Имя Имя
Я убиваю К.С. каждый день в половине одиннадцатого выстрелом в голову. Потому что К.С. приходит в половине одиннадцатого, а если бы он приходил в двенадцать или в три, то я и убивал бы его в двенадцать или в три. Хотя нет, в двенадцать или в три я бы никого не убил, потому что в одиннадцать убивают меня самого, и я даже не знаю, кто это делает потому что мне стреляют в спину.
Так не бывает, скажете вы, так не бывает и будете правы, так действительно не бывает, нельзя убивать кого-то каждый день, убить можно только один раз. Вы совершенно правы, меня и убили один раз, где-то там, за миллионы световых лет отсюда, и я даже не знаю, как именно это случилось. Почему-то это кажется обиднее всего, что я даже не знаю, как это случилось, может, я сгорел в пламени пожара вместе со всеми, а может, что-то случилось со мной раньше, когда мы еще пытались спастись на обреченной земле
Поэтому я это не совсем я, и К.С. это не совсем К.С., но в то же время я, и в то же время К. С. Сегодня я мешкаю, сегодня я не успеваю застрелить К.С. в половине одиннадцатого, и этой мимолетной заминки ему хватает, чтобы перепорхнуть в другой конец зала и крикнуть:
Да постой же постой! Выслушай!
Усмехаюсь про себя, выслушай, какое может быть выслушай после того, что он сделал с моей землей
Да не я же не я
а ты стоял и смотрел, как твои нашу землю дотла жгут?
А твои нашу землю дотла не жгли, а? Нашелся умник хренов Сзади!
Успеваю отскочить от его окрика, луч лазера рассекает то место, где я стоял, на этот раз я даже успеваю обернуться и увидеть Обнулюкса. Я не знаю его имени, как и имени К.С., для меня он просто Обнулюкс, как и К.С. для меня просто К.С., как он представился в нашем клубе.
Вы вы не понимаете продолжает К.С., на всякий случай прячется за причудливой колонной тихонько проклинаю себя, что понаделал столько арок и колонн, когда проектировал наш клуб.
Вы не понимаете, продолжает К.С. уже откуда-то из ниоткуда, мы должны дописать историю
Наконец-то сбиваю его одним выстрелом, за секунду до того, как лазер рассекает меня самого
на этот раз я готовлюсь лучше, насколько я вообще могу подготовиться лучше за полчаса я появляюсь в клубе каждый день в десять утра, и у меня есть полчаса, чтобы убить своих врагов и не дать убить себя. К.С. появляется в половине одиннадцатого, тогда же и Обнулюкс а вот А. Стра и Клин-Клан появляются около часу. Я знаю, что они появляются около часу, потому что именно этим временем датированы записи, сделанные, быть может, вчера, если здесь вообще бывает какое-то вчера.
«План.
После мировой войны в живых остаются участники виртуального литературного клуба вернее, не сами участники, а их аватары, электромагнитные сигналы, еще летящие от их родных планет, которых больше не существует. Скоро сигналы угаснут, но пока они еще есть, у аватаров осталось время дописать соавторскую историю, тем самым сделать себя бессмертными
Действующие лица:
Имя Имя он выступает под таким необычным ником, видимо, хочет выглядеть оригинальным, а вместо лица у него знак вопроса»
Что-то переворачивается внутри, не удерживаюсь, дописываю
«Когда Имя Имя заполнял свою анкету в Сети, он не понял, что нужно вводить имя и аватар поэтому и остался Именем Именем со знаком вопроса вместо лица»
Часы бьют половину одиннадцатого, спохватываюсь, что пора убивать К.С., интересно, почему он все-таки К.С., я для себя расшифровываю как Крутой Сюжет, уж что-что, а это он умел, без него я бы ни одну историю не состряпал как следует
Эт
Хочется сказать я вижу город но я могу сказать только я вижу то, что когда-то давно было городом.
Проще сказать мы возвращаемся домой именно так я и говорил, когда мы расправляли крылья мы возвращаемся домой но я могу сказать только мы возвращаемся к тому, что когда-то давно было домом.
Мы спускаемся на руины, припорошенные снегом, я еще удивляюсь, что снега так мало, как будто вообще должен быть какой-то снег наша стая рассыпается на стайки, стаечки, стайчушечки, каждый ищет свой дом, вернее то, что бесконечно давно было его домом. Кто-то смахивает снег со стола, кто-то поднимает остатки плетеного кресла, кто-то вытряхивает покрывало на кровати, разлетается снежная пурга. Старая дама поднимает разбитую чашку, не знает, что с ней делать.
Все вопросительно смотрят на меня. Я сам готов вопросительно смотреть на себя, а еще лучше достать Луч, чтобы он посмотрел мне в глаза.
Тогда будет не больно.
Я знаю тогда будет не больно.
Тогда я только посмеюсь над тем собой, который стремился сюда через световые годы, который вел стаю, как мне казалось, домой. Тогда я только посмеюсь над тем собой, у которого тревожно щемит в груди при виде почерневшей от времени стены, которая осталась от моего дома. Только это надо было делать не здесь, на заснеженных руинах, а там, где я говорил мы возвращаемся домой
Я смотрю на то, что было моим домом, я вижу остальные три стены, лестницу на второй этаж, там были наши с Эт кровати, когда мы были еще совсем маленькие, почему я вижу Эт, как она читает с фонариком под одеялом, широко зевает, клюет носом, а фонарик упрашивает ну пожа-а-алуйста, ну еще страницу, ну пол страницы, ну, Эт Почему я вижу Эт, разве она не пала в битве под чужими звездами, почему я вижу фонарик, разве его проржавленные останки не лежат, засыпанные снегом
Все смотрят на меня, ждут чего-то, чего тут можно ждать, что я могу им сказать жечь костры, пока есть из чего жечь, распахивать землю, как будто в этой мерзлой пустоши можно что-то посеять, складывать из обломков какое-то подобие города
бред, говорю я сам себе, бред, бред, бред
Они смотрят на меня все, разом, они бросаются на меня все, разом, я уже знаю, что будет дальше за мгновение до того, как тысячи тысяч клювов пронзают меня. Почему меня всецело занимают мысли о прошлом, когда я падаю замертво и успеваю заметить, как сквозь заснеженную пустошь пробивается зеленый росток, а бесконечно далеко на горизонте проклевывается что-то, похожее на отблески рассвета
Перевод с
Прежде всего, фраза может быть истолкована двояко, или как «Фейн настиг Эванса», или как «Фейн убил Эванса» из-за этого и начинаются недопонимания и противоречия. Эванс норовит появиться в тех моментах, где про него ничего не сказано, аргументируя это тем, что он живой, его только настигли Фейн же уверяет, что убил Эванса, поэтому Эванс не имеет права расхаживать по Санта-де-Пальма, пытаться вернуть рукопись, которую у него отобрали.
Есть и более курьезные моменты так, например, первые же фразы можно перевести и как Эванс сидел в кафе и ждал рукопись, в смысле, человека с рукописью, так и Эванс сидел в кафе и ждал рукопись, то есть, непосредственно ждал, когда в кафе войдет рукопись, обмахиваясь сама собой от жары, извинится за опоздание и усядется за столик. Этот курьез на самом деле влечет за собой серьезные последствия ведь дальше в одной из глав упоминается, что рукопись ушла от Тайлера, и никто не понимает, как трактовать эту фразу или что кто-то в очередной раз украл рукопись, или что рукопись пожелала выбрать себе другого владельца.
Немалую проблему составляет тот момент, что слово можно перевести и как «представляю интересы кого-то» и как «являюсь кем-то», поэтому до конца неясно, признается ли Фейн, что на самом деле работает на Тайлера, или Фейн на самом деле и есть Тайлер. Поэтому Фейну на полном серьезе отказывали в существовании, говорили, что он не может появляться в сюжете после признания. Особенно в этой версии усердствовал Эванс, видимо, мстил за свое не то убийство, не то непонятно что.
С Тайлером связана и еще одна проблема фраза , первую часть которой можно перевести и как усы, и как крылья, его усы отличались особой пышностью. Тайлер же уверяет, что речь идет о крыльях, а значит, он может летать. Странно, что Фейн изо всех сил доказывает, что в предложении упоминаются усы ведь если бы там говорилось про крылья, то Фейн, будучи Тайлером, мог бы летать. Впрочем, крылья уже сыграли с Тайлером злую шутку мы имеем в виду фразу из двадцать седьмой главы «в половине седьмого Тайлер вылетел в Ла-Сиеста». Разумеется, Тайлеру пришлось махать крыльями от Санта-де-Пальма до Ла-Сиеста, а учитывая немалое расстояние над океаном и упоминание «тяжеловесного багажа» можно догадаться, что Тайлер не долетел до места назначения, и его истлевшие кости покоятся где-то на дне океанических глубин.
Есть версия, что рукопись попросту играет со своими охотниками, стравливает их между собой, вводит в заблуждение ведь без этого не было бы самой истории, а значит, самой рукописи. Впрочем, эта версия, как и все остальные, остается лишь версией, и есть опасение, что рукопись никогда не раскроет всех своих тайн