Но если рейганомика обречена на неудачу, что может последовать вслед за этим? Грозит ли нам повторение Великой депрессии 1930-х годов, о чем все более громко предупреждают нас все больше голосов? Разумеется, мы можем провести множество параллелей и обнаружить множество признаков сходства. Тот факт, что рейганомика так долго не может понизить процентные ставки, продолжает блокировать фондовый рынок, испытывающий трудности еще с середины 1960-х годов и все в большей степени находящийся в состоянии перманентной сильнейшей волатильности. Уже прекратился рост и на рынке новых жилых домов, подавленный высокими процентами по ипотечным кредитам, то же самое произошло и на рынке многих предметов коллекционирования[11]. С каждым десятилетием хронически растет безработица, сегодня она находится на максимальном уровне со времен Великой депрессии, не выказывая ни малейших признаков снижения. Инфляционный бум, который после Второй мировой войны все время ускорялся, наводнил экономику проблематичными инвестициями и породил тяжелое бремя задолженности в виде задолженности потребителей, домашних хозяйств, бизнеса и внешнего долга. В последние десятилетия бизнес фактически стал рассчитывать на инфляцию, видя в ней средство избавления от долгов, но что произойдет с задолженностью, если «дезинфляция», т. е. снижение темпов инфляции, имевшее место в 1981 и в первом полугодии 1982 г., продолжится? Ответ все в большей мере сводится к тому, что дело кончится волной банкротств и более глубоким спадом. Уровень банкротств в настоящее время является максимальным со времен Великой депрессии 1930-х годов. Сберегательные институты, зажатые между высокими ставками, которые они должны платить своим вкладчикам, и низкими ставками, которые приносят им долгосрочные ипотечные кредиты, все в большей мере будут превращаться в банкротов или будут вынуждены прибегать к маскирующим банкротство слияниям с другими сберегательными институтами, которые, в свою очередь, будут отягощены новыми долгами. Даже коммерческие банки, в течение полувека защищенные страховочной сетью Федеральной корпорации страхования депозитов, начинают сегодня чувствовать себя все хуже и хуже вследствие множества безнадежных кредитов, которые они навыдавали в предыдущее десятилетие.
На международной арене дела обстоят еще хуже. В течение величайшего кредитного бума американские банки опрометчиво выдавали крайне рискованные ссуды несостоятельным государствам и сомнительным институтам за рубежом, в особенности правительствам коммунистических стран и стран третьего мира, снабжая их инфлируемыми долларами. Закон о регулировании депозитных учреждений 1980 г., шансы на отмену которого рейгановской администрацией даже не просматриваются, позволяет Федеральному резерву приобретать неограниченное количество иностранной валюты (и любых других активов) и понижать резервные требования до нуля. Иными словами, этот закон предоставляет Федеральному резерву все возможности для неограниченной денежной и кредитной инфляции. Помощь обанкротившемуся правительству Польши и отказ США считать его банкротом, так что может статься, что американским налогоплательщикам предстоит нести бремя соответствующих расходов до бесконечности, являются грозным предзнаменованием, поскольку лишь масштабная инфляция будет способна спасать иностранных должников и американские банки, являющиеся их кредиторами.
Поскольку градуализм последователей Фридмена не позволит рецессии, которая не будет достаточно резкой, сбросить задолженность, это означает, что перед американской экономикой все отчетливее будут вырисовываться два варианта, либо долги будут выплачиваться в условиях депрессии того же типа, как была в 1929 г., сопровождающейся сильной дефляцией, либо Федеральный резерв прибегнет к масштабной инфляции, видя в ней средство решения проблемы задолженности. Используется риторика, заимствованная у сторонников твердых денег, или нет, нерешительность и компромиссы, присущие рейганомике, со всей очевидностью говорят о том, что из этих вариантов будет выбран вариант масштабной инфляции денег и кредита и, следовательно, возврат к двузначным если не больше темпам инфляции, что еще больше повысит процентные ставки и воспрепятствует восстановлению. Можно ожидать, что в случае прихода к власти демократической партии они прибегнут к инфляции с еще большим энтузиазмом. Поэтому мы должны готовиться не к такой депрессии, которая будет похожа на депрессию 1929 г., но к депрессии, которая будет сопровождаться масштабной инфляцией. Пока такая депрессия не началась, программа, предлагаемая экономистами австрийской школы и предполагающая переход к золотому стандарту, запрету Федерального резерва и политику laissez faire, будет отвергаться экономистами, политиками и широкой публикой как слишком жесткая и драконовская. Но эта программа поражает своим удобством и умеренностью, если сравнить ее с экономической преисподней перманентной инфляции, стагнации, огромной безработицы и инфляционной депрессии, на которую готовы пойти кейнсианцы и неокейнсианцы, являющиеся поклонниками Фридмена. Возможно, нынешний и будущий экономический холокост заставит американскую публику отвернуться от провалившихся рецептов и обратиться к выводам австрийской школы и рекомендациям в сфере экономической политики, сделанным на их основе.
Мюррей Ротбард,
Стэнфорд, Калифорния,
сентябрь 1982 г.
Часть первая
Теория экономического цикла
Глава 1
Позитивная теория экономического цикла
Исследование природы экономического цикла должно базироваться на адекватной общей экономической теории. Простое созерцание гор статистических данных, часто называемое «беспристрастным изучением», совершенно бессмысленно. Цикл развертывается в мире экономики, поэтому экономическая теория цикла, объясняющая это явление, обязана быть интегрированной с общей экономической теорией (любопытный факт состоит в том, что случаи или даже попытки такой интеграции являются скорее исключением из правил). В последние два десятилетия экономисты раскололись на множество изолированных сообществ ни одна подотрасль экономической науки не имеет почти никакого отношения ни к какой другой. Теории экономического цикла Шумпетера и Мизеса остаются единственными примерами теорий цикла, интегрированных в общую экономическую теорию[12].
Огромное множество специалистов по циклу, с презрением отвергающих любую системную интеграцию как чисто дедуктивную и слишком упрощенную конструкцию, тем самым вольно или невольно отвергают экономическую теорию как таковую, поскольку если можно изобрести теорию цикла, не имеющую отношения к общей экономической теории, то такая общая экономическая теория сама должна быть неверной, ведь тогда перед нами будет общая экономическая теория, которая не в состоянии объяснить такое жизненно важное экономическое явление, как цикл. Для институционалистов, представляющих собой чистых собирателей данных, да и для почти всех представителей других школ, этот вывод является весьма желательным. Однако даже институционалисты, осуществляя исследования и давая рекомендации, должны хотя бы иногда использовать экономическую теорию (на самом деле они довольствуются некой мозаикой, составленной из произвольно введенных ad hoc допущений, внезапно пришедших в голову интуитивных догадок и подобранных там и сям результатов размышлений коллег, принадлежащих к самым разным школам и доктринам). Существует чрезвычайно мало экономистов (а может быть, таких нет вовсе), которые понимали бы, что теория экономического цикла, разработанная Мизесом, представляет собой не просто «одну из» теорий, что в отличие от большинства теорий цикла она связана огромным числом связей с общей экономической теорией[13]. В действительности теория Мизеса и есть тот самый экономико-теоретический анализ неизбежных экономических последствий банковской кредитной экспансии, искажающей функционирование свободного рынка. Формулируя свои утверждения, последователи теории Мизеса подчас страдают излишней скромностью, когда они не оспаривают утверждений, согласно которым эта теория представляет собой «всего лишь одно из многих возможных объяснений экономического цикла» и каждому циклу должна соответствовать своя теория, объясняющая его специфическими причинами. В этой области, как и во множестве других, эклектизм совершенно неуместен. Поскольку теория Мизеса является единственной теорией цикла, которая выводится из общей экономической теории, она оказывается и единственной теорией цикла, способной корректно объяснить этот феномен. Если мы не собираемся отказываться от общей экономической теории, мы обязаны отвергнуть все предлагаемые объяснения цикла, которые не интегрированы с общей теорией.
1.1. Экономические циклы и колебательные процессы в экономике
Прежде всего важно провести различие между экономическим циклом, с одной стороны, и обычными изменениями деловой активности с другой. По необходимости все мы живем в мире, где происходят постоянные и никогда не прекращающиеся перемены, которые невозможно описать в точности до того, как они произошли. Люди изо всех сил пытаются прогнозировать и предвосхищать изменения, но такого рода предсказания никогда не могут быть сведены к предсказаниям, формулируемым в рамках точных наук. Прогнозирование рынка это бизнес предпринимателей, пытающихся предугадать состояние спроса и предложения. Наиболее успешные из них получают прибыль на точности своих предсказаний, тогда как неудачливые прогнозисты оттесняются на обочину. В итоге наиболее успешными в предвосхищении будущих рыночных условий являются удачливые предприниматели свободного рынка. Разумеется, полное совершенство в прогнозировании недостижимо, и предприниматели всегда будут различаться в зависимости от успешности своих предсказаний. Будь это не так, в бизнесе невозможно было бы получать ни прибылей, ни убытков.