Ну, котик, ты чего тормозишь? недовольно произнесла девица и увлекла мужчину за собой, подальше от подростковой шайки.
Джордж потрясённо смотрел им вслед. Когда они скрылись за поворотом, он облизнул пересохшие губы и пробормотал:
Как же так?
Ржавый положил ему руку на плечо и сказал:
Ночевать сегодня пойдёшь ко мне, я со своими договорюсь, а твои к утру остынут.
Не надо, вмешался Паяльник, хуже будет. Может, он тебя не узнал или подумал, что обознался. Мало ли мальчишек похожих?
А может, это и не он был, оптимистично предположил Жёлудь. Главное, сам не колись, отпирайся, говори: «Нет и всё», и он подумает, что обознался.
Да не дёргайтесь вы, придурки, снисходительно улыбнулся Циркач, ничего ему не будет. Джордж же отца с бабой запалил. Он ему слова не скажет, да ещё заискивать начнёт, купит что-нибудь, на что раньше вечно денег не было.
Точно, обрадовался Ржавый, как мы сразу не догадались? Во тупые.
Джордж был слишком удручён, чтобы беспокоиться за себя. Он тщетно пытался связать в одно целое Ассоциацию рыболовов-любителей, совещания на фирме, девицу в красных полусапожках и миссис Гилмор. Как осмыслить увиденное и примириться с ним? Он не понимал, что происходит, и ему казалось, что от этого непонимания его мозги лопнут или того хуже взорвутся.
Конечно, Джордж уже не был прежним наивным простачком. Он знал: тайком от детей взрослые вытворяют такое представить совестно. В конце концов, это их дело. Но сегодня утром отец сказал миссис Гилмор, что после работы поедет в Ассоциацию. Как можно так нагло врать? А с другой стороны, он тоже сказал, что пойдёт в подростковый клуб
На следующий день за завтраком Джордж отрешённо смотрел в скатерть, а когда всё же поднимал глаза, в них пульсировала мольба: «Скажи, что это был не ты», на что отцовский взгляд бодренько отвечал: «Не бойся, я тебя не выдам». Он пришёл домой сразу после школы, а следом приехал мистер Гилмор, который тоже изъявил желание провести вечер в кругу семьи. Значит, это всё-таки был он.
Они сделались примерными и домашними, словно оба клуба закрылись на ремонт, и так продолжалось две недели, а потом всё вернулось на круги своя. Точнее, на круги своя ничего не вернулось. Прежний уклад им был уже не по вкусу, их ждали приключения и компания, куда более интересная, нежели общество миссис Гилмор. Они замерзали, и неоновые огни лондонской рекламы призваны были их согреть.
О Лондон, его мосты и подземные переходы, проспекты и подворотни, толчея в метро, его ресторанчики и пиццерии, набережная Виктории с толкущимися на ней бродягами. Лондон всегда готов принять в свои объятия страждущих, кому некуда больше бежать
Раньше Джордж знал, что, обманывая родителей, поступает дурно. Он мучился совестью и боялся разоблачения. Теперь отец стал его сообщником, и, хотя они не обмолвились ни словом о той случайной встрече, было очевидно, что у них есть тайна. Их объединяет ложь. Эти принципиально новые отношения со взрослым человеком тешили самолюбие Джорджа и заражали его душу злобным лукавством. Уважение, которое он испытывал к миссис Гилмор, улетучилось, как эфир, и, подражая друзьям, он тоже теперь называл её «старушкой» и позволял себе жесты, нелестно характеризующие её интеллект.
Настоящее семьи Гилмор было похоже на рукотворный, недавно вырытый пруд. Пока мистер Гилмор и Джордж барахтались в нём, пытаясь удержаться на плаву, миссис Гилмор погружалась в прошлое, ограниченное комнатой, где на тумбочке стоял портрет Тео, а рядом статуэтки и игрушки и несколько его любимых вещей. Постепенно прошлое становилось для миссис Гилмор куда более реальным, нежели сегодняшний день, до отказа наполненный стремительно отдаляющимся от неё супругом и обузой в виде чужого, навязавшегося на её шею мальчишки. И она как-то вдруг поняла, что будущее, в котором Джордж окончит школу, поступит в колледж, превратится во взрослого юношу, ей не интересно и не нужно. И она почувствовала острую обиду на мужа за то, что он дорогому ей прошлому предпочитает это ненастоящее настоящее с ненастоящим сыном в навеки обездоленной семье.
* * *Они гуляли по городу, взявшись за руки, и говорили обо всём на свете. Они были, как Джордж и Эд, и всё повторялось сначала. А вокруг те же улицы, те и не те одновременно. Не было слышно воя сирен, празднично сияли витрины, а из баров и кафе лилась танцевальная музыка. Они бродили по переулкам и кварталам, отстроенным уже после войны на месте разрушенных зданий. Эти дома выросли с новым поколением и ради него ради новых надежд и свершений. Но что-то всё же осталось незыблемым, как Вселенная, например, Вестминстерское аббатство. Может, это и к лучшему, что он не попал сюда в свой первый лондонский уик-энд? Ему столько нужно было сказать тому неизвестному парню, спящему под чёрной мраморной плитой в западной части нефа, а Гилморы всё равно ничего не поняли бы и приняли бы его беззвучный разговор за очередную приютскую странность. А Джон понимал всё, и они с Джорджем поклялись здесь в вечной дружбе.
Заканчивался февраль, и в воздухе уже витал едва уловимый аромат весны. Они шли по набережной Темзы, дурачились и шумели. Джон, выбежав вперёд, весело размахивал вязаной шапкой, и свежий влажный ветер задорно ершил его рыжие волосы. Лишь одно тяготило Джорджа. Между друзьями не должно быть лжи и недомолвок, и он, преодолев себя, произнёс с тяжёлым вздохом:
Джон, мне нужно тебе что-то сказать.
Джон остановился и внимательно посмотрел на него, и под лучистым взглядом его зелёных глаз последние сомнения Джорджа растаяли, как весенний снег.
Знаешь, я тебя тогда обманул. Помнишь, в подростковом клубе, когда мы познакомились, я соврал, что попал в приют после того, как мои родители умерли. На самом деле я подкидыш. Да, они меня бросили. Бросили, как ненужную вещь.
Ну и дураки, сказал Джон. Сказал так, что у Джорджа к горлу подступил комок и навернулись непрошеные слёзы.
Они проговорили допоздна. Джордж как будто всё это помнил: чёрное, усыпанное алмазами небо, проглядывающее сквозь ежевичные кусты, стремительно удаляющийся треск мотоцикла, перекличку мальчишеских голосов и ослепительно яркий свет, внезапно ударивший в лицо. Джордж рассказывал о жизни в Блэкберри-хаусе, о чердаке, где сушился ежевичный лист, о своей так и не завершённой книге, об альбоме с марками, о бомбардировщиках, рокочущих над Лондоном, об ожесточённом грохоте пушек ПВО, о домах, раскалывающихся на части, об аэростатах, подобных гигантским рыбинам, и о друзьях, навеки разлучённых войной, одного из которых звали Джордж.
Вот в честь кого мистер Уильямс дал мне это имя.
Мистер Уильямс говорил, что Джордж обещал вернуться в Блэкберри-хаус? Вполне возможно, он сдержал слово.
Едва ли, смутился Джордж, он был настоящим героем.
Джон пристально посмотрел ему в глаза, и Джорджу показалось, что его друг видит нечто сокровенное, доступное ему одному. После короткого молчания Джон сказал задумчиво:
Никто из нас не знает, кто он на самом деле. Те ребята тоже не знали
* * *Джордж был всецело поглощён своей жизнью, в то время как дома у него что-то разрушалось, но он уже привык к этому и научился не обращать внимания. Сначала родители выясняли отношения вполголоса и при закрытых дверях, и лишь по их удручённым лицам Джордж догадывался, что у них не всё ладно. Однако каждодневное напряжение от присутствия в семье постороннего человека быстро истощило их нервы. Сами попробуйте и узнаете, каково скандалить шёпотом. Они поняли, что легче мысленно перевести Джорджа в категорию мебели, чем бороться с собой, скрывая взаимную неприязнь.
Началась весна, и из-под снега вытаяла правда. То, что зимой было завуалировано и законспирировано, вырвалось наружу, подобно фонтану серной кислоты.
Как-то раз Джон спросил у него, как дела дома.
А, махнул рукой Джордж, ничего хорошего. Вчера миссис Гилмор опять плакала, тарелки била.
Что ж, этого и следовало ожидать. Когда у нас предпоследний отчим загулял, моя старуха не то что тарелки, сама чуть с балкона не выпрыгнула. А вообще она так и говорила: «Миссис Гилмор должна взять себя в руки, иначе она лишится мужа». Только знаешь что, если они и вправду вздумают разводиться начал было Джон, но осёкся.
Что тогда?
Но он спрятал тревогу под личиной холодного фатализма:
Значит, судьба их такова, а тебя это волновать не должно. Пускай сами в своих делах разбираются. Может быть, у них ещё всё образуется.
Но ничего не образовалось. Раньше Джордж не представлял взрослых даже просто ссорящимися, теперь представил всякими. При внешней беспомощности миссис Гилмор умела быть ядовитой и жестокой. Джордж уже проверил это на себе и не торопился осуждать отца, когда тот отвечал ей соответствующим образом, но однажды семейная ссора разыгралась по новому сценарию: мистер Гилмор перешёл от защиты к нападению.
А почему ты всё время меня обвиняешь? Он сам себе гладил рубашку и припарил воротник так, что запахло палёным. Да если бы не ты, Тео был бы сейчас с нами! Я так не хотел покупать ему этот проклятый велосипед. Я не понимал, где тут кататься. Мы живём не в пригороде, не в сельской местности, и рядом опасная перегруженная трасса.
Ну, он же говорил, что будет ездить тихо и только вокруг школы.
Интересно, как ты представляешь себе тихую езду на велосипеде? Это что, катафалк? Хотя для Тео он оказался промежуточным видом транспорта.