Мои слезливые глаза, как у Шрека. Как вам? Похоже? Да, спасибо, почти не играю. Мне крайне жаль своих сегодняшних усилий по преодолению всех дел нахрапом ради этого рейса. Ай, живот запрыгал что-то.
Видя ее сердито сдвинутые к носу брови, иду ва-банк. Раздвигаю чуть-чуть палантин и показываю взглядом: вот.
Я очень хочу, прямо-таки намерена рожать на острове. Остров, он в Таиланде, это там же, где и Бангкок. Чуть-чуть ниже. На юг, семьсот километров Но там уж я доберусь. Мне главное в Бангкок сегодня улететь. Рожать там хочется, да. Там все мои: муж, сын, кот. Ждут. Какой ещё кот? Ну, кот Такой пушистый, белый, мурчит Сумасшедшая? Не Может, совсем малость Я называю это бесстрашная.
Она смотрит на меня как на шальную.
Ты как полетишь-то? Десять часов на станции, сама подумала? Лицом в салон? Сама ж знаешь, спина ни вправо, ни влево Обалдела? А ну-как рожать начнешь?
Кто, я!? Своих подставлю? Нет. Ни за что
Подтягиваюсь к ней поближе, и как заправский зэк, оскаливаюсь:
Зуб даю. Зуб стюардессы, не абы какой зуб!.. Звони, пожалуйста, командиру.
Вижу, колеблется, но уже в мою сторону. Можно зафиналить эту серию ударов.
А вот если не полечу, отодвигаюсь от стойки, беру хорошую театральную паузу и выдыхаю:
Здесь видно придется рожать. Оглядываюсь по сторонам, присматриваю, как кошка, укромное местечко для своих родов. Ехать мне все равно некуда Есть тут у вас врачи хорошие, кто на смене сегодня?
И ведь чую, начну. Девушка тоже чует, что мой паровоз с этих рельсов уже не снять.
Чокнутая какая-то Ну почему лишь в мою смену всякие шизоиды приходят?
Берет трубку, вызывает командира. Запрашивает разрешение настойчиво, будто озвучивает наше вселенское женское намерение рожать там, где положено. Кивает трубке. Потом мне:
Багаж есть?
Нет! выдыхаю я, плечи вниз.
Свой командир-то, чую. Свой.
Командир, и впрямь, дает ей отмашку можно. Она удивленно кивает мне. Взвизгиваю, как Пятачок, проглотивший Винни-Пуха, впрочем, выгляжу так же. Девушка выдает мне посадочный, я от счастья икаю. И шагаю в сторону пограничника. Тот, кто однажды по-настоящему, всем сердцем становится членом этой большой небесной семьи, уже никогда не отречется от нее. Спустя десять, двадцать, сорок лет все равно буду чувствовать себя в аэропортах как дома. В любой точке мира. И все люди, причастные к небу одной со мной крови.
Эй!.. Стой! кричит она вслед. Рюкзак кому оставила?!.. Мне что-ль за тобой его на самолет тащить?
Возвращаюсь за своей ручной кладью и вдруг обнимаю ее. Я редко обнимаю людей. Мне такое трудно сделать.
Ты лучший человек во всем Шереметьево! шепчу ей. Вот зуб даю, многих повидала.
Пузо прикрой. Зубами она раскидывается.
Поправляет на мне широкий палантин.
Только не роди, пожалуйста, по дороге.
Не боись. Меня дома ждут. Долечу, значит.
А куда я денусь? Десять часов лицом в салон? Норм. В инквизиторском кресле, спинка строго вертикально? Ок. Инженерам сей пытки посланы мною мысленно многие года жизни. Надежно сделано, я проверяла. Не заснешь, не забудешься. Не надо спать на рабочем месте ибо И рожать тоже не надо.
Весь рейс прикрываю палантином живот, окаменевший от усталости и напряжения. Не хочу, чтобы кто-то видел мою беременность, чтобы кто-то донес бригадиру, командиру. Нельзя навредить чудесной девушке с регистрации. Нельзя помешать экипажу работать. И вообще, надо просто долететь. Весь рейс заговариваю дитя, как бабка воду:
Ванюш, ты только сиди тихонечко, ага? Давай долетим? Я тебя сейчас поглажу чуток, а ты поспишь, да?
Живот рычит в ответ сердито. Не нравится Ивану все это, матерится Иван. Почти сутки в пути в Москву, шальная беготня по столице и теперь вот ещё назад?!
Обалдела, мамаша, совсем? бубнит в животе чадо. Позабыла, как пластом лежала три месяца, чтобы дать мне возможность выжить? Да по стеночке в туалет ходила, лишь бы резких движений не совершать? А вот это все что за экстрим?
Но я его уже знаю, хоть и не видала пока. Бубнит, злится, ногами в живот меня пинает. Тайский бокс по нему плачет. Но знаю, нравится ему, когда его гладят. Успокаивается. Сначала злобно, затем все добрее, добрее.
Потому хожу в туалет каждые пятнадцать минут. Поднимаю кофту над штанами, глажу живот. Уговариваю не злиться, долететь У меня с собой, по наказу Ларисочки, ампулы но-шпы, магнезия, шприцы, валерьянка и ещё что-то. Но я верю, все это мне не понадобится.
Со спиной разговоры труднее. Она не такая гибкая, как Иван. Идет в отказ. Человек внутри меня растет богатырем, не по ее возможностям. Тяжелый. Жалуется спина. Стонет. Отказывается держать огромный живот десять долгих часов. И бандаж не спасает.
Очень хочется сменить угол наклона. Да некуда Трудно. Дышу, терплю, молюсь и вижу внутри картину Острова. Я вижу себя дома, на кровати. Знаю, что долечу. Просто потерпеть.
Сели. Теперь еще пятьдесят минут полета до Острова на винтовом трясущемся самолетике. И двадцать километров на байке, за рулём, конечно. На байке я настоящая птица. Даже если еле живая лечу.
Еще двое суток в горизонтальном положении, ноги вверх. Параллельно делюсь с мужем безумной идеей, как можно зарабатывать на таких вот двухдневных рейсах.
Марин? С ума сошла? качает головой он. Шибанутая. На всю голову, знаю. На всююю Спи.
Да, мы сможем, давай!
Нет! Никогда и ни за что. Что это бизнес такой? Мы что, Почта России? Нет. Не вмешивай больше меня в свои дикие фантазии. Достаточно уже. Давай родим спокойно и домой. Господи боже За что мне все это?
Ладно, ладно Забыли.
Глава шестая. Ведьмина служба доставки
До 11 лет меня на все лето отправляли к бабушкам в Грозный. Бабушка по маминой линии была человеком хватким, с огромной энергией и жаждой к перемещениям. Это от нее мне достался в наследство ген странствий, зовущий постоянно в дорогу. Поговаривают, не обошлось в роду без цыганских корней и ведьминских заговоров, но про это лучше в следующий раз расскажу. Итак, ежегодно мы с ней ездили к родственникам на Волгу, на Каспий, в Сочи и ещё куда-то.
Лучшая картинка про мою бабушку фильм Михалкова Родня. Когда Мордюкова в самом начале приезжает в город, выгружает из огромной сумки банки с вареньем, помидорами, кучу всего, и рядом со мной смеются над этим эпизодом, мне вот совсем не смешно. Мне обидно. Что сам Михалков ходил и подглядывал за мной все детство, а я профукала такое знакомство
Мы с бабушкой тащили на себе невообразимое количество самых странных вещей. Подушки на гусином пуху, которые привязывали мне на спину и на грудь, чтобы в руки всучить ещё какие-то тюки с чем-то полезным. Ковры, банки с соленьями и черной икрой, осетров, туфли, шубы. Все, что можно выгодно продать, на что-то поменять, или, на худой конец, подарить неисчислимой толпе родственников.
Я, как абсолютно равнодушное к вещам существо, оказалась лучшим контрабандистом и сообщником бабушки. Мне все равно, что на себе нести. Для меня главное дорога. Возможность менять картинку. Моего странного, прибитого наглухо внутреннего ребенка спасает только она, лечит лишь постоянное бегство: от боли и одиночества. Надежда, что где-то там, далеко далеко есть прекрасное место, где абсолютно точно живут люди, которым можно наконец доверять. И они никогда не предадут и не осудят. Ни за что.
А все эти подушки, гусей, сумки, черную икру и вонючих, прости Господи, осетров мне просто надо куда-то переправить по дороге. Я всего лишь паромщик.
Смеюсь сейчас. Ведь клялась и божилась после тех "ходок", что всегда и везде буду ездить с одним маленьким чемоданчиком. Но мы же помним, что кровь предков как и рукописи-не горит? И вот
Прямо сейчас в аэропорту Бангкока стою в окружении двух разбухших до неприличия чемоданов, спортивной сумки, рюкзака, коробки с манго. На мою левую ногу облокотился уставший от длинной дороги в ночном автобусе пакет с теплыми вещами (в Москве, куда я все тащу, снова зима). Всем своим видом стараюсь транслировать окружающим, что все эти вещи не со мной. Знать их не знаю.
Но на стойке регистрации тайки уже косятся не добро в мою сторону. Еще бы. Я с оглушающим треском заматываю скотчем кожаную мужнину куртку вокруг статуи Будды на тележке почти с меня ростом. Тележка мне досталась от второй моей бабушки. (Знаешь, дорогое Мироздание, я уже немного устала от твоего тонкого юмора) Загорелая, гладкая, цвета темного дерева статУя, как я нежно ее называю про себя, невыразимо прекрасна, хоть и выглядит в зимней мужской куртке слегка эпатажненько.
Потерпи, дорогая Это для твоей же безопасности. Чтобы не лапали. Не ругайся.
Сама глазам не верю, что у меня столько багажа и целая статУя в придачу, которую надо провести аж через две таможни.
А ты как хотела? слышу я сверху голос своей бабушки.
Молчу, не отвечаю ей. Не хватало еще, чтобы меня приняли за сумасшедшую со всем этим скарбом.