Ты знаешь, что такое им-мпульс? спросил Садчиков.
Знаю.
Так где у тебя будет больше импульсов для ттворчества на заводе, когда надо только успевать поворачиваться, или в полном спокойствии, дома, когда все тихо и птички щ-щебечут?
Не знаю.
А я знаю. Вот у меня когда б-башка особенно здорово соображает? Когда все решают минуты, когда очень т-трудно, когда надо принять только одно решение и оно должно быть точным. А если у меня много времени, оп-пасности никакой, так я тюфяк тюфяком. Что смеешься? Я верно говорю. У п-поэтов так же.
У поэтов иначе.
Не может быть.
Может быть. Думать надо много, чтобы образ родился.
Дома холодно д-думать, уж больно все со стороны выйдет.
Нет. Сердце оно и на заводе и дома одинаковое.
Разное, возразил Садчиков. Завод он ттолько называется так холодно, а ведь это люди. Завод это я условно говорю. Иди д-дома строй, коров дои, письма разноси, трубы чисти. Надо, чтобы ты людям не только про себя одного г-говорил, но и про них тоже. Ты смотри, кто о себе память оставил? Достоевский, Пушкин, Лермонтов. А как их ж-жизнь ломала! То-то и оно. Им-мпульсы великая штука. Если ты в сплошной р-розовости живешь какой ты, к черту, поэт? Так, демагог, да и только.
Сами говорили, что мои стихи нравятся
Говорил.
Значит, обманывали?
Чего мне тебя обманывать? Просто ты раньше жил тем, что у тебя было дома. Вот и все. Плохо было, ты и п-писал, чтобы боль внутри не лежала. Скажи, не так?
Ленька изумленно посмотрел на Садчикова и ничего ему не ответил.
Около ресторана «Баку» Садчикова догнал оперативник из пятидесятого и негромко сказал:
Проверили мы того. Он из цирка, наездник. Очень нервничал.
Извинились перед ним?
Крикливый, черт. Дежурный хотел на него протокол за хулиганство накатать.
Еще чего! рассердился Садчиков. Объяснить н-надо человеку, а не протокол писать. Тоже к-каратели нашлись. Телефон у него есть?
Да.
Ладно, я п-потом сам позвоню ему, объяснюсь. А то неловко, да и т-трепотня по цирку пойдет о милицейских грубиянах. Ты цирк любишь? спросил Садчиков Леньку.
Люблю.
Я тоже, особенно в-воздушных гимнастов.
А я икарийские игры.
Губу покажи, попросил Садчиков.
Ленька доверчиво выпятил нижнюю губу.
Ну, из-звини, сказал Садчиков. Губа у тебя не дура.
ВстретилисьПрохор обнял Сударя, долго тряс руку Читы и, заглядывая ему в глаза, спрашивал:
Ну как, дорогой? Ну как? Экий ты парень видный; девки небось мрут, да, Сань? Или неверно я говорю? Старый стал, голова хужей варит, могу и ошибиться
Прохор был невысок, безлик и казался с первого взгляда серым и словно бы пыльным. Он опирался на палку и шел медленно, приволакивая негнущуюся ногу. Говорил он быстро, без умолку, изредка похохатывая и все время заглядывая в глаза то Сударю, то Чите. Смотрел как-то по-особому: замирая и напрягшись. Шея у него при этом стягивалась синими веревками жил.
Водку пьете, чертенята? спрашивал он. С девками небось балуетесь, а? Я старик, мне-то завидно. Нашли б какую кралю, золотенькие мои, а? Читушка, что молчишь? Не нравлюсь я тебе, да? Ты вона какой модный, а я как деревня, да? Смущенье тебя берет, да? Ну ладно, ладно, ты иди, а я с Санечкой поговорю. Ты иди, не думай, ты понравился мне, лицо у тебя доброе, ты гуляй сегодня, сегодня липа цветет, от нее голова туманится, Читушка.
Чита недоуменно посмотрел на Сударя и с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Сударь шел нахмурившись и, когда увидел прыгающую от еле сдерживаемого смеха Читину морду, раздул ноздри и бешено повел глазами.
Гуляй отсюда, сказал он негромко, киря. Слышал, что говорят, или нет?
Пущай он у тебя поспит, сказал Прохор, отдохнуть вам, ребятки, надо. Ты сегодня, Читушка, к девкам не ходи, ладно? Завтра к девкам пойдешь, Читушка, завтра.
Чего ты обо мне печешься? спросил Чита. Сам не маленький.
А ты мне «ты» не говори, сказал Прохор улыбчиво, ты мне «вы» должен говорить.
Это почему?
Потому что я умный, а ты молодой.
На` ключи, сказал Сударь, иди домой, я скоро буду. Разговор есть.
Чита бросил ключи в карман, остановил такси, сел рядом с шофером и сказал:
Поехали домой, шеф.
Адрес какой?
Чита секунду колебался: куда ехать? Домой к Надьке или все-таки к Сударю? Подумав, он решил ехать к Сударю. Он решил так потому, что спать одному страшно, а Надька, стерва, наверное, с тем парнем. С Сударем не страшно, он сильный как бык, ему все до лампочки. Счастливый человек.
Сань, ты только слушай, что я говорю-то, я ведь дело тебе говорю, как брату, честно, от всей души. Ты только сам посуди: он один живет, профессор этот. Гальяновский Иван Семенович. На стенах у него картины и иконы. Картины дерьмо, одни бабы в черных платьях. В них ценность только одна, что старые они. Ну и иконки тоже старинные. Ты бритвочкой картинки-то жик, жик в трубочку и в чемоданчик, а иконки в другой. Внизу Витька, ему в кузовочек забросил и прямым ходом к музыканту. А у того ничего не бери, только скрыпочку возьми. Она старенькая тоже, скрыпочка-то. Вишь, до чего людишки додумались: старье в вещах ценят, а в человецех отнюдь нет. А чтоб потом мусора не думали чего ты пару костюмчиков, часики там, цацки золотенькие хап в третий чемоданчик. Профессор-то этот самый, хирург, он один живет. Жена у него померла, а детей нет. И скрыпач тоже один, его жена песни поет, сейчас улетела она за границу, за океан. Ты его тоже молоточком. Чтоб без свидетелей. Тебе иначе нельзя: милиционер на тебе висит, так или иначе вышка, если заметут. А так дверку замкнул тихонечко да и ушел. Недельку трупики полежат, а нынче жара стоит пусть они, мусора-то, ищут следов. Там вонь будет, следов не будет, Санечка. Я все на ихних учебниках проверил, на криминалистических.
Сколько это в деньгах?
Ты чего, капиталист, что ль? засмеялся Прохор и оглянулся. Прямо как буржуй проклятый начал говорить.
Они сидели на лавочке в сквере. Вокруг было пусто; быстро, по-весеннему, темнело, женщины с детьми уже разошлись по домам, а влюбленные еще не успели сюда прийти.
Я серьезно, Прохор.
Да и я не шуткую. Пять косых получишь. Пять косых, Сань.
По-старому, пятьдесят?
Ага.
А Чите?
Ты чего это? Сдурел? Чите На двоих пять. Деньги-то огромные, Сань.
Думаешь, я полный дурак, Прохор? Думаешь, я цену старым картинкам не понимаю? Не туда стреляешь, дедуля. Десять косых и без разговоров. Вот так-то, Прохор.
Миленький, ты со мной так не говори. Не надо, Сань, я ведь встал да и ушел. И весь разговор. Марафет ты, может, в другом месте и найдешь, а меня-то нет, не найдешь ведь, Сань. Я тебя завсегда разыщу. Не-е, ты не думай, я не грожуся, спаси бог, я добрый, мне чего? Мне ничего и не надо, я старый. Я свое отжил, а вот тебе пожить надо. Я про что толкую? Про то, что пока можешь жить живи, а смерть придет, голову прячь и вой! Только ее тоже обмануть можно, если с умом. Семь косых я тебе даю. И десять грамм марафета. И больше ты меня не торгуй, все одно не заторгуешь, Санечка.
А марафет-то здесь?
Завтра перед делом получишь. Все сполна принесу, как в аптеке
Давай адреса.
Чего их давать-то? Их не давать, их запоминать надо.
Ладно. Запомню. Теперь с Витькой. Машины у нас не будет.
Это почему?
Запсиховал он.
А чего, Сань? Причина-то есть какая? Может, не поблагодарил ты его, а? Ты честно мне скажи, а то темно мне будет разбираться, я ведь должен по закону разобраться, чтоб без обид. Может, обделил ты его, а? Он ведь обидчивый, Сань
Он свою долю получил, я не крохобор.
Да господи, рази я говорю что? Просто интересуюся.
Не знаю, что с ним. Говорит завязал.
А ты с ним беседу имел?
Я ж говорю псих. Ногти грызет, ни в какую не соглашается
Ну ладно, ладно, ты не сердись на него. Сердце людское разную печаль вмещает. Я с ним поговорю, с Витькой-то, он ведь парень душевный, а, Сань? Да? Или не прав я?
Въедливый ты, просто сил нет. «Душевный, душевный»! Адрес дать?
Да я знаю, Сань. Я все знаю, милай ты мой. До ноготка все знаю. Ты завтра дома сиди и жди. Я позвоню тебе. Поговорю с Витькой и позвоню. А если не позвоню, ты к Курскому подъедь. Теперь смотри: вот чемоданчик, в нем для мастера-электрика весь инструмент. Ты с им и пойдешь. Сразу с дальней комнаты у профессора начинай, чтобы убедиться, один он или кто есть. Если один, ты его попроси фонарик принесть, он отвернется, а ты его по темечку. Чита пущай на лестнице стоит. А как стукнешь, его впусти, и шуруйте. Понял? Не торопися, шторки занавесьте и айда Только ты трупик сначала в ванну спрячь, чтоб Читу попусту не нервозить
Ты меня не учи.
Не сердись, Сань, ты чего? Я ж от сердца, Санечка, ты не думай. И вот еще возьми. Для Читы. Наганчик. Он пригодится. Хороший наганчик, вороненый, руку холодит, вчера по случаю достал Пять патронов я в барабан загнал, больше-то и не надо, да, Сань?
Сударь ушел первым, а Прохор сидел и улыбался. Если все пройдет так, как он задумал, тогда сорок тысяч рублей он получит завтра вечером на привокзальной площади от человека, который будет его ждать в машине с желтым номером. Коллекция итальянских картин эпохи Раннего Возрождения, принадлежащая профессору Гальяновскому, завещанная им в дар Эрмитажу, оценивалась в пятьдесят тысяч золотых рублей. Профессор собирал ее всю жизнь долгие шестьдесят лет, отказывая себе подчас в самом необходимом. Все три Государственные премии, гонорары за свои труды он отдавал коллекционированию. Коллекция у него была редкостная, изумительная, и знали об этом многие люди и у нас в стране, и за ее рубежами.