Мне становится страшно от своих слов. Муж рассказывает сюжет документальных хроник, похожих на события в книге французского писателя.
Мне тяжело дышать, и я не могу отпустить эти мысли. Детский плач переходит в крик.
Внезапно самолёт затрясло, потом резко наклонило влево затем вправо. Визг и крики на борту сопровождались потрескиванием пластика и дребезжанием металла. И так ещё пару раз.
Все держатся за передние кресла. Мой муж старается нас успокоить. Потом он просто берёт мою руку и молчит.
Мы падаем. Самолет носом наклонён к земле, и скорость свободного падения высока.
Где-то на низкой высоте пилот справляется с управлением и выпрямляет его курс.
Мы снова набираем высоту!
До конца полета я сжимаю икону, которая у меня всегда с собой. Я прошу архангелов Михаила и Габриэля сопровождать нас до самого приземления.
Через десять минут мы заходим на жёсткую посадку.
Ура! Мы в аэропорту Идыра! И вот он: Арарат!
Мечты, реалии, воображение и наше падение в облаках встряхнули моё сознание
Мы садимся в арендованный автомобиль и первым делом едем в город на обед. Безумно хочется есть и праздновать жизнь! По моим щекам катятся слёзы
Хлеб наш насущный дай нам на сей день
И прости нам долги наши
Как и мы прощаем должникам нашим
И не введи нас в искушение но избавь нас от лукавого. Аминь.
2
Симон какое-то время думал, как бы сбежать и тайком спрятаться в повозку. Каменная ограда монастыря, находясь на своём месте, подсказала ему ответ.
Мысли об отце и братьях развернули его обратно к дому.
Открыв дверь, Симон заметил отца в дальней библиотеке.
Вардан, перелистывая какие-то тексты, развернул несколько карт. Полки книг были аккуратно убраны, и манускрипты располагались в алфавитном порядке строго по тематике.
Наблюдая за отцом издалека, Симон видел, как тот рассматривает карту Османской империи, сравнивая пункты и делая заметки на карте царства Урарту. Он жестом указал на стол, и Симон послушно проследовал внутрь просторной комнаты.
Что ты знаешь об Урарту?.. Наири?
Симон молчал. Ему стало стыдно, что на уроках истории он не вслушивался или не счёл важными рассказы о каких-то там цивилизациях и конфедерациях древних народов.
Когда он вспоминал эпизоды, в его сознании остались повествования отца о Персии, Ассирии и Византии.
Симон жалко молчал.
Урарту наши предки В сражениях с Ассирией они потерпели поражение, отец дотронулся до плеча мальчика. Обе цивилизации проиграли в борьбе за влияние в регионе. Они растворились в новых образованиях. Поскольку не сумели договориться, отдельные этнические группы и великая архитектура были растерзаны персами, монголами и тюркскими племенами.
Симон, понимая, к чему идёт разговор, почти шёпотом признался:
Аннет уезжает этой ночью
Я знаю, абсолютно спокойно ответил отец.
Он достал следующую карту и развернул перед сыном.
Карта Византии, прошептал Симон.
На Востоке идут серьёзные сражения. Мы никогда не сдадимся и не сбежим, как трусливые псы, он сделал паузу, указывая на несколько пунктов. В нужное время ты выведешь окрестных жителей через туннель к Чёрному морю. В случае нашего поражения постарайтесь добраться до Крыма. Сегодня ночью я покажу тебе дорогу к туннелю.
Симон всё так же молча покинул библиотеку. Он понимал всю серьёзность сказанного отцом. Как мальчику-подростку, в свои 12 лет ему не было страшно. Он верил в мифы и сказки, когда добро просто обязано победить любое зло!
Вардан, оставшись один на один с картами и планом монастыря, обдумывал план укрепления обороны.
Откинувшись на спинку деревянного кресла, он закрыл глаза. Детство и молодость пролетали в его памяти. Соперничество двух семей и двоюродных братьев во всём: стычки молодости из-за той, которая в спешке, должно быть, закладывает сундуки в повозку по другую сторону монастырской ограды. Желание Рауля превзойти всех обернулось его долгим отсутствием.
Теперь всё это не имело никакого смысла: ревность, соперничество, высокомерие находились на другой чаше весов.
Общая угроза летала призраком войн цивилизаций в прохладном весеннем воздухе.
3
Военный фрегат третий день как находился на пути в Константинополь.
Рауль просматривал карту в своей каюте и делал небольшие отметки там, где английский патруль просматривал подход к Дарданеллам.
Дверь внезапно открылась, и капитан зашёл внутрь. Это был первый раз его такого бесцеремонного вторжения.
Мы не можем ждать! Французы на пути, и помощь из английских колоний увеличивается с каждым днем.
Есть один только выход, капитан: обогнуть мыс и войти в пролив бесшумно глубокой ночью. Лёгкий штиль выведет нас к берегу, а там уже и до Босфора рукой подать!
Босфорский пролив по-прежнему был под контролем турецких войск.
Завтра ночью, капитан взглянул на карту и вышел на палубу, оставив дверь каюты за собой открытой. Он был греческих кровей, православной веры и получил образование во Французском морском корпусе Константинополя.
Эта военная кампания казалась ему полным абсурдом, как и предыдущая 400 лет назад, устроенная на обломках Византии.
Матросы, говорившие на турецком, нарушили его мысли.
Хватит трещать без дела! Вы же мужчины, в конце концов!
Рауль усмехнулся. Ему частенько приходилось слышать пустую болтовню. Состав османских кораблей состоял из турецких матросов, артиллеристов, помощников и поваров. Они постоянно испытывали потребность о чём-то говорить и что-то обсуждать, даже если в этом не было никакого смысла.
«Такая их природа» подумал Рауль.
В основной штаб входили греки и армяне, между которыми происходили постоянные разногласия в стратегии и сводились личные счёты.
На этот раз все сошлись на одном: тихой ночью ни один англичанин не будет стрелять по кораблю-призраку на гладких волнах, который, может быть, привиделся дозорному, как мираж оазиса в пустыне. Да и кому интересно одинокое судно, ретирующиеся из Средиземного моря с сотней раненых на борту.
Рауль лег в кровать. Он представил свой дом и монастырскую каменную ограду. Как бы хотелось оказаться сейчас в его садах, где под деревьями диких лимонов всё казалось сказочно безмятежным! Там они впервые занимались любовью А теперь это стало отдалённой сказкой и, быть может, когда-то будет близкой легендой.
Вспомнив драку с Варданом из-за той, ради которой он был готов на всё, только пусть выбор её упадет лишь на него, Рауль погрузился в сон.
Холодная весенняя ночь шумела тёмными волнами о корпус фрегата.
Раулю снилась она: их страстные ссоры и любовь, от которой вся рубашка потом промокла насквозь.
Проснувшись от жара, он вышел на палубу. Ночной штиль так и не смог остудить его пыл.
Высокая температура и озноб дали знать об эпидемии среди экипажа, возвращающегося к родным берегам.
Отступление 2
На пути к Ани дорога пуста. Лишь снег и сугробы мои молчаливые свидетели.
Через дорогу пробежала лиса. Она, видимо, искала еду в соседней деревне.
И вот ещё пару километров и покажутся землянки из камней и фрагментов от растащенной вручную по кускам древней крепости. Я впервые вижу что-то подобное. Мне страшно и дико представить прошлое
Вдоль дороги проходит низкая каменная ограда. Отсюда начинается Ани.
Уже видны внешние стены и остатки когда-то центра Шёлкового пути!
При входе стоит вагон-тонар, где цыганская семья продаёт сувениры ручной работы.
Кроме нашей машины и этого тонара никого нет.
Я подхожу к воротам и сразу же вижу герб династии Багратуни. Это изящный лев, несущий крест на своей спине.
Проходя через узкий коридор «1000 и 1 стен», становится не по себе. Можно представить, как через эти ворота гордо въезжали рыцари, катили свои повозки купцы и бегали дети.
Когда проводишь рукой по воздуху, можно потрогать время Но стоит закрыть ладошку, и оно ускользает.
И сразу оказываешься в начале пустого огромного поля. В нем ещё лежат останки тысячи церквей и башен. Их не успели растащить и по каким-то причинам оставили в покое.
Внутренний голос мне говорит, что здесь применяли динамит.
«Зачем разрушать великую архитектуру и позволять разграбить этот город?»
Я мгновенно вспоминаю события 1917 года в России. Там так же использовали динамит, грабили и издевались над культурой и людскими судьбами.
Я приближаюсь к самому краю пропасти. Мобильный оператор отправляет сообщение: «Добро пожаловать в Армению».
Внутри скал я вижу пещеры и кельи. Здесь раньше должен был быть мост, соединяющий жилую и культурную части города.
Я захожу в одну из церквей. Дверей здесь уже давно нет, и в проходе невыносимо темно. Мне страшно перед тем, что я могу увидеть внутри. На фрески и иконы тяжело смотреть. Над ними издевались