Длинная точка:
1Прозрачные тигры в конусе молока.
2Роспуск крыла.
3Невыносимые знаки за эллипс расстояния.
4Слушающая кисть камня.
Сила: ИзвестьНеустановленные стихии полей:
Касание спугнуть веретеном пустыря.
Куст линзы записывает трёхкамерный свет стихии.
Клавиши вещей выгорают стружками степей затылка
Животное расползалось зеркалом
Версии руки.
Потёртые поверхности воздействий:
Куб стекла в ускользающей нити огня.
Изнаночные швы вещества.
Свёрток отражённого пространства.
Я внутри змеи, клеточный мёд, растекаюсь. Конечность к трём ветвям тонет.
Они листы земли. Постановка песочной птицы рушит схватки пепельного фокуса.
К третьей грани исключением вереска. Земля растёт блуждающим мёдом.
Отложенное вращение фигуры по сосудам краем запрета. Бамбук темнеет кость шаткого ядра. Заряжается в параллелях газа стрела разрыва титульного субъекта.
Иксы сращения цвета опустошают скорости плёнки на сонорном снегу.
Треск прорастает в прохладе царапин. Свёртки соли в продольных мышцах мысли.
мельчает барабан зерна
управляя сломом, потеет железо.
лес глух
аркбутаны жгут наблюдателю
Вкус домино эха.
Колокол дров.
я подниму на кончике иглы цемент золы, но где гарантии, что квадрат уже пуст.
млечные
отроги
смол
матрица отключена
1Пробегом светотени белило.
2Ризома трещин на поверхности зрачка остановленный огонь до деревянного льда. Базовые скульптуры ягодного языка.
3Моменты улитками по стенкам кувшина мысль: взойдет на подпорках жестов обломком монет, обволакивая груды пурпурных мух.
4Вода ранами бредит, огненные ресницы повторяя.
5То ли листва сухая, то ли человек с чемоданом на фоне горящего поля: обернешься пеплу глазницы заглянешь. Гарь кашля.
6Ветка железной жажды шарфом.
7Буквы окна змеями дар.
8Реки ногтями.
9За нимбом трясины горит переплет бледного зерна.
матрица замкнута
Окукливание (суффиксация ночи):1-я кукла: цветМерцание равновесий в тесте снеговика: колосья дыма выстраиваются в качество стекла со смещёнными магистралями теней. На точках ясности проступает восковой локон земли хрупок к центру ветра, взгляд строкой сечений уголь. Но впускающий комнатной сетке расстояния, молнией штопанных.
2-я кукла: ростЭластичный математический мёд накручивает следы разломов петли вереска на медленные полюса молнии. Раскалённые волокна собираются в фигуры рассеянные опоры роста двурукой речи. Разодранные капилляры объектов стужа смущения в роге зеркал вынуто над углом зерна. Слепок слепоты скульптора прорастает в мякоть языка. Клочья ножниц содрогание знака в крайнем затмении.
3-я кукла: мысльЗа чертой глины снег чернил расшифровывает обломок соломенных солнц.
4-я кукла: глаза огняВсматривается в безумие параллельных сечений текущее, в судороги ям запасы вихревого голоса. Полки дождя разрушая конспекты жара деревянных солнц, книжных краю снящемуся. Тигр рифмует кольца питьевого огня. В сукровице ветра желтеет серебро. Синопсис глаза щупальца пластмассы. Крепь леса камень месивом вздумала.
5-я кукла: (со)жжениеДве сажи:
1Руки бега трех бурь кровят.
В холст города пахнут подробные индии.
2Дым зрения на вытянутых руках.
Смеси:
палец как пыль или пыльца другого пальца
отрывное бездорожье, гололед календаря-степени голода прилагательного.
(текст архитектуры)
Магистрали дня (молчание кукол)Макет:Шрамы:
Небо плетения хор сломан. Скатерть места укусом за полночь. Ток стержня фразы уделен. На сто дорог часы в самый снег оскопить, где лицо шилоскалистого языка. Шипел каплей предтеч кофе. Кухня Джека из того же что и мы.
Спираль места:
Варикоз гранита. Каракуль панорамы: шторм матрицы. Покровы скрипа. Прохлада кожуры мела. Подкожные сфинксы рассеиваются сквозняками спиц стеклом журнального смерча. Короткое крови в кривой дорог. Медианы ветра чаепитий. Над лиственницей малахитовых глаз океанической метели вечера жженого сахар. Ромашковые фолианты поверх чтения гравитации.
Мышечная текстура:
Бильярд искусственного глаза костер. Мы дерн, пошаговое эхо. Пластилином дремал подтекст. Натяжные рукава ягоды в свинце литеры. Нерест сводит нимба. Заноза почерка жжет.
()
Пробуждение голосов:6-я кукла: жажда следаЗаглавие в симфонию своего холода вырастает стальной ниткой, в распадающиеся цилиндрами горловины. Парафиновая жажда полудня. Тиканье стен. Кукольным письмом оппозиции «снег/сыпь» усложняя сечения галактических книг.
7-я кукла: SКоммуникатор ранами читает текстом по брезентовым артериям окна.
8-я кукла: слоиКонверт щетины воды кусает углами крепость странника. Клякса радуги ровным струны.
Самодельно середин толокно подзорное шевелится, изношено
Недействующие имена
крошки насколько дрожь
геометрия кожи в лакунах
купается первая птица
пускающая левое веко
в изодранный смерчем
промежуток ткань парит
матовой лёгкостью между
вдохом и колебанием воздуха
ткань выстилающая любой
отказ возврат к истоку вместо
длинной фразы брошенной
поперёк и немного наискось
к траектории холода
убывающая стена памяти
за ней пустые падежи смятые
крылья ветрам подобны паузе
хрусту ветвей тени евклидовых
вен ведут свою кровь по лезвию
длиной в птичий стон ящерицы
текут первые имена тяжесть
вне рук глиняной куклой
к утру прислоняясь лицом
переходили другим бродом
ведомые мгновением не спящие
в смысловых сквозняках
обложной дождь выжженные
алфавиты мы ждали пока вода
притаилась мёртвой не пускает
к окончаниям зерно вращающее
поле на одном указательном
жесте
кто так и не назван бездомен
тираж леса шаги в тяжёлое
искусственному глазу ты
полустёрта с изнанки глагола
выстроишь соль по сгущённому
мрамором руслу в пурпурной
воронке как ты возможна когда
в гранях север просматривается
как будто побеги собранные
с декабрьских ржаных небес
Август
Здесь мы закопали первую книгу за гребнями вещества
просматривается жгут фосфора, стянувший пепельное лицо ровно посередине
или это тёмным лучом падает запад от виска до виска,
от холма до холма текут в истощении числа,
т. е. стекло или его границы снег, летящий сквозь каркас уравнения: седина,
молоко:
сколько мы ещё будем способны слышать, как с этажа на этаж стекает смола,
как пылающий ветер, устав от себя,
выходит из «себя» зыбких границ, наблюдая
гранит,
приютивший золотое сечение в начало отсчёта, приняв за вспыхнувшего мотылька
то,
с каким усилием губы не пускают воздух в отверстия гласных горят города,
деревни закутаны в цинк: разброс по карте матовых сновидений
сколько мы ещё будем способны слышать, как с этажа на этаж стекает смола,
как пылающий ветер, устав от себя,
выходит из «себя» зыбких границ, наблюдая
гранит,
приютивший золотое сечение в начало отсчёта, приняв за вспыхнувшего мотылька
то,
с каким усилием губы не пускают воздух в отверстия гласных горят города,
деревни закутаны в цинк: разброс по карте матовых сновидений
(основание для реки),
прорастёт ли письмо (хоть мы не просчитывали вероятность наперед)?
чего ожидать в такой пасмурный день? скоплений? дождя? или
обломок стены, фотография рта в контексте летящих навстречу
разодранных сумраком фар, беглый символ в устье ночи, перешагнувший
возможность
«раскрыть», что плывёт по зрачку,
если резко коснуться твоих губ обрывком бумаги в слабеющем свете заката
колебание
так эхо взрослеет в дугах камней
параллельно расширению зрения.
Вялостью течь вообразить. Ростки принимать «другим».
Пахнет скошенной травой; серебро опыляет гнёзда, делит надвое «целое»:
тень хрустит,
та что пение корня,
другая разлёт сахарной дымки, что и размах голосов
в подтверждение восходящей рукописи, сметающих стальную чешую
со «знания», с какой-либо попытки обернуться «чистой тотальностью»,
формой уходить в мягкое умирание солнца, вблизи крепостных стен, где вихрь
латает пустоты в местах разрушенных звёзд о крылья тлеющих птиц в окончани
ях августа, но если ближе страниц, почему-то не принятых почвой,
хотя мы следили,
(разобрав все несвязности, свободно висевшие между скрытных
смещений полудня в регистрах нисходящих потоков пепла),
чтобы книга снилась себе, как лето догорает в бесцветности вырванной фразы из
повествования, так бережно хранимого городскими сумасшедшими.