Значит, музей. Этот Файзун, возможно, был смотрителем или директором, а не хозяином. Антия почувствовала, как в ней забурлили пузырьки гнева, и увидела, что Ардион вполне разделяет ее чувства.
Оракул жив? осведомился он.
Говорят, что жив, ответил Файзун, и Антия подумала, что он знает намного больше, чем хочет показать при всей своей преданности. Хотите пойти к нему?
«Молчи, подумала она, словно Ардион мог ее услышать. Молчи, не говори ему ни слова, если эти гривлы что-то заподозрят и начнут его пытать, он им выложит все».
Я хочу окончательно разобраться с тем, кто такие эти гривлы и откуда они взялись, отчеканил Ардион и, кивнув в сторону Антии, продолжал: И времени у меня немного. Она демоница, которая рухнула с неба, и чем дольше она здесь, тем сильнее это будет разрушать Ашх-Анорн. А нам тут и без нее хватает проблем.
Файзун понимающе кивнул. За дверями на кухню послышался неразборчивый шепот. Ардион отодвинул нетронутую тарелку с супом и спросил:
Так что вы там говорили по поводу одежды?
Когда они зашли в одну из жилых комнат дворца с выцветшими пейзажами на стенах и старой мебелью и Файзун принялся потрошить шкаф, вынимая из него одежду и укладывая на видавший виды диван с полинялой обивкой, Ардион поинтересовался:
Значит, они способны убивать богов?
Файзун сокрушенно покачал головой. Его осунувшееся лицо выглядело усталым, но за этой усталостью Ардион чувствовал непрекращающуюся работу. Казалось, в голове директора музея крутятся и щелкают шестеренки: он получил много информации и теперь решал, что с ней делать.
Возможно, его сын не так уж и мертв. Возможно, кто-то уже отправлен дать сигнал гривлам и сейчас Файзун делает все, чтобы задержать владыку. Ардион шевельнул пальцами, вспоминая нужное заклинание. В памяти проплыли лица каменных девушек, его преданных спутниц. Мрамор никогда его не предавал, в отличие от людей.
Если бы тогда он смог остановить Антию, то сейчас все было бы иначе. Они с отцом смогли бы изгнать гривлов, Солнечный кормчий не потонул бы в ледяных водах мертвого северного океана, и жизнь не покинула бы Ашх-Анорн. Он сделал бы то, что делал всегда, защитил свою родину от мерзости из другого мира.
Ардион понял, что начинает злиться. Это было плохо в гневе он мог совершить ошибку.
В конце концов, Антия ни в чем не виновата. Ее отправили в другой мир, словно ягненка на алтарь. Что может сделать ягненок, когда над ним заносят нож с изогнутым лезвием?
Получается, что да, кивнул Файзун. Ардион взялся снимать доспехи, и он тотчас же бросился помогать. У них есть какое-то особенное копье. Его швырнули в вашего отца не сразу, но попали. И тогда ладья стала падать.
«Много деталей, подумал Ардион. Слишком много деталей для того, кто не был непосредственным наблюдателем. Откуда ты знаешь про копье, про то, что попали не сразу?»
Он не стал уточнять Файзуна нельзя было спугнуть. Избавившись от доспехов, Ардион поворошил вещи покойника, выбирая нужное. Значит, особенное копье откуда они взяли такую силу, эти гривлы? Где ее подпитывают?
Кого отец поставил на мое место?
Файзун замялся. Ардиону показалось, что он боится отвечать.
Юного Фаруни. Он пал в первом же бою. Сражался, зарубил нескольких гривлов, но
Ардион усмехнулся. Неудивительно Фаруни был еще подростком, и мантия владыки Ашх-Анорна была ему явно не по плечам. Когда-то Ардион увидел его светлокожего паренька с вьющимися рыжими волосами и наивным взглядом зеленоватых глаз и задался вопросом: неужели Солнечный кормчий видит в нем возможного владыку? Неужели вот этот юноша, который похож на деревенского дурачка, сможет однажды занять место Ардиона?
Анна Мирович
Солнечное перо
© Мирович А., текст, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
I
Кит плывет
Антия Корр вин Фалан, королева Таллерии, проснулась от того, что спальню наполнил тихий тонкий звук, похожий на тот, который приходит с неба в безмолвные осенние дни и предвещает скорый снег.
Она села в постели, слепо дотронулась пальцами до лица. Звук угас. Кругом царила теплая летняя ночь: в дворцовом саду пищала какая-то птаха, маленькая лампа на столе озаряла спальню золотым светом Антия не любила просыпаться в темноте. Надо же, когда-то эти комнаты серебристо-жемчужные, обставленные дорогой мебелью в восточном духе, с причудливой инкрустацией и плавными завитками принадлежали ее матери, а теперь Антия занимает их по праву владычицы. Она вернулась домой и забрала свое себе.
В груди возникло странное чувство, похожее на тревогу. Антия выскользнула из-под одеяла, набросила на плечи легкий халат с вышитыми журавлями, подошла к окну парк был пуст, дворец спал. Откуда тогда взялось это ощущение, словно кто-то окликнул ее издалека?
Шевельнулись листья каштана птичка перепорхнула с ветки на ветку, разразилась новыми трелями. Незачем стоять у окна и таращиться во тьму, лучше вернуться в постель и попробовать уснуть.
Завтра у Антии большой и долгий день. Завтра в столице соберутся представители всех стран принесут традиционную дань благодарности и уважения Таллерии, которая отправляет своих дев к Великому Киту и Эдвиг Данвигонский тоже приедет, привезет дары своей родины, жемчуг и серебро, а советники начнут убеждать королеву не тратить время даром и объявить о помолвке. Раньше Антия отговаривалась тем, что еще не достигла совершеннолетия и о свадьбе думать пока рано, но весной ей исполнилось восемнадцать, и оправдания кончились.
Короли не заключают браки по любви, говорил Лефер, верховный жрец Ауйле. Ваш семейный союз объединит Таллерию и Данвигон, и мы перестанем волноваться по поводу того, что чарнский принц бряцает оружием возле наших границ. Данвигон принесет вам своих драконов, это утихомирит Чарн. Навсегда.
Он делал паузу и добавлял:
Антия, все видят, что вы достойная наследница своего отца. При вас Таллерия расцветает, так позвольте ей и дальше расти и крепнуть. Я понимаю, что вы его не любите, и в вашем юном возрасте это имеет значение. Но вы, к сожалению, не принадлежите себе. И хорошо, что понимаете это.
Антия соглашалась с ним. Да, королева должна думать о мире для своего народа, а не о собственном душевном комфорте. Да, Эдвиг Данвигонский неплохой молодой человек: светловолос, умен, добр, много читает. Они встречались несколько раз, и их общение оставило самое приятное впечатление: Эдвиг обладал удивительной деликатностью, которая сочеталась с внутренней силой и твердостью характера. Он, правда, охромел после несчастного случая на охоте, но Антия понимала, что это пустяки, если смотреть на них с государственной точки зрения. Короли и королевы не обращают внимания на костыли своих супругов, они интересуются только выгодами для государства, и брак с Эдвигом был выгоден. Поэтому
Звук повторился торжественный и глубокий, он наполнил комнату, и Антия прижала руку к груди.
Нет. Невозможно.
Она открыла окно, надеясь, что воздух летней ночи, наполненный ароматами цветов, поможет ей опомниться. Но прикосновение ветра к щекам оказалось неожиданно холодным, и, словно наяву, она увидела хрусткую зимнюю ночь в недостижимых северных краях, колючие россыпи звезд над сверкающим черным мрамором пирамиды, занесенной снегом, и червоточины коридоров в ее глубине. Там, в непроницаемом мраке, что-то ждало.
То, что никогда не рождалось и не было сотворено, то, что не жило и не умирало.
То, что пугало ее почти до обморока.
Антия нашла в себе силы, чтобы прогнать видение и захлопнуть окно. Отшатнувшись в глубину комнаты, она почти без чувств опустилась в маленькое кресло, повторяя: «Нет, это невозможно, этого просто не может быть».
Звук, который разбудил ее, был зовом, но тот, кто стоял с другой стороны мира, не мог никого позвать.
Ты же умер, прошептала Антия так, словно владыка Ардион, сын Солнечного кормчего и хозяин Ашх-Анорна, мог ее услышать. Ты же умер, тебя больше нет
Когда-то заклинание Лефера соединило их жрец был уверен, что если Антия сможет привести Ардиона в Таллерию, то у него хватит сил, чтобы остановить Великого Кита навсегда. Больше никаких землетрясений, никаких невинных девушек, которые спускаются в подземелья под пирамидой Ауйле просто тихая жизнь на земле, что никогда не уйдет из-под ног. Антия помнила, как лопнула нитка, которая их связывала, когда Ардиона не стало, тогда ей было больно и горько, и эти два года она жила, чувствуя горечь потери, нечастую, но прожигающую до глубины души.