Значит, мы должны отпустить его? спросил солдат.
Не сразу.
Лохаг отер перо, посыпал песком письмо, над которым трудился, и наконец-то поднял взгляд.
Твои подчиненные, заговорил я, задержали меня, усомнившись в моем праве носить этот плащ.
Они задержали тебя по моему приказу, а я отдал этот приказ потому, что ты, согласно донесениям с восточных постов, возмущаешь спокойствие. Если ты в самом деле из гильдии палачей которую я, признаться, считал давным-давно расформированной, то всю жизнь провел в как это называется?
В Башне Матачинов.
Он прищелкнул пальцами, точно происходящее одновременно и забавляло, и раздражало его.
Я имею в виду то место, где находится ваша башня.
Цитадель.
Да, Старая Цитадель. Помнится мне, она где-то на востоке, у реки, чуть севернее квартала Мучительных Страстей. Еще кадетом меня водили туда взглянуть на Донжон. Часто ли тебе доводилось выходить в город?
Даже очень, ответил я, вспомнив о наших вылазках на реку.
И в этой самой одежде?
Я покачал головой.
Если уж не желаешь тратить слова, откинь хотя бы капюшон. Иначе я ничего не увижу, кроме кончика твоего носа. Спрыгнув с табурета, лохаг подошел к окну, выходившему на мост. Как по-твоему, сколько народу в Нессе?
Понятия не имею.
И я тоже, палач. И никто не имеет! Любая попытка сосчитать горожан неизменно заканчивалась провалом, как и любая попытка навести порядок в сборе налогов. Город растет и меняется еженощно, как меловые надписи на стенах. Посреди улиц, благодаря умникам, которым хватает смекалки воспользоваться темнотой, захватить кусок мостовой и объявить землю своей, вырастают дома известно ли тебе это?! Экзультант Таларикан, чье безумие выражается в нездоровом интересе к ничтожнейшим из аспектов человеческой жизни, утверждает, будто два гросса тысяч дважды по двенадцать дюжин тысяч человек питаются единственно объедками, остающимися от прочих! Что в городе насчитывается десять тысяч бродячих акробатов, почти половина которых женщины! Если бы даже мне было позволено делать вдох лишь тогда, когда какой-нибудь нищий сиганет с моста в реку, я жил бы вечно город порождает и убивает людей много чаще, чем человек делает вдох! В такой тесноте спасает лишь общественное спокойствие. Возмущения спокойствия допускать нельзя, так как совладать со смутой нам не по силам. Понимаешь?
Отчего же, есть еще такое понятие, как порядок. Но до тех пор, пока он достижим в общем, я понимаю тебя.
Лохаг, вздохнув, повернулся ко мне.
Вот и замечательно. Значит, ты наконец осознал необходимость обзавестись менее вызывающей одеждой?
Но я не могу вернуться в Цитадель.
Тогда на сегодня скройся из виду, а завтра купишь что-нибудь. Средства есть?
Немного.
Отлично. Купи что-нибудь. Или укради. Или сними со следующего бедолаги, которого укоротишь при помощи этой штуки. Я бы послал кого-нибудь из ребят проводить тебя до постоялого двора, но это только вызовет больше толков. На реке что-то стряслось, и люди уже вдоволь наслушались всяких ужасов. А тут еще ветер утих, скоро с реки поползет туман, и станет еще хуже. Куда ты направляешься?
Я получил назначение в Тракс.
И ты ему веришь, лохаг? вмешался пельтаст, заговоривший со мной первым. Он не представил никаких доказательств в подтверждение сказанного.
Лохаг вновь отвернулся к окну. Теперь и я углядел за окном желтоватые пряди тумана, тянущиеся к мосту с реки.
Если уж не можешь работать головой, ответил он, то хоть принюхайся. Что за запахи сопровождают его?
Пельтаст неуверенно улыбнулся.
Ржавое железо, холодный пот и гниющее мясо! А от шутника пахло бы либо новой одеждой, либо тряпьем, выуженным из мусорного ящика. Учись проворнее, Петронакс, иначе у меня живо отправишься на север, с асцианами воевать!
Но, лохаг заговорил пельтаст, метнув в мою сторону столь ненавидящий взгляд, что я решил, будто он обязательно захочет расправиться со мной, стоит лишь мне покинуть караулку.
Докажи этому парню, что ты действительно из гильдии палачей.
Пельтаст стоял, расслабившись, не ожидая ничего худого, поэтому выполнить просьбу начальника караула оказалось несложно. Я просто-напросто оттолкнул в сторону его щит, левой ступней придавил его правую, дабы обездвижить, и без помех вонзил палец в тот нерв на шее, что вызывает судороги.
XV
Бальдандерс
Город к востоку от моста оказался совсем не таким, как прежний, оставленный мной позади. Здесь светильники стояли на каждом углу, а карет и повозок было не меньше, чем на мосту. Прежде чем покинуть караулку, я спросил лохага, не может ли он подсказать, где мне провести остаток ночи, и теперь шел, преодолевая вновь навалившуюся усталость и оглядываясь в поисках вывески рекомендованного им постоялого двора.
Казалось, темнота вокруг с каждым новым шагом становилась гуще и гуще, и я где-то сбился с пути. Но возвращаться назад и приступать к поискам заново очень уж не хотелось, и потому я просто шел, стараясь держать курс на север, успокаивая себя тем, что пусть я заблудился, но с каждым шагом приближаюсь к Траксу. Наконец я все же наткнулся на маленькую гостиницу. Вывески я не заметил возможно, ее там не было вообще, однако учуял запахи кухни, услышал звон бокалов, вошел, распахнув дверь настежь, и рухнул в ближайшее кресло, не обращая внимания на собравшихся.
Не успел я перевести дух и подумать о каком-нибудь местечке, где мог бы снять сапоги (хотя о немедленных поисках такового пока не могло быть и речи), трое выпивавших за угловым столиком поднялись и вышли, а старик хозяин, увидев, что мое присутствие отнюдь не служит успеху в делах, подошел и спросил, что мне угодно.
Я ответил, что мне нужна комната.
Свободных комнат нет.
Ну и хорошо, сказал я, мне все равно нечем заплатить.
Тогда тебе придется уйти.
Я покачал головой.
Не так сразу. Я очень устал.
(Я слышал, что другие подмастерья уже проделывали в городе такой трюк.)
Ведь ты казнедей, так? Головы рубишь?
Принеси парочку тех рыбин, которые так восхитительно пахнут, головы как раз останутся тебе.
Я позову городскую стражу, и тебя выведут!
Тон его ясно говорил, что старик сам не верит своим словам, и потому я сказал, что он может звать кого угодно, но рыбу пусть принесет. Он, ворча, удалился. Я расправил спину и поудобнее пристроил меж колен «Терминус Эст», который снял с плеча, прежде чем сесть. За столами сидело еще пятеро, но все они старательно избегали встречаться со мною взглядом, а вскоре двое из них тоже ушли.
Старик вернулся ко мне с небольшой рыбкой поверх ломтя черствого, грубого хлеба.
Вот, ешь и уходи!
Пока я ужинал, он стоял возле меня. Покончив с рыбой, я спросил, где мне можно переночевать.
Я ведь сказал: все занято!
Если бы в получейне от этой гостиницы меня ждал дворец с распахнутыми настежь воротами, я и тогда не смог бы заставить себя покинуть ее.
Тогда я буду спать в этом кресле. Посетителей у тебя на сегодня все равно не предвидится
Подожди.
Старик снова ушел. Я слышал, как он в соседней комнате разговаривает с какой-то женщиной.
Проснулся я оттого, что он тряс меня за плечо.
Есть место в кровати с еще двумя постояльцами.
Кто они?
Двое оптиматов, клянусь! Очень приятные люди, путешествующие вдвоем.
Женщина из кухни крикнула ему что-то слов разобрать я не смог.
Слыхал? спросил старик. Один из них даже еще не вернулся! И, скорее всего, сегодня уже не вернется на дворе глубокая ночь. Целая кровать вам на двоих!
Но если эти люди сняли комнату
Они не будут возражать, ручаюсь! Сказать тебе правду, господин казнедей, они исчерпали кредит. Три ночи ночуют, а заплатили только за одну.
Мной явно хотели воспользоваться как уведомлением о выселении. Впрочем, мне не было дела до этого. Сложившееся положение даже сулило кое-какие выгоды если оставшийся тоже уйдет, комната достанется мне одному. С трудом поднявшись, я последовал за стариком наверх, сопровождаемый отчаянным скрипом ступеней.
Дверь оказалась незапертой, но в комнате было темно как в могиле. Темноту сотрясал могучий храп.
Эй, добрый человек! крикнул старикашка, видно забыв, что недавно божился, будто его постоялец принадлежит к оптиматам. Как-бишь-тебя-там? Балда Бальдандерс! Вот тебе новый сосед! Не платишь в срок придется примириться с этим!
Ответа не последовало.
Входи, господин казнедей, сказал старик, я тебе посвечу.
Он принялся раздувать кусочек тлеющего трута, пока тот не разгорелся настолько, чтобы зажечь огарок свечи.
В маленькой комнатушке не было никакой мебели, кроме кровати. В кровати, отвернувшись лицом к стене и вытянув ноги, спал настоящий великан таких мне не доводилось видеть ни до, ни после.