Саша поглубже втянул в себя воздух, призывая на помощь морскую стихию. Вера грустно склонила голову, она приписала Сашин скорбный вздох болью за родных. Но дело было в ином.
Мать и Лидия слишком щекотливые темы. Как бы Вера ни любила Сашу, какой бы жертвенной и всё понимающей не была ее любовь, в отношении матери и Лидии разумнее всего твёрдо и бесстыдно лгать.
Мария Дронова, или Марыся, как ласково величал ее муж Петр Сергеевич по примеру тестя, действительно была больна. Душевно больна.
Ее болезнь тщательно скрывалась от всех, особенно от семьи Левиных, с которым семья Дроновых породнилась посредством женитьбы Вадима. Из посторонних людей припадки Марыси видел лишь отец Андрей, священник и школьный друг Петра Сергеевича. Для остальных же она была женщиной крайне слабого здоровья. И это все, что было о ней известно в округе.
С пяти лет кроткая и нежная Марыся стала пугать отца странной для маленькой девочки замкнутостью. Она могла часами тихо сидеть и вдруг резко вскидывала голову, словно видела что-то страшное. Марыся глядела в пустоту, серые глаза ребёнка увеличивались от первобытного ужаса. Затем она принималась кричать, оглушительно и душераздирающе.
Отец Марыси Анджей Вишневский, чистокровный поляк, эмигрировавший в Россию после войны, готов был сам сойти с ума. Были времена, когда он подумывал отдать дочь на лечение, но всякий раз его останавливал страх ещё более глубокий, чем возможность лицезреть припадки дочери. Он боялся, что лечение сделает хуже. А если сказать совсем начистоту, то его пугала перспектива, что дочка, будучи не хозяйкой своему разуму, сболтнёт лишнего. Они, то бишь врачи, могут ввести Марысю в состоянии гипноза, они глянут ей в подкорку и узнают истинную причину ее безумия. Нет, Анджею были не нужны подобные проблемы. Совсем не нужны. Не для этого он уехал с дочкой подальше в новую жизнь.
Тем более припадки Марыси имели свойство на неопределенный период прекращаться, и тогда во всем мире было не сыскать более тихой и ласковой девочки. В глубине души Анджей не считал дочь безумной, он надеялся, что это не более чем игра, порождённая богатым мрачным воображением девочки, что та однажды перерастёт эту напасть и станет такой как все. Ведь имеют же дети воображаемых друзей, и родители считают подобную фантазию приемлемой. Так отчего же его Марысе не иметь воображаемых врагов? Необходимо какое-то время обождать. Как это обычно и бывает, временное ожидание Анджея переросло в постоянное. Человек ко всему приспосабливается, даже к безумию родного ребёнка.
Анджей и Марыся любили друг друга огромной родственной любовью. Марыся гордилась отцом и не раз высокомерно заявляла, что ее отец потомок знатных польских шляхтичей, в доказательство этого демонстрировала кольцо с гравировкой «kocham Cie»1, которое она носила как единственная дочь своего отца. Иных подтверждений знатности деда Павел, Саша и Вадим не нашли, в их голову закралось подозрение, что кольцо кто-либо из предков деда или же сам дед вполне мог просто-напросто украсть. Но к матери из вежливости относились как к знатной дворянке, никогда не оспаривая ее происхождение отец так наказал.
Петр Дронов считался первоклассным каменщиком в пору, когда заступил возвести для Анджея Вишневского дом в нескольких минутах ходьбы до моря. Петру было тридцать три года, он недавно похоронил свою несчастную бездетную жену. Едва ли Петр мог предположить, что его сердцем навек завладеет шестнадцатилетняя бесноватая девчонка.
Петр увидел юную Марысю и первым из вороха чувств стало сильное желание ее защитить. Девица в ту пору была так тонка, что Анджея поражало, как мог уживаться в этом тщедушном теле лукавый имя, которому было легион. Год, пока возводился дом, Марыся и Петр играли в переглядки, пока Анджей прямо не спросил своего каменщика каковы его намерения:
Понравилась?
Петр кивнул с затравленным видом, мол, не по Сеньке шапка. Анджей посмотрел в честные глаза потенциального зятя и как на духу рассказал про дочерний недуг.
Петр выслушал и не поверил. Ясно было одно: признание отца Марыси не угасило пламень горевшей любви. Петр относился к семнадцатилетней девочке с отеческой нежностью, а она будто бы даже совсем излечилась, тотчас стихая у него в руках.
Ещё через год Анджей выдал дочь замуж и наконец позволил себе умереть от инфаркта. Марыся была в надежных руках.
Спустя пять лет Марыся понесла, и Петр увидел в этом расположение Божье. Православный священник отец Андрей, его школьный друг, качал головой. Он хоть и был священником, но не считал делом Богоугодным произвести на свет дитя от душевнобольной матери. Впрочем, спустя положенное время он окрестил двух мальчиков-двойняшек Павла и Александра.
Спустя пять лет Марыся понесла, и Петр увидел в этом расположение Божье. Православный священник отец Андрей, его школьный друг, качал головой. Он хоть и был священником, но не считал делом Богоугодным произвести на свет дитя от душевнобольной матери. Впрочем, спустя положенное время он окрестил двух мальчиков-двойняшек Павла и Александра.
Павел рос на радость матери, Марыся любила его сумасшедшей любовью, ведь он так напоминал ей незабвенного отца. За годы своей недолгой жизни Павел сумел стать главной нянькой младшего братишки Вадима, родившегося четырьмя годами позже старших мальчишек.
Павел был нервным юношей, но деятельным и ответственным. Он брался за любую работу, его и отметил Евгений Левин, пригласив работать на себя и предложив приличный оклад. Павел тогда бросил между делом Вадиму, что у Левиных хорошенькая дочка. Вадим признался, что давно на неё глядит в школе, Павел рассмеялся и пристроил Вадима подработать к Левиным, чтобы брат имел возможность видеться с Юлей в неформальной обстановке. Это и стало началом подростковой любви, что привела к свадьбе и рождению сына.
Насколько Марыся любила Павла, насколько была терпима к крошке Вадиму, настолько отталкивала от себя Сашу. Она невзлюбила его с рождения, и с каждым годом отвращение к сыну крепло в больном сознании матери. Маленький Саша был похож на мать наиболее из троих братьев, Петр любил сажать сына на колени и глядеть сыну в глаза в Марысины глаза, такие же серые, безумные, не любящие.
Лет с шести Саша ни с того ни с сего начал рисовать. Впоследствии, размышляя, откуда у него возник талант творить, Саша пришел к выводу, что глухое одиночество позволило ему слышать потусторонние голоса, нашептавшие ему сюжеты картин. Он перечеркивал карандашом всплывающие чувства и обнаружил, что ему становится легче и интереснее жить. Сначала это были непонятые детские каракули, но со временем рука стала выводить образы узнаваемые и пугающие. Пока Павел играл с Вадимом, перебирая гальку, Саша рисовал море. Мальчишка с самым серьёзным видом перекидывал из своей головы на бумагу мертвых рыб, выкинутых морем на пляж и истекающих кровью огромных акул. Когда Марыся впервые увидела рисунки сына с ней сделался припадок. Она больно отхлестала Сашу по щекам и обозвала отродьем дьявола.
Он рисует мои кошмары! Задыхалась Марыся, пятясь от избитого ею сына. Откуда он знает мои сны?
Саша сжался в углу, по щекам текли горькие слезы боли и обиды. Он смотрел как отец, игнорируя его, обнимает и целует мать, мягко уводит ее на кровать и сидит над ней как над малым дитем. Отец вспоминал о Саше лишь, когда мать полностью стихала в его объятьях. Обычно, к этому времени Саше удавалось успокоить себя самому, испробовав на вкус соленый яд своих слез. Наконец, Саша вдоволь напился этого яда и потерял к нему чувствительность.
Саша смекнул, что семья не заступается за него. Бить и обзывать его разрешается в их семье. Если мать позволяет себе, значит потом это будут делать отец и братья.
Саша озлобился. На мать, на отца, на весь мир. Напрасно Петр Сергеевич временами пытался приласкать его, Саша был угрюм и молчалив. Братьев он избивал за любое неугодное слово или косой взгляд, пользуясь тем, что был гораздо крупнее и сильнее обоих. Мать же была Саше чужой женщиной, презираемой им и ненавистной.
Он жил в плену своих мрачных картин, сам не понимая для чего он их рисует. Словно какая-то сила водила Сашиной рукой. Однажды в восемь лет он горячо пожелал, чтоб мать уплыла от них навсегда и нарисовал похожую на неё русалку. Он сидел на берегу дикого пляжа, над морем сгущались сумерки. Саша дорисовал картину, когда почувствовал чьё-то тяжёлое дыхание себе в макушку.
Он обернулся и едва не закричал от ужаса. Сзади него стояла мать, вероятно наблюдала за процессом создания картины. Марыся разорвала картину в клочья и кинулась бить сына.
Как ты смеешь это рисовать? Все, что смог разобрать Саша в нечленораздельном рычании матери.
Павел подоспел, ему удалось мягко увести ее. С этого случая Марыся совсем слегла и больше почти не вставала с постели.
Так что же случилось? Вера приняла последнюю попытку узнать причину столь безвременной кончины брата Саши, о котором он ни разу до этого не упомянул.
Вера, Саша повернул к жене усталое лицо, одними глазами, без грубых слов, давая понять, что она надоела ему с расспросами, пойми меня, пожалуйста, сейчас правильно. В моей семье произошло большое горе. Не нужно бередить раны. Я убедительно прошу тебя не приставать к моим родственникам с этой историей. Может быть, лет через пять или десять мы сможем рассказать о Павле без боли в сердце, но не сейчас. Будь умницей, забудь на время о моем мертвом брате. Его все равно не вернуть. Саша вновь увидел ручей алой крови, нарисовавший причудливый весёлый узор на кафеле ванны. Чёрный юмор смерти.