Ко всему прочему, сама операция «Альпийское шале», будто единственный шанс ВВП прикрыть свою набедокурившую задницу, существует по большей части в фантазиях одного борзописца и какого-то числа цэрэушников не очень понятного уровня. Этакое классическое, хоть и присыпанное сахарной пудрой зеро. Точно в тире, с патронами, но без ружья
Между тем, получи проект даже добро Большой семерки, о логистике операции можно только догадываться. Не придется ли недавнему небожителю проползти на брюхе несколько административных округов, прежде чем в зубы сунут аусвайс? Что для президента РФ, конечно же, неприемлемо.
Так что в обнажившимся срезе, утрамбованном уголовными делами особой тяжести под завязку, предложенный Алексом референдум, якобы оберег судебного иммунитета ВВП, не более чем заявка на конкурс политической публицистики. Пробьется ли в длинный список большой вопрос. За ВВП, оказалось, тянется не шлейф, а целая туманность преступлений. В итоге ядерный чемоданчик, сколь бы уникальным политическим товаром он ни был, в контексте оползня разоблачений его держателя стремительно терял в цене
***
Исполняя священный ритуал отхода ко сну, Ольга и Ксюша уже несколько раз сменили друг друга в ванной комнате. Шумов при этом никаких, синхронность перемещений изумляет, общаются взглядами, порой междометиями. С трудом верилось, что в этой заводи гармонии дочь несколькими месяцами ранее показала матери спину.
Алекс невольно любовался действом, норовя вспомнить, сколько раз он возводил сруб семьи, и были ли у него гражданские союзы, свободные от детей. Но вскоре чертыхнулся, запутавшись. Единственное, что сквозь колючку сомнений пробилось, это двукратное перевыполнение им в девяносто восьмом двухгодичной «нормы» обновления партнерши, с соответствующим перерасходом бюджета
Инициатива разъезда зачастую исходила от него, но далеко не всегда он был ведом эго женолюба. Он пил, впадая в многодневные, а то и недельные астралы. И было проще потеряться, нежели сохнуть от комплекса вины, а то и бесчестья. Одно дело калечить судьбу партнерши, нередко далекой от идеала, другое травмировать ее детей, живущих с маргиналом под одной крышей. Пусть и при тяжких дозах отравления Алекс Куршин пример дружелюбия и трезвости суждений
Время шло, старел не только Алекс, но и женщины, на которых он мог претендовать. Из его ареала незаметно исчезли дети партнерш, перейдя в категорию взрослых. Ненадолго, однако. Их нишу заняли внуки, дети дошкольного возраста, внутренний мир Куршина перевернув. То ли он вступил в цикл розовых пузырей, то ли не израсходовал отцовский инстинкт, дав путевку в жизнь только одному отпрыску. Так что расставание с последней пассией отозвалось не только рыданьями ее внуков, но и влагой собственных глаз. Ему бы и вовсе пришлось резать по живому, не соревнуйся с ним бабушка внуков в изобретении поводов для застолий
Ольга сошла с небес после цикла длительной изоляции, один из признаков которой воздержание. Контрастом секс-слалому с Катей в Хельсинки, в «Бочаров ручей» на плотское «довольствие» Алекс поставлен не был; внутренний распорядок любые интрижки среди персонала исключал. При этом эскорт услуги в его смету (с выездом в Сочи) закладывались. Но, выслушав предложение, он столь непреклонно отмахнулся, что администрации ничего не оставалось, как развести руками.
Между тем не предыстория в события интригу с Олей заискрила, а положение звезд, по обыкновению к чудикам и праведникам благосклонных. Освятили они и союз Алекса и Ольги, приблатненного влиянием маргинала и редкой душевной чистоплотности женщины.
Если оставить за скобками несколько исходных, то Алекс с Ольгой внешне казались счастливой, обласканной провидением парой. В их энергетике пробивалось брожение свежих дрожжей индикатор мега-встречи на взлете. Но куда больше гармоничное слияние двух больших сердец, заработавших в едином ритме обожания.
Между тем та идиллия время от времени омрачалась. Будто недопонимания почти никакого, но Ольга всем естеством ощущала: при всей открытости их душ между ними идеологический барьер, которого на пике влюбленности они пока не замечают. Чем-то мир Алекса напоминал Ольге устои ее родителей, но лишь отчасти слишком самобытен персонаж.
Алекс пенял ей возрастом, пусть не напрямую. Так, по крайней мере, ей казалось. Будто двадцать лет разницы ее достоинство, но, судя по репликам, адресованным третьим лицам, он находил такие альянсы тягчайшим из грехов. Не было дня, чтобы путешествуя по сети, он не чихвостил очередную, с его слов, сделку работорговли, которая, он полагал, перекинулась из мира больших денег на все мало-мальски обеспеченные слои России, включая о небо! высоконравственных либералов. На любителях «свежатины» из той страты Алекс оттаптывался с особым упоением.
Между тем та идиллия время от времени омрачалась. Будто недопонимания почти никакого, но Ольга всем естеством ощущала: при всей открытости их душ между ними идеологический барьер, которого на пике влюбленности они пока не замечают. Чем-то мир Алекса напоминал Ольге устои ее родителей, но лишь отчасти слишком самобытен персонаж.
Алекс пенял ей возрастом, пусть не напрямую. Так, по крайней мере, ей казалось. Будто двадцать лет разницы ее достоинство, но, судя по репликам, адресованным третьим лицам, он находил такие альянсы тягчайшим из грехов. Не было дня, чтобы путешествуя по сети, он не чихвостил очередную, с его слов, сделку работорговли, которая, он полагал, перекинулась из мира больших денег на все мало-мальски обеспеченные слои России, включая о небо! высоконравственных либералов. На любителях «свежатины» из той страты Алекс оттаптывался с особым упоением.
Каждый раз, чертыхнувшись, виновато поглядывал на Ольгу, надо понимать, стыдясь самого себя. Ко всему прочему, в своих текстах Алекс писал о гендерном перевороте, он утверждал, обезобразившем и без того малопривлекательную Россию. Как результат, за последние годы Алекс отписался от десятков либералов-прогрессистов, запятнавшихся себя так называемыми брачными союзами «по экспоненте».
Едва в их ячейке обосновалась Ксюша, как казус неравных браков и партнерств усугубился дискриминацией религиозной символики. Два нательных крестика, спаровавшись, надо полагать, сотрясли его кодекс воинствующего атеиста, и будто деликатный от природы Алекс свой микроколлектив принялся мало-помалу кошмарить. Обставлял это, правда, курьезными историями с приправой шуток-прибауток. То есть заходил то с флангов, то и вовсе из катакомб аллегорий.
Идиллию их общежития тряхнуло, притом что прямых претензий к религиозной символике комендант общежития не предъявлял. При этом разглагольствовал об обезлюдевших в Европе храмах, об эксгибиционизме нательных крестиков будто один из маркеров российского ренессанса, с его слов, неуклюжий вызов западной культуре. И вообще, искусственное возрождение РПЦ рано или поздно аукнется крахом православия, куда более драматичном, чем столетие назад
В какой-то момент заумь эта перешагнула критический порог, и женская фракция их бивуака банально зарыдала, сотрясая среду безутешными всхлипами. Чего, с оглядкой на уязвимость их видов на жительство в ЕС, только не хватало
Алекс подтвердил свою репутацию пугала черных лебедей, а то и крепкого решалы: в течение минуты бессловесно дематериализовался, прикрыв за собой бесшумно дверь.
«Педагогическая» уловка сработала прекрасный пол не только перекрыл хлябям духа кислород, но и бросился за ним вдогонку. Вскоре он был обнаружен под навесом ближайшей автобусной остановки, как казалось, погруженным в некие калькуляции. После чего с женской сноровкой и непосредственностью он был на свое почетное место галерного раба семейного благополучия водворен.
Допрос, где оба следователя из хороших, расколол кормильца, вскрыв мотив его богохульства. Причина, оказалось, не в зацикленности русских на кладбищенской символике, о чем Алекс некогда обмолвился, а в конфликте идентичностей. Еврейской идентичности Алекса не примириться с крестом, старшим братом свастики, под сенью которых нацисты свели в могилу большую часть европейского еврейства, деда и дядю Алекса включая.
Генетическую память, коварнейший провокатор, разъяснял он, никакой анестезией не придушить, сколько бы Алекс Куршин ни слыл космополитом. Стало быть, он, наследник жертв по крови и духу, вправе чтить их память не меньше, чем россияне символы православия, новейшая версия которого отзванивает цитатником Мао. Но он, конечно, не тиран и не домашний деспот, наоборот, поборник идеалов мультикультуризма и терпимости. Стало быть, к самоограничению слабый пол не зовет, как и, упаси боже, бесконечно далек от сексизма. Кроме того, констатируя гримасы российского института брака, свое разочарование на трепетную и бесконечно преданную ему Оленьку не перекладывает. Такой гармонии, как в их ячейке, еще поискать, и, имейся претензии без стеснений и недомолвок. Кто он такой, чтобы крестики, предметы культа, в штрафной изолятор помещать. Но просить не трясти ими как туземки бусами, пусть не совсем комильфо, но в контексте озвученного грех малый. И, наверное, в их личном пространстве постели кресту точно нечего делать. В остальном все хорошо, прекрасные маркизы, все хорошо. Главное, найти точки соприкосновения с его, Алекса Куршина, религией его Высочеством Компромиссом. Все остальное, включая неземную любовь, приложится.