ПОСЛЕДНИЙ СЪЕЗД ПЕРЕД ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЕЙ
Наши фары высветили отражающиеся белые буквы. Каждое предупреждение на поле полуночно-синего цвета, казалось, плыло к нам в темноте.
ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ В МЕКСИКЕ ЗАПРЕЩЕНО
Расставленные именно в такой последовательности знаки, несомненно, говорили о повышении ставок.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ГРАНИЦА
ДВИЖЕНИЕ ПО ВСЕМ ПОЛОСАМ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ДЛЯ ДОСМОТРА ТРАНСПОРТА
Да, верно. Это всегда сцена, напоминающая «встречу за чашкой кофе» в сторожевых будках в странах третьего мира. Рассеянный кивок. Едва заметное движение руки, разрешающее продолжить путь. Интересно, это делается специально? Они надеются, что вы остановитесь и спросите их, закончили ли они вас «досматривать»? Или это делают, чтобы отсеять наиболее нервных?
РАЗВОРАЧИВАТЬСЯ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО
С ворчанием и звуком «уууф» Лось лег на пол позади меня.
Останавливайся, только если охранник прикажет.
Что?.. начал я и притих на полуслове.
Осталось проехать пятьдесят метров. Сейчас не время протестовать.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ГРАНИЦА
ВЫЕЗД ИЗ США ВЪЕЗД В МЕКСИКУ
В пятницу утром в этот час почти никто не пересекал границу Мексики. Конусы были расставлены так, чтобы свести четыре полосы движения в одну. Будка пограничников едва ли была больше будки для оплаты проезда, но в ней были два охранника, занятые оживленной дискуссией. Третий офицер висел в проеме двери, как на турнике. Он разжал пальцы, опустился на землю и встал на нашем пути, когда мы подъехали.
Я должен остановиться, Лось. Охранник перегораживает дорогу.
В ответ я услышал: «Шшш!»
Наверное, мне не следовало разговаривать с Лосем, так как он надеялся, что его не заметят. Но, может быть, этому придурку следовало сказать мне, что я помогаю ему избежать тюремного заключения и сбежать в Мексику до того, как мы добрались до границы?!
Примерно через пятнадцать метров я выключил фары. Все что угодно, лишь бы не злить этих парней.
Один из двух офицеров, втиснувшихся в кабинку, что-то рявкнул по-испански одинокому полицейскому, стоявшему на нашем пути. Его напарник высунулся из укрытия и бросил ему планшет, полный документов. Он не сводил с нас глаз, и планшет ударился ему прямо в грудь и с грохотом упал на землю. Бумаги рассыпались, вызвав смех у его напарников.
Наш парень развернулся, и в наступившей тишине было отчетливо слышно, как он огрызается на остальных:
¡Cállate! ¡Pinche pendejos![13]
Для большей драматичности планшет и бумаги он оставил нетронутыми, когда отошел в сторону и вернулся в лачугу. Показав палец остальным, он сплюнул:
¡Besa mi culo ustedes![14]
Было не совсем ясно, кто здесь главный, и трое охранников начали препираться. Стараясь не раздавить планшет шинами, я продолжал катиться, пока передний бампер не оказался над разбросанными бумагами. Нас продолжали игнорировать. Не уверенный в том, что должно произойти дальше, я оглянулся через плечо и бросил озадаченный взгляд на Лося.
Ходу, ходу, ходу! прошептал он, для выразительности щелкая пальцами.
Жеребец выразил свое согласие, быстро кивая, что можно было легко принять за дрожь.
Ничего не происходило. Я медленно отпустил тормоз, осторожно отпустил сцепление и тихо поехал дальше хотя и со скоростью меньшей, чем скорость ходьбы. Мы все равно полностью не останавливались. Наши с Жеребцом глаза были прикованы к боковым зеркалам в поисках каких-либо признаков того, что нас собираются преследовать, но охранники были поглощены своим спором, не обращая на нас внимания. Теперь, в сотне метров от Мексики, пришло время переключиться на вторую передачу. С выключенными фарами мы тихо растворились в утренней темноте Тихуаны.
Что, черт возьми, они говорили, Лось? Жеребец напомнил о своем присутствии впервые с тех пор, как мы покинули Поместье.
«Заткнитесь, вы, гребаные засранцы» и «Вы, ребята, можете поцеловать меня в задницу». Если вам надо перевести мексиканскую ругань, предоставьте это Лосю.
Никогда не живущий прошлым (даже если это прошлое было три минуты назад), Лось погрузился в настоящее с криком:
Прорвались! Включи фары и свою потрясающую стереосистему, Оптерс! Мы едем в Ла-Тиклу!
Отчетливо хрюкнув, он просунул свою голову между нами и снял напряжение очищающим гортанным «Д-А-АААААААААААААА!»
Отчетливо хрюкнув, он просунул свою голову между нами и снял напряжение очищающим гортанным «Д-А-АААААААААААААА!»
Слишком потрясенный, чтобы думать о чем-то, я установил громкость на максимум и нажал на «воспроизведение»; кассету с «Born to Run» Брюса Спрингстина я успел найти перед тем, как лечь спать прошлой ночью.
Мы все трое считали, что знаем слова, но ни одна из наших версий не совпадала с другой. Несмотря ни на что, мы орали песню во весь голос. Прилив адреналина и переживания последних нескольких дней тяжело давили на нас, и нашим мозгам требовался отдых. В тот момент мы еще были безответственными детьми, и три идиотских ухмылки отражали наше коллективное облегчение. Никто из нас понятия не имел, что это последние поистине беззаботные моменты, которые нам доведется пережить.
Наверное, оно и к лучшему.
Глава 4. Направить уведомление
Трапеза при свете фонарика
Следующие полтора часа мы ехали по платной дороге на юг вдоль побережья Баха-Норте. Жеребец снова притих, глядя в окно большую часть времени. Лось в какой-то момент стукнул его, пытаясь заставить расслабиться. Но Жеребец есть Жеребец, и когда он замолкает, только ему одному известно, когда он вернется в норму. Не то чтобы мы с Лосем болтали. За исключением времени, которое потребовалось, чтобы перевернуть кассету в стереосистеме, мы катились на юг; сначала слушали The Boss, а затем Lynyrd Skynyrd.
Оглушительная гитарная дуэль оплакивала финальное крещендо «живого» исполнения «Free Bird» длительностью 14 минут и 38 секунд. Рев толпы стих, когда мы проехали небольшой подъем на шоссе, и в поле зрения появились рассеянные огни Санто-Томаса.
Я хочу есть. Давай возьмем тако.
Лось всегда голоден.
Тако? До завтрака? спросил я.
Ты сейчас в Мексике, Оптерс. Тако и есть завтрак. Жеребец заговорил! Видимо, с его необъяснимым обиженным молчанием было покончено.
Сейчас четыре тридцать утра. Все закрыто. Я мог часами водить машину без еды и остановок на туалет, и мне казалось, что было слишком рано останавливаться.
Да ладно, прямо на главной дороге есть охренительный маленький ресторанчик, который всегда открыт. Настоящая еда в стиле Санто-Томас. Я покажу, где припарковаться. Интонация Лося на последней фразе делала дальнейшие возражения бессмысленными.
Что такого особенного в мексиканской кухне Санто-Томаса?
Особенность в том, что мы сейчас в Санто-Томасе, и мы с Жеребцом голодны. Эй! Вот он! Нам туда!
Ладно, плевать.
Лось был прав насчет того, что забегаловка открыта. Она стояла на обочине дороги, освещенная, как ночной зал игровых автоматов, двумя группами прожекторов и оранжево-красной надписью Abierta, 24 Horas[15], периодически мигающей в окне. Несмотря на неоновое сияние, это было крохотное место передняя часть скромного дома, превращенная в столовую для путешественников.
Выглянув через щель между табличками со списком товаров на окне, седой мужчина, лет за семьдесят, заметил, что мы въезжаем, и направился к двери. Он распахнул дверь и поприветствовал нас, прежде чем мы вышли из автобуса.
¡Buenos días, amigos! Заходите, заходите. Мы накормим вас лучшим завтраком!
Он казался таким искренне взволнованным, увидев нас, что я цинично задавался вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как последний человек действительно останавливался здесь. Ну, по крайней мере, он немного знал английский; может, он не испортит мой заказ.
¡Buenos días, my bueno amigo![16] Даже я понимал, что Лось говорил по-испански с горем пополам, хотя и лучше, чем мы с Жеребцом.
Проходите, проходите. У меня для вас есть очень хороший стол.
Я задавался вопросом, какой из трех столов был «очень хорошим».
Лось шел впереди, затем Жеребец, а я за ними. Я не обратил бы на это никакого внимания, если бы не последовавший инцидент. В тот момент, когда я переступил порог, вокруг все погрузилось в темноту. Не видя ничего перед собой, я остановился как вкопанный и оглянулся через плечо. В городе было темно. Куда ни глянь. Никаких огней. Черным-черно.
Звук открывшегося где-то ящика его содержимое с грохотом упало на пол заставил меня снова повернуться к чернильной темноте впереди.
¡Pinché luz![17] послышался в темноте голос старухи.
Вспыхнула спичка, осветив комнату на несколько секунд, прежде чем угаснуть. Включился фонарик. Старик, который встретил нас у входной двери, держал фонарь под подбородком, его лицо теперь напоминало дружелюбного демона. Тень огромной головы с увеличенным носом плясала в свете фонаря на потолке.