,
блаженное окно в стене ночного горя).

Потому что через снег
Потому что неужели
Проступает человек
Тихо-тихо еле-еле

Потому что ты молчишь
Потому что слушать рано
Или поздно или странно
Или лишь

Ах какая тишина
Небывалая по смыслу
Низким пологом нависла
Ночь нежна
Не бывает в феврале
Но была неосторожно
Потому что жизнь возможна
И на скошенном крыле

Я не верю в громкий шаг
В резкий свет и взрыв полярный
Дышит Бог молекулярный
Точит пробочку душа

Незатейливым дымком
Изнутри любовь сочится
И на свете чисто-чисто
Снегом снегом молоком

И не сбудется уже
И не надо и ни строчки
Жизнь как воздух в оболочке
В тонкой маленькой душе

Дай коснуться насовсем
Жив покуда осязаем
Ничего-то мы не знаем
А зачем

Ежик маленький помятый
Я ревела не по-детски
Искусал тебя проклятый
Пес соседский
Я тебя помыла в ванне
Раня руки об иголки
Я сквозь рев звонила маме
Ну а толку

Все равно ты тихо помер
Ты и мамы не дождался
Ты меня совсем не понял
Не сумел не продержался
Даже если очень ранят
Рядом с мамой все иначе
С мамами не умирают
Бедный мальчик

Доктор старше Дед Мороза
Пусть твой скальпель не споткнется
Мама выйдет из наркоза
и проснется

Ежик милый ради Бога
Вот идет в потемках мама
Покажи-ка ей дорогу
Из тумана

Горячие ветры, веселая злость.
Внезапное лето откуда взялось?
И ты вместе с ним из-за такта.

И я вылепляю слова из огня.
Т-9 бесхитростно правит меня,
Но я не сдаюсь ему так-то

В начале, конечно же, было оно
То слово, которое запрещено,
Чтоб раненый бес не попутал.

Но вслед эйфории приходит испуг,
И валится все из надломленных рук,
И рушится лето попутно.

Диастола, я не перечу тебе.
Как окна распахнуты ветром в избе
Бессильем расширены вены.

И выдох выносит из легких ожог.
И солнце за кадром ползет на восток.
И помыслы обыкновенны.

Но если была виноградная гроздь
Не бойся, держи меня за руку сквозь
Твое кочевое неверье,

Пока твое имя на вдохе звенит,
И птицы ночные уходят в зенит,
Роняя белесые перья

Говорила бабушка, старость празднуя:
«Я еще тудыличи в могуте была!»[1]
Трудовые, праздные, будни разные,
Чередою праздников кабала.

И недавно вроде бы было детство,
Близко-близко лужи, земля, трава.
Быстро-быстро бьется комочек сердца
Жизнь уже случилась,
сбылась,
была

Моя опустошенная планета,
Ты где-то, где-то в сонной пелене.
Забытое застиранное гетто,
Не вспоминай, не думай обо мне.

Пусть прошлое и пошло, и печально.
Состарят тело годы-палачи.
Я возвращаюсь к сущности начальной
К себе самой, потерянной в ночи.

Мой ясный курс проложен по вселенным,
Расписана надгробная плита,
И светом ослепительным нетленным
До горизонта пýстынь залитá.

Горячий ветер окатил волною,
Ковыльные метелки теребя.
Какое облегченье неземное
Я не люблю. Я не люблю тебя!

Утихли подростковые напасти,
Как на воде растаял пенный след.
Былые страсти шрамы на запястье.
Я только свет. Я чистый белый свет!