А теперь, побегай ты! - Лана Легкая 7 стр.


Зарывшись по плечо, я никак не могла нащупать на дне телефон. Лёня откровенно ржал над моими попытками. Я трижды нащупала расческу в этой черной дыре, но ни разу не удалось схватить телефон. Потеряв надежду, высыпала содержимое рюкзака на соседнее кресло. Киселев продолжал веселиться, а когда увидел мой телефон, то перешел на икоту.

 Хватит ржать как гиена. Т-с-с, мама звонит.  Он продолжал трястись в беззвучном хохоте.  Да, мам, привет,  я приняла вызов и поздоровалась.

 Привет, доча. Как ты?

 Все хорошо, мам, что-то случилось?  Я взглядом пыталась призвать Лёню к порядку.

 Да нет, не совсем. Хотя дядя Слава приболел, у него так спину скрутило, мы не сможем в этот раз отвезти тебя к началу учебного года,  извиняющимся тоном тараторила мама.

На заднем фоне я услышала крик отчима:

 Ира, нечего оправдываться. Твоя кобыла уже давно выросла и может сама доехать с сумкой на автобусе, не обломится.

Мама шикнула на мужа.

 Ев, попроси кого-нибудь из ребят, они тебя встретят. Ты уже подружилась с кем-нибудь? А как Слава встанет на ноги, мы обязательно к тебе приедем.

Во время разговора я смотрела в глаза Киселева, который сидел напротив и, судя по тому, как быстро сошло с его лица веселье, у меня не получилось держать маску невозмутимости.

 Мам, я все слышала,  выпалила и пожалела, надо было сказать: «Конечно, я доберусь сама», а теперь придется слушать сбивчивые объяснения. С той стороны услышала шумный вздох.  Мам, не надо ничего говорить, я все понимаю, все нормально. Я доберусь. Действительно, что я, не доеду сама?..  кажется, с весельем в голосе я переборщила, и вышло ненатурально.  Я пойду, а то меня зовут. Пока, мам.

 Пока, доча. Звони.  Мама сбросила вызов.

 И что молчишь? Что случилось, малыш?  я услышала мужской голос сквозь раздумья.

 Не малыш я, понятно? Не малыш и не малышка. У меня имя есть Ева!  После высказанного я почувствовала усталость и стыд. Сорвалась на человеке, который не сделал мне ничего плохого.

 Понял,  произнес Киселев без обиды в голосе.

 Прости, не сдержалась.  Мороженое растаяло, и я перемешивала розовую кашицу в креманке.

 Может, новое принести, будешь?

Я отрицательно покачала головой.

 Все нормально, просто отчим не хочет тратить на меня бензин и время. Я постоянно слушаю упреки и несправедливые замечания. В прошлом году я была способна только на залёт от приезжего, а в этом, можно сказать, похвалил, сказал, что «кобыла уже давно выросла и может сама доехать с сумкой на автобусе»,  изобразила манеру разговора отчима.

 И все? Из-за этого ты на меня таращила глаза и кричала?  возмутился Лёня. Хотелось стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым.  Ты когда собиралась ехать?

 Тридцатого,  обиженно пробубнила я.

 Отлично, я тебя отвезу.

 Не смешно.  Я закинула телефон в рюкзак и поднялась из-за стола.  Спасибо за мороженое.

Парень встал вслед за мной, подхватил рюкзак и закинул себе на плечо.

 Идем, провожу. И серьезно, я тебя отвезу. Мне несложно. Возьму у отца машину, друга как раз навещу и тебя подброшу.

 Про друга ты только что выдумал?  спросила я.

 Нет, секунд тридцать назад,  рассмеялся Киселев.  Там Брыкин сейчас работает, учились вместе, вот будет повод повидаться. Так что пакуй сумки. Только без фанатизма, дай женщине волю, все барахло соберет,  по-доброму ворчал он себе под нос.

Настроение приходило в норму, и я носком пляжных туфель раскидывала гальку на ходу. А немного поразмыслив, решила, что так даже и лучше. Не надо будет слушать ворчание отчима и горестные вздохи мамы.

Глава 4

Ева

***

Бабуля немного поворчала, но от предложения Киселева не отказывалась и без чувства меры нагружала сумки консервациями.

 Баб Ась, ты бы полегче, мы не на «газели» поедем,  ворчал Лёня.

 Не брюзжи, внучок, еще пару баночек и все.

 Внучок а гоняла меня, как пса паршивого,  смеясь, складывал Киселев очередную сумку в багажник.

 Да это в целях воспитания. Ты на дороге аккуратнее, если что случится, я ж тебя с того света достану и три шкуры спущу,  пообещала она.

 Вот, теперь я тебя узнаю, Баб Ась. Не волнуйся, довезу, сумки отнесу, до комнаты провожу.

Попрощавшись с бабулей, мы тронулись в путь.

 Лёнь, можно я лягу, меня укачивает на серпантине?  спросила я.

 Я думал, у местных иммунитет. Лезь назад. Там в сумке справа, в кармане, возьми подарок тебе на день рождения.

Я улеглась на спину, согнув ноги, поставила сумку на живот.

 Э-э-э. К-хм, тут ну.  Киселев кинул мимолетный взгляд на меня, я рассматривала коробочку презервативов и пыталась понять, благодарить или обидеться.

 Положи обратно. Ты что, не знаешь где право?  смеялся он, глядя на мое раскрасневшееся лицо.  Другой карман.

 На сумке не написано, какой карман правый, а какой левый. Если взять стороной с замком, тогда право, а если с карманами, то лево,  зачастила я, оправдываясь.

Услышала возмущенное сопение с водительского сиденья.

 Да открой уже нужный карман,  рыкнул Киселев.

 Тут телефон чей-то произнесла я.

 Боже, в кого ты такая несообразительная? Как еще в универ поступила Твой телефон. Подарок!

 О-о-о. Спасибо! Но, я не могу принять, это дорого.  Я с вожделением смотрела на новый аппарат.  Мне нечего подарить тебе взамен.

 А я ничего и не прошу. Ты видела свой кирпич, ты им гвозди забиваешь или орехи колешь?

 От хулиганов отбиваюсь,  обиженно пробормотала я, не сводя глаз с нового золотистого телефончика.

 Вот и оставь его себе в целях самозащиты, ну, или для массы, чтобы в лифте не застрять. А новый будет для эстетического наслаждения и функционал по назначению: звонки, эсэмэски, игрушки пары коротать, фотки. Будешь отчитываться, что ела, с кем гуляла.

Я фыркнула на последнее замечание. Уж гулять я точно ни с кем не собиралась.

Горный пейзаж начал меняться, повороты дороги уже не были такими крутыми, и я села на переднее сиденье.

 В автобусе бы точно укачало,  пожаловалась, не выпуская телефон из рук.

 Да ты и так зеленая, леденец есть какой? А то испортишь салон,  Киселев смеялся надо мной.

 Вот будешь издеваться, из принципа испорчу.  Я закинула леденец в рот и, чуть поразмыслив, сунула и Киселеву лимонную конфету, чтобы молчал больше. Голова еще немного гудела, я дышала глубоко через нос, стараясь подружиться с организмом.

 Спасибо.  Лёня покосился на меня.  Ты не сиди без дела, симку переставь, копируй номера. В общем, обживайся.

Конфета не уберегла меня от прослушивания нанайских напевов в стиле «Что вижу, то пою», в исполнении Леньки. Моего терпения хватило ненадолго, и через пять минут я сунула ему еще одну конфету, тонко намекая, что концерт затянулся. Киселев быстро прожевал и затянул: «Вот корова идет, а за ней вторая, а за ними еще много коров. КамАЗ проехал, вонючий жутко». Я тщательно скрывала улыбку, но не сдержалась и рассмеялась в голос.

 Хватит, я начинаю жалеть, что еду не автобусом.

 Ты только скажи, я тебя высажу.

 Некрасиво угрожать девушке в беде,  ответила я, не поднимая головы от экрана смартфона.

 Некрасиво прерывать выступление.  Киселев обиженно надул губы и замолчал.

Я подразнила перед его лицом следующей конфетой в знак применения, он упрямо сжал губы и пытался увернуться. Не стала уговаривать и съела сама, а рядом послышался вздох огорчения.

За время дороги я успела подремать и рассказать пару студенческих историй, расспросить о Москве и друге, к которому, якобы, направлялся Киселев. Так и не поняла, он действительно существует или у Лёни знатный талант к вранью.


***

 Так, дай-ка угадаю, твоя комната на последнем этаже, верно?  Киселев рассматривал четырехэтажное общежитие, припарковавшись напротив.

Я хихикнула в ответ.

 Бинго!

 Знал же, что где-то подвох. Ну, пошли.  Киселев резко затормозил около багажника.  Знаешь, я передумал, не такой я и добрый самаритянин. Услуга за услугу.  Выгружал сумки и пакеты.  Познакомишь меня с самыми красивыми девушками общаги?  Посмотрев на мое недовольное лицо, добавил:  Ну, или сама таскай компоты на четвертый этаж,  закончил и растянулся в улыбке.

 Это не компоты, а тушенка,  произнесла я с вызовом.

 Значит, тушенку таскай,  парень издевался, но вещи доставать не прекращал.

 Не переживай, они сами сбегутся, как только ты порог переступишь. Здесь семьдесят процентов «Ж» и только тридцать «М». Любой хромой, косой и хворый нарасхват,  ерничала я, поднимаясь по ступенькам, тяжело пыхтя, нагруженная пакетами.

На лестничном пролете пришлось остановиться, чтобы не столкнуться с Киселевым, он медленно повернул голову и с вызовом спросил:

 Это ревность, Евгешка?

 Пф-ф-ф Я демонстративно обошла его и, оценив еще два пролета вверх, стала подниматься.  Друзья не ревнуют.

Назад Дальше