Алексей Шепелёв
Луч света в тёмном автобусе
1.
Дело обычное запрыгнул в автобус, вечером уже не набитый, и встал, опершись, на этой дурацкой вращающейся площадочке, где прикрепляется резиновая гармошка как будто для растяжки салона хотя бы в длину, что утром, понятно, никак не помогает.
Тусклое солнце, минутно пыхнув красным, затушенной сигаретой угасло где-то за сто километров Если провести луч-радиус: жидкие посадки, пустырь, завод стекловаты, неимоверно извилистые эти «полугрунтовки» «на Бокино», «на Котовск», а там уже, на самом краю всего, в полях за «татарским валом», в чёрной пахоте с наледью оно и задымилось Сразу темнеет, слякоть, пока ждал автобуса, замёрзла прямо под ногами. Местность самая живописнейшая: обледеневшая до свинцовой серости трасса, словно вросшие в неё острые железные вигвамы остановок. За мутным стеклом «с потерей сигнала», сквозь тряску и скрежет застывшее «тамбовское море», пустой пейзаж километрами до города, как в электричке. Ещё темнеет, мимолётный запах весны перебивается попытками водителя включить отопление, попадающей в салон гарью выхлопа, а скоро включится всем привычное коптюшное, как ночью в поездах, освещение, и различимое за окном, и так сплошь чёрно-серое, станет совсем призрачным.
Остановки поэтично именуются «второй пятак», «третий пятак» но тут не ошибёшься Посёлок Строитель: прямая дорога, посадочки, ряд пятиэтажек никаких тебе нынешних супермаркетов, салонов и прочих излишеств. Ларьки разве, чтоб в любое время дня ли, полуночи можно было взять насущное: пиво, водку, сигареты. «Депрессивный район» такого и названия никому не взбредало, а я тут и вообще часто живал у родственников с начала девяностых. «Спальный район» тоже не слышал такого, да и выезжают-то отсюда не на машинах В общем, всё самое обычное, тем более, что теперь это уже времена «вполне прогрессивные» 2006 год
«Салона, не слона, думалось мне, хотя трамбуют явно по-слоновьи, и гармошка сия почти как хобот»
Я прислонился спиной к перилам гармошки-хобота кругляк площадки на поворотах внезапными рывками вращается всё же невольное развлечение в долгой хмурой дороге Вот эти люди: как будто на подбор все те же самые, что и утром когда они тебя и друг друга, набиваясь в этот нелетающий «Икарус» (в детстве мы читали «Экапиг»), а ещё пуще в коммерческий «пазик», рефлекторно ничего личного, по-тамбовски картофельно-обезличенно как будто забивая сваи, как единицу или ноль утрамбовывая в нужный кому-то объект, непоправимо плющат Настроение если это можно так назвать вельми скверное
Здесь продают билеты как на театре, в балаган теней. Увидеть здесь ничего нельзя: лишь муть рассола столетней селёдки в бочке. Увидеть тут можно многое и пьяный мим-водевиль, и хардкор-трагедию, а чаще то и то по-русски вместе. Надо только много, часто, огнеупорно ездить лучше таким вот странным вечером, а ещё лучше ночью. Полбуханки хлеба, полбутылки пива за такую цену мне и счастливый билетец не нужен (тем паче давиться им натощак!), я лучше бы пешком прошёлся, как обычно, но здесь промёрзший на отшибе пригород, идти далече.
И вдруг что-то как будто мелькнуло. Где-то в самом начале салона. Как будто какой-то солнечный зайчик. На выбоине моя площадка под ногами напоминающая тренажёр для космонавтов, да ещё со стрип-шестом! подпрыгнула так, что удар нехило отозвался в спине и печени. К таким прыжкам и кульбитам я, конечно, всю жизнь сверхпривычен наверное, показалось!
Но ёкнуло вдруг и в груди чем-то как будто ожгло зайчик, какой-то луч нет, зрение меня не обмануло: неужели это она?! Несколько долгих секунд меня мотало вместе с платформой приглядываясь, мотая головой, я колебался в порыве протиснуться вперёд или наоборот, пока она меня не заметила, врубить заднюю, ускользнуть в хвост, чтоб спрятаться или даже быстрей, не доехав, выйти.
И причина-пружина упомянутых авто-трагедий не шекспировские страсти, а исключительно те самые две-три монетки-лепты. В маршрутке, а часто и в автобусе поставлен ящик деревянный для сбора податей. Он разграфлён на ячейки разного достоинства, и полон сего достоинства, как ящик патронный, а над ним ещё прилеплена, будто деревенский почтовый ящичек раздолбанный, сигаретная пачка без крышки для купюр, в аккурат для зеленовато-замусоленных здешних десяток. Можно разыграть сценарий в попытке отказаться, увильнуть от оплаты. Здесь ставки ваша совесть, ваши нервы против нервов, совести и сил отчаянной хватки билетёрши. В такую ново-русскую рулетку можно выиграть, бесспорно! Но лишь пару жалких грошовых жетонов (столь нужных, впрочем, на другое или вообще отсутствующих), а проиграть гораздо больше. Не раз, наверно, все видели и слышали расправу: по жалобе измотанной за день, всячески униженной и оскорблённой билетёрши издёрганный за день, измотанный вконец водитель вдруг резко даёт по тормозам, выскакивает с места с монтировкой, врывается в салон и «за химки» вытряхивает наружу злосчастно охамевшего зайца точней, теперь козла, и именно отпущенья. А кругом-то, мы знаем и помним, кромешная темь, злой ветер и лишь огоньки звёзд мерцают, как полуприкрытые глазки кота, да там вдалеке почти такие же, куда едем.
Невероятно: это она, Катрин! Здесь! Вот её наивные русые кудряшки, превратившиеся в этот шикарный блонд-каскад Губки бантиком, глаза, ресницы да и сама одёжка, поза А улыбка! Я видел это в журналах, на многих фото в инете Короче, кричи эврика, пиши пропало: в угарной полутьме автобуса модель Катрин Пилипас, вырванная каким-то чудом из своей Франции! Для меня, для всех когда-то просто Катя, Катя Филиппова, семнадцатилетняя девчушка из посёлка, но и тогда ох, непростая!
Трусить нельзя. Но как ворочается в нутрии магнит! в мгновенье я увидел, оглядел себя, будто в зеркале. Что тут сказать, всё ясно: чёрная куртка-кожанка с плеча братца такого прям, меня лишь недавно просветили, бандитского фасона (не зря в Москве менты постоянно доматывались!) хоть идиотский накладной воротничок я выкинул, а кожаный ворот задрал волне даже весомо. Штаны широкие, с лампасами Но это не спортивка гопников, а стильно-альтернативная её имитация, если кто понимает. На ногах тоже не хрень всё же кроссовки, пусть и не зимние Общая небритость, небольшая испанка, не лысина какая-то настоящая щётка, вся растрёпанная (хвала, что наголо не обрился!) всё это вроде как вполне себе альтернатив, вполне брутал. Чем не Жан Рено ваш в лучшие годы!
И главное без шапки вот это класс. Как было бы неловко и отвратно мять её в руке или чтоб она торчала из кармана!
Но если присмотреться уж она-то заметит! эхх Весь я истерзан, измучен нарзаном С бодунища, опухший, чуждый любых омовений и умащений, штаны все в грязи, обтрёпаны снизу об асфальт и лужи (впрочем, не видно), кроссовки за зиму не сказать «убиты», но уж точно размочены, размочалены и разбиты И куртка вся чем-то расцарапана, верхняя пуговица предательски отвисает на нитке, но главное всё та же физиономия. Недавно бровь разбили запёкшаяся корка, я дотронулся, ещё над глазом. Да а взгляд-то!..
А тут она так и лучится! Смеётся, улыбается как встарь, как в этих журналах! Да что ж за Голливуд-то, братья и сёстры! Что за улыбка-вспышка гроздья вспышек! для этого свинцового, словно со свинцовыми свиными фигурами автобуза! Рядом с ней какая-то молодая особа, но там, гм при всех, вишь, неплохих приличиях, за версту ведь видно, что наша Маша «маде ин Тамбово», ин Строитель родимый и любезный, ну, или ин Татаново, где, хоть и через центр, конец маршрута этому рейсу.
В какую-то микросекунду, пока едва я не дал стрекоча, пара тёмных фигур отошли и обзор открылся. Я посмотрел на неё, не отводя взгляда, но и не улыбаясь. Сейчас и меня увидит!.. Вот повернулась, блеск улыбки (Она как будто вырезана из более яркого, звёздно-блестящего радужно-красочного фильма и вклеена в наш мутно чёрно-белый, трясущийся-скрипящий кадр! Я же, не успев ещё войти в автобус, ощутил каким-то странным чувством, что что-то не то какой-то свет играет!..) Но, сказав что-то подруге, она скользнула по мне равнодушно-поверхностным взглядом!
А ты думал, она тебя узнает через столько лет! Нет, я решительно протискиваюсь вперёд!..
2.
Катя, привет, говорю я таким тоном, как будто мы расстались не пять лет назад, а дней пять, как раньше.
Вспоминаю вдруг, что она была близорука, вернее, дальнозорка: постоянно просила, когда мы стояли на остановке, посмотреть, какой автобус «на горизонте».
Привет, отвечает она без колебаний, так же просто, и всё вокруг превращается в какую-то карусель с гирляндами и лапочками.
Я спохватываюсь, что первым делом заграницей она купила линзы, сделала операцию. Да и вообще взялась за непонятный апгрейд: надела брегеты, отбеливала зубы, волосы (предварительно обрившись под ноль), принялась за йогу, плавание, потом антигравити для нашей реальности бред какой-то. Об этом она писала в первом ещё своём письме, крайне коротком. «Тут настолько классная жизнь, ты просто не представляешь. Настолько всё хорошо, даже отлично, что просто тошно!» горсть буковок со странным выравниванием по левому краю. Я мало что понял. По мне, так зубы у неё и так были ровны и белы дальше некуда, да и всё остальное. Понял только, что восемнадцатилетняя Катя служит, как и положено, в Израильской армии, таскается по пустыне в грубых бутсах, в сортир заходит, отставляя в угол, когда садится, нелёгкий ствол M16. Во втором письме она небрежно сообщала о чём-то ещё более запредельном: что работая в обычном кафе официанткой («правда в центре»), уже за год осуществила свою мечту смоталась на месяц в Индию, в вожделенный Гоа, потом сразу ещё в Канаду, а дальше даже к Биг-Бену и Стоунхенджу, фотки прилагаются. «Короче, подсела на путешествия». Но опять концовка странная: «Всё настолько круто, что порой реально тошно». К последней весточке, уже из Франции, был прикреплён файл. По подписи в письме Catherine Pilipas я не сразу понял, от кого оно, те же парадоксальные три строчки. И тут совсем уж, такие кругом оговорки: «мой фотограф», «мой агент» (это ладно), но ещё «мой тренер», «мой диетолог»! И оказалось, что чуть ли не в суд подавала на этих диетологов, пока не нашла нормального! Но зато небольшие записки в нечитаемом формате