Ступи за ограду - Слепухин Юрий Григорьевич 5 стр.


 Господи, да чем тебе досадил этот несчастный Клодель?

 Не мне, черт побери! Человечеству, поэзии вот кому он досадил! Он и я беру шире, гораздо шире вся эта банда. Так о чем это я? А, да! Так вот, языки нам не нужны. Как показывает само слово «леттризм», мы ищем красоту и возможность самовыражения в совершенно новом и смелом сочетании букв. Если же

Беатрис пожала плечами.

 Насчет самовыражения не знаю, но если вы действительно видите красоту в этих своих «тутф тутф»

 А по-твоему, слюнявая жвачка этого мерзавца Валери красивее, да?!  яростно закричал Жюльен, вскакивая на ноги.  Что такое вообще красота?! «О кровля мирная, где голуби воркуют»5 это красиво, да?

 Что ж, это несомненно красиво,  сказала Беатрис.  И приятно. Я, например, очень люблю воркующих голубей. И мирные кровли тоже. Не понимаю, чем они тебя раздражают!

 Тем, что это ложь!! Нет больше никаких мирных кровель понимаешь ты это или нет, или до вас в вашей Америке это еще не дошло?!

Жюльен вышел из комнаты, хлопнув дверью. Беатрис вздохнула и снова закрыла глаза.

Не нужно было приходить в этот дурацкий дом, подумала она. Всякий раз, когда сюда придешь,  обязательно неприятность. Или тебя обругают, или расскажут неприличный анекдот, или начнут при тебе ссориться и чуть ли не драться. Что за нелепая жизнь!

Минут через двадцать Беатрис уже собиралась уходить явилась наконец Клер, худощавая энергичная девица в веснушках, с огненно-рыжими волосами.

 О, добрый день,  сказала она, увидев забившуюся в кресло Беатрис.  Давно ждешь? Я не знала, что ты здесь, иначе вернулась бы раньше. До чего скверно жить без телефона Сейчас я встретила этого болвана Грооте, моего бывшего профессора, и он

Продолжая болтать скороговоркой, Клер выложила из сумки принесенные пакеты, пинком загнала под шкаф старую туфлю. Беатрис молча наблюдала за ней, не двигаясь с места.

 Что это ты сегодня такая молчаливая?  спросила наконец Клер, удивленно глядя на подругу.

Беатрис пожала плечами.

 А вообще я люблю поговорить?

 Нет, но сегодня ты молчишь особенно. Что-нибудь случилось?

 Господи, что может со мной случиться Вздохнув, Беатрис встала и отошла к окну.  Сейчас Жюльен читал мне свои стихи.

 Это что, «казук казук»?  Клер засмеялась.  Ну, из-за «казука» не стоит впадать в мрачность, Додо. Есть хочешь? Смотри, что я принесла!

Беатрис подошла к столу, расковыряла целлофановый мешочек с жареным картофелем и положила в рот несколько тонких ломтиков.

 Валяй,  сказала Клер,  видишь, я запаслась. У меня даже и пиво сегодня есть, после этого захочется. Вкусно?

 Да, мне нравится,  сказала Беатрис, вытирая платком кончики пальцев.  Но это вредно для печени. Впрочем, если у меня что-нибудь заболит, я прибегу к тебе. Ты ведь немножко медик?

 Вот именно, немножко. Я бы даже сказала очень немножко!

Клер наспех убрала со стола, принесла бутылку пива, два пластмассовых стакана.

Подруги сидели одна на колченогом стуле, другая на придвинутом к столу кресле и руками ели еще горячий картофель, доставая его прямо из мешочков. Обе молчали.

 Клара,  спросила вдруг Беатрис,  почему ты ушла с факультета? Ты сама не хотела или пришлось?

 И то, и другое. В основном первое.

 Как жаль. А почему ты не хотела изучать медицину? Я думаю, это очень хорошее занятие.

 Да, платят ничего,  согласилась Клер, выливая остаток пива в свой стакан.  Если иметь собственную практику, я хочу сказать.

 Ты не поняла Я говорила не о заработке. Моральное удовлетворение, понимаешь? Что-то, за что зацепиться, ради чего жить Мне трудно на отвлеченные темы, Клара, все-таки я еще французский так не знаю

 Я тебя понимаю, не беспокойся.  Клер допила пиво и, скомкав пустой мешочек из-под картофеля, скатала хрустящий целлофан в комок и метко через всю комнату швырнула в открытое окно.  Конечно, медицина может стать хорошей зацепкой. Если верить в ее пользу, понимаешь? А я вот не верю.

Беатрис удивленно подняла брови:

 Но почему? Если медицина еще чего-то не умеет ну, рак и всякие такие вещи, еще не открытые,  то ведь это ну, как это?  вопрос времени, да? И потом,  она улыбнулась,  я вообще не верю людям, которые говорят: «Я не верю в медицину». Когда у них заболит живот о, они так быстро бегут к врачу!

 Да вовсе я не про это.  Клара досадливо поморщилась.  Я не верю в медицину не в том смысле, что отрицаю ее способность спасать людей от смерти. Ты понимаешь я вообще не особенно уверена в том, что их следует спасать. Для чего? Для войны? Для концлагерей? Моего брата ребенком едва спасли от менингита, а в сорок третьем году он погиб в Бреендонке. Ты только подумай для чего он выжил? Чтобы успеть пройти перед смертью еще и через этот ад?

Клер достала сигареты и закурила. Беатрис молча смотрела в окно, где над торцовой стеной соседнего дома темнело и набухало, ширясь, серое дождевое облако. В комнате стало еще более сумрачно.

 Ну, чего молчишь?  с усмешкой спросила Клер.  Ты со мной не согласна?

 Пожалуйста, дай мне сигарету,  попросила Беатрис каким-то не своим, тонким голосом и кашлянула. Курила она не затягиваясь, неловко держа сигарету большим и указательным пальцами. Когда на сигарете образовался столбик пепла, она стряхнула его и принялась пальцем загонять в щели между рассохшимися досками столешницы.

 Я не знаю, Клара,  ответила она наконец.  Честно не знаю. То, что ты сказала,  это абсолютно чудовищно. Но Ты понимаешь, я возразить сейчас не могу ничего. Хотя знаю, что возражать нужно. Я сейчас подумала о себе я была очень, очень больна год назад. О, я могла умереть! Меня врачи спасли, ты видишь сама, но я сейчас вот перед своим сердцем не знаю, могу ли я благодарить их за то, что осталась жить. Ты понимаешь, Клара, жизнь сама по себе может не иметь никакой ценности, если Нет, я все равно не смогу объяснить. Почему ты не говоришь по-испански или

по-английски?

 Надо полагать, по той же причине, по какой ты не говоришь

по-фламандски. Ничего, теперь мы начинаем понимать друг друга Клер невесело усмехнулась.  Мы ведь, по существу, говорим одно и то же. Весь ужас в том, что у человека в наши дни может быть слишком много самых разнообразных причин, чтобы не так уж цепляться за жизнь. У всякого свое. Я, например, просто-напросто по горло сыта войной и не желаю видеть еще одну. Мне было семь лет, когда к нам пришли немцы и я осталась без детства. Понимаешь? Детства у меня не было. Была оккупация, был постоянный страх, постоянный голод, разговоры о предателях, о заложниках, о черном рынке. А сколько было подлости! Даже мы, дети, видели ее вот так невооруженным глазом А сколько подлости было потом после освобождения! Когда самые жирные из коллабо покупали себе награды за участие в маки Я в университете знала одну девчонку с факультета этнографии, сейчас она, кстати, где-то в твоих краях,  так ее родитель всю войну торговал с бошами. Причем открыто, его весь Антверпен знал, этого Стеенховена. А сейчас он герой Сопротивления!

 Возможно, он торговал как это говорится для камуфляжа?

 Какой там камуфляж, иди ты. Греб деньги лопатой, я тебе говорю! Мне-то это все известно, можно сказать, из первых рук мы с Астрид дружили.

Беатрис подняла брови:

 Ты могла дружить с дочерью такого отвратительного человека?

 А она-то при чем? Ей было десять лет, когда кончилась война. А потом она из-за этого и расплевалась со своей семейкой когда все сообразила. Бросила даже университет и умотала к вам.

 В Аргентину?

 Не знаю точно, последнее письмо было из Монтевидео.

 О, это совсем рядом

 Так что, видишь Такие, как ее папаша, благополучно выкрутились, а мелкую рыбешку в сорок пятом году расстреливали пачками без суда и следствия

 Совсем без суда?

 Ну как «совсем» Формально суды были полевые суды, по законам военного времени. Полчаса разбирательства и к стенке. Иногда даже по анонимному доносу.

 Кларита, не нужно вспоминать о таких вещах.

 О них и не забудешь, Додо. Знаешь, детские впечатления остаются на всю жизнь. Ты счастливая у тебя было хорошее детство, обыкновенное. С куклами, со сластями, с каруселями

 Да, детство у меня было хорошее,  тихо отозвалась Беатрис.

Они опять замолчали. Начался дождь. По подоконнику снаружи мягко барабанили капли, в комнате запахло теплым летним ненастьем.

 Что у вас там сейчас делается?  спросила Клер.

 Где у нас?

 В Аргентине. Я читала недавно, там была революция, какие-то беспорядки.

 Да,  кивнула Беатрис.  Было восстание. Как это называется попытка переворота. Месяц назад. Некоторые мои знакомые там принимали участие

 Ты бы, наверное, тоже принимала участие, если бы была сейчас там?

Беатрис улыбнулась и покачала головой:

 О нет. Зачем?

 Ты же говорила, у вас там какой-то диктатор. Он что, сукин сын?

 Да, и большой. Но мне до него нет никакого дела. До политики вообще, я хочу сказать.

Клер посмотрела на нее задумчиво, словно собираясь что-то возразить, но ничего не сказала. Беатрис, подперев кулачком подбородок, прищуренными глазами смотрела в окно, на дождь в неяркие пятна синевы между тучами. Что-то неуловимо надменное в линии профиля и длинные, не по моде, волосы в сочетании с мешковатой непромокаемой курткой придавали облику аргентинки некоторую театральность так мог выглядеть паж на сцене.

Назад Дальше