Никого-никого?
Не то что человека, даже и собаки. Тогда я собрался с духом, повернул обратно и открыл входную дверь. Внутри все было тихо, и я направился в комнату, где горел огонек. На каминной полке мигала свеча из красного воска. При ее свете я увидел
Да, я знаю, что вы увидели. Вы несколько раз обошли комнату, опустились на колени около трупа, потом проверили противоположную, кухонную дверь, потом
Джон Ранс испуганно вскочил на ноги; в глазах его вспыхнуло подозрение.
Где вы прятались? Вы там были? Сдается мне, слишком уж много вам известно.
Холмс рассмеялся и через стол кинул констеблю свою визитную карточку.
Подумываете, не арестовать ли меня за убийство? Не стоит. Я не волк, а одна из ищеек; мистер Грегсон и мистер Лестрейд это подтвердят. Но продолжайте. Что вы сделали дальше?
Ранс, с той же удивленной миной, сел.
Воротился к калитке и свистнул в свисток. Откликнулись Мерчер и еще двое полицейских.
На улице снова никого не было?
Почитай что никого.
Как вас понять?
Физиономия констебля расплылась в ухмылке.
Повидал я на своем веку пьяных, но этот малый уж вовсе упился до чертиков. Когда я вышел, он опирался на ограду у калитки и во все горло распевал «Колумбины флаг водно-волосатый» или что-то вроде. Ноги его совсем не держали.
Как он выглядел? спросил Шерлок Холмс.
Джону Рансу явно не понравился этот не имеющий отношения к делу вопрос.
Да в стельку пьяный тип, ответил он. Забрать бы его в участок, но нам было не до того.
Лицо, одежда запомнили что-нибудь? нетерпеливо прервал его Холмс.
Еще бы, ведь нам с Мерчером пришлось поддерживать его с двух сторон. Долговязый, лицо румяное, подбородок закутан
Отлично! воскликнул Холмс. И что с ним?
Мы были слишком заняты, чтобы с ним нянчиться, обиженным тоном отозвался полицейский. Держу пари, целехонек добрался до дома.
Как он был одет?
Коричневое пальто.
В руке кнут?
Нет кнута не было.
Стало быть, не взял, пробормотал мой компаньон. После этого вы заметили кэб? Или, может быть, слышали стук колес?
Нет.
Вот ваши полсоверена. Шерлок Холмс встал и взялся за шляпу. Боюсь, Ранс, карьера в полиции вам не светит. Голова вам служит только для украшения. Прошлой ночью вы могли заслужить сержантские нашивки. У вас в руках побывал человек, владеющий ключом к этой тайне, тот самый, которого мы ищем. Нет смысла теперь об этом рассуждать, просто поверьте мне на слово. Пойдемте, доктор.
Мы направились к кэбу, а наш собеседник проводил нас недоверчивым, однако же явно растерянным взглядом.
Несусветный дурень, фыркнул Холмс. Подумать только, ему улыбалась такая редкостная удача, а он ею не воспользовался.
Я по-прежнему ничего не понимаю. Да, описание этого человека совпадает с тем, что вы сказали об участнике трагедии. Но зачем ему возвращаться в дом? Преступники так не поступают.
Кольцо, дружище, кольцо, вот зачем он вернулся. Если он не идет к нам в руки, у нас остается эта наживка кольцо. Я доберусь до этого человека, доктор ставлю два к одному, что доберусь. Мне надо вас поблагодарить. Если бы не вы, я бы туда не собрался и не видать бы нам этого прекраснейшего из этюдов этюда в багровых тонах. Почему бы не прибегнуть для такого случая к языку искусства? Жизнь клубок бесцветных нитей, но вот в него вплелась алая нить убийства, и наша задача распутать клубок, найти эту нить и вытянуть ее всю, до последнего дюйма. А теперь к ланчу и затем к Норман-Неруде. Смычком она владеет бесподобно. Помните в ее исполнении ту пьеску Шопена: «Тра-ла-ла-лира-лира-лэй»?
Откинувшись на спинку сиденья, сыщик-любитель разливался, как жаворонок, а я размышлял о многогранности человеческого разума.
Глава V
По нашему объявлению приходит посетитель
Утренние приключения оказались непосильны для моего подорванного здоровья, и днем меня одолела усталость. Когда Холмс ушел на концерт, я прилег на диван, чтобы часик-другой поспать. Но это мне не удалось: мозг мой был взбудоражен, его осаждали причудливые фантазии и предположения. Стоило закрыть глаза, и передо мной возникала перекошенная павианья физиономия мертвеца. От нее веяло такой жутью, что я не испытывал ничего, кроме благодарности, к человеку, отправившему ее обладателя на тот свет. Столь явственное отражение самых злостных пороков встретилось мне единственный раз в жизни на лице Еноха Дж. Дреббера из Кливленда. Это не мешало мне осознавать, что правосудие должно свершиться и в глазах закона порочность жертвы не оправдывает убийцу.
Чем больше я думал, тем более странной казалась мне гипотеза моего компаньона что покойный был отравлен. Помня, как Холмс обнюхивал губы жертвы, я не сомневался, что эта идея возникла у него неспроста. Опять же, какова могла быть причина смерти, если на теле не было ни ран, ни следов удушения? С другой стороны, эта лужа крови на полу чья она? Никаких следов борьбы, нет и оружия, которым Дреббер мог бы ранить своего противника. Я чувствовал, что, пока на эти вопросы не найдется ответа, мы с Холмсом не сможем уснуть спокойно. Помня, как хладнокровно и уверенно он держался, я предполагал, что у него уже родилась гипотеза, объясняющая все факты, но вот в чем она состоит я не представлял себе даже отдаленно.
Вернулся Холмс очень поздно такую задержку нельзя было объяснить одним лишь концертом. Когда он появился, обед ждал его на столе.
Было просто великолепно, сказал он, садясь. Помните, что говорит о музыке Дарвин? По его мнению, способность исполнять и ценить музыку появилась у человека раньше, чем речь. Может быть, поэтому музыка так тонко на нас влияет. Она возвращает наши души в те туманные века, когда человечество только вышло из колыбели.
Широкая идея, заметил я.
Если идея толкует такое широкое понятие, как природа, она и должна быть широкой, ответил Холмс. Но что с вами? На вас лица нет. Это дело с Брикстон-роуд плохо на вас повлияло.
Признаться, так оно и есть. Афганский опыт должен бы меня закалить. В Майванде я видел разрубленные в куски тела своих товарищей и то не терял самообладания.
Понимаю. Перед нами тайна, которая подстегивает воображение; где нет воображения там и ужасу неоткуда взяться. Вы просматривали вечерние газеты?
Нет.
Наше дело там изложено довольно толково. Не упомянут факт, что, когда труп поднимали, на пол упало женское обручальное кольцо. И это совсем не плохо.
Почему?
Поглядите на это объявление. Я, не теряя времени, отправил его во все газеты.
Холмс через стол кинул мне газету, и я просмотрел отмеченное им место. Это было первое объявление в колонке «Найдено». Оно гласило: «Этим утром на Брикстон-роуд, на проезжей части между таверной Белый олень и Холланд-Гроув, найдено золотое обручальное кольцо простого рисунка. Обращаться сегодня, с восьми до девяти часов вечера, к доктору Ватсону, дом 221Б по Бейкер-стрит».
Не взыщите, что воспользовался вашим именем, сказал Холмс. Если бы я указал свое, кто-нибудь из этих олухов прознал бы и захотел вмешаться.
Ничего страшного. Но вдруг кто-то явится, а кольца у меня нет.
Вот оно. Холмс протянул мне кольцо. Это вполне сойдет. Почти неотличимо.
И кто, по-вашему, откликнется на объявление?
Как кто? Известная личность, румяная, в коричневом пальто и ботинках с квадратными носами. Если не явится сам, то пришлет сообщника.
Неужели не побоится?
Ничуть. Если я правильно разобрался в деле, а все указывает на то, что так и есть, этот человек рискнет чем угодно ради кольца. Как я понимаю, он выронил кольцо, когда склонился над телом Дреббера, но тогда ничего не заметил. На улице он обнаружил потерю и поспешил назад, но там уже была полиция, потому что он по глупости не загасил свечу. Попав у калитки на глаза полиции, он мог бы навлечь на себя подозрения; пришлось притвориться пьяным. А теперь поставьте себя на место этого человека. Он обдумывает случившееся, и ему, конечно, приходит в голову, что он мог обронить кольцо не в доме, а позднее, на дороге. Что он делает? В волнении ждет вечерних газет: вдруг там объявление. И разумеется, оно там есть. Он ликует. С чего ему опасаться ловушки? Он уверен, что находку не свяжут с убийством. Он придет. Непременно придет. Готовы свидеться с ним через час?
И тогда?
Тогда вмешаюсь я. У вас есть оружие?
Старый армейский револьвер и несколько патронов.
Лучше почистить его и зарядить. Наш будущий гость человек отчаянный. Я собираюсь застать его врасплох, и все же надо быть готовым ко всему.
Удалившись в спальню, я исполнил совет Холмса. Когда я вернулся с пистолетом в руке, со стола было убрано, а Холмс принялся за свое излюбленное занятие: пиликанье на скрипке.
Сюжет вырисовывается, сказал он, только что из Америки пришел ответ на телеграмму. Мое мнение об этом деле оказалось правильным.
А в чем оно заключается? нетерпеливо осведомился я.
Скрипке не помешают новые струны, заметил Холмс. Положите револьвер в карман. Когда этот малый придет, говорите с ним как обычно. Остальное предоставьте мне. Не смотрите на него слишком пристально, а то напугаете.