Театр непознавательного диалога и странных маневров Алексу по вкусу не пришелся, и с кислой миной он стал разворачиваться на выход. Но тут Люся протараторила: «Стоянка 213, второй этаж. Подъем на лифте. Вас там ждут».
Алекс застыл, будто оценивая услышанное. Должно быть, вникнув в суть, с налетом сарказма спросил: «Иден! (евреи, идиш) Немцы вас хоть не притесняют и в юденполицаи не зовут?» На ответ он, похоже, не рассчитывал, ибо почти сразу устремился к паркингу. Отклика и впрямь не последовало землячество лишь переглянулось в недоумении.
Между тем, едва он выбрался из скопления люду, как почувствовал на себе точечное внимание вначале от двоих вполголоса переговаривающихся молодых мужчин, якобы кого-то выглядывающих, а чуть позже и крепыша под пятьдесят с тяжелым подбородком и взглядом; вся троица пусть не очевидной, но все же близкой к славянской наружности и с потенцией ненавязчиво держать картинку.
Этот раздвинутый дозор в комплекте с клоунами подпольных дел из землячества, как Алекс их окрестил про себя, подсказывал: маскировка Синдикатом кукловода и просвечивание возможного эскорта, то есть двойной игры, весьма продуманы и не лишены изящества.
Тут Алекс похолодел, вспомнив о попытке его перевербовать в родном аэропорту, которая, он не сомневался, далека от исчерпания. И соглядатай, скорее всего, по его следам отправлен.
Ему вдруг захотелось московский проект похерить, рванув в сектор убытия, подальше от заорганизованной шпионской возни, своих авантюрных тяготений и маниловских грез. Алекс остановился, высматривая указатель «Departures», но волнение мешало сконцентрироваться. Он точно лишился речевой функции: отовсюду в глаза лез немецкий, которого почти не знал, но все же не в той степени, чтобы походный словарь туриста из памяти выветрился.
Сумбур утихомирился, но первое, что зафиксировало его сознание, был указатель «Паркинг», как Алексу подумалось, бывший то ли знаком свыше, то ли приговором. Впрочем, при любом изводе принимай как данность, подчиняясь велению судьбы или чужой воле.
Стоянку 213 долго искать не пришлось обнаружилась напротив лифта, стало быть, подбирали ее с умом и загодя. Да и такой ориентир как водитель в машине подтверждение оговоренной встречи.
Тем маркером оказалась женщина неопределенного возраста в диапазоне между тридцати пятью и пятьюдесятью, что свойственно штучным людям, до смертного одра неотразимым. Короткая модная стрижка от дорогого парикмахера, плащ из бутика, крупные брильянты в ушах и на руках. И намека на нетерпенье или скуку, но, похоже, о скором прибытии пассажира ее оповестили.
Легкий кивок в сторону соседнего кресла был воспринят гостем как приглашение забираться в автомобиль, тут же крышка багажного отделения раскрылась. Багаж пристроен и Алекс, приоткрыв дверцу, стеснительно по-английски поздоровался и попросил разрешения составить компанию. Женщина представилась Мариной, назвался и гость, хозяйка предложила перейти на русский. Тронулись.
Последовал расспрос не наигранной вежливости: о полете, самочувствии, настроении, пресловутой ближневосточной герилье. Чуть позже неожиданный переход к теме литературы: философия Мишеля Уэльбека и «Турецкая соната», первый роман Алекса, оказалось, Мариной в два присеста прочитанный. Понятное дело, по поручению, но обернувшийся, по ее словам, открытием сюжета, подвигающего то благоговеть, то возмущаться.
Спустя полчаса своей особостью Марина уже просилась в героини романа. Никаких дежурных улыбок, смешков, движений-паразитов, характерных для прозаических особ, прочих ерзаний тела и души, при этом образ по-аристократически благожелателен. Безгранично уверенная в себе, неотразимой внешности, мудрого взора женщина, свою исключительность не акцентирующая между тем. Русский родной, социальный статус гражданин мира, поскольку в обиходе немало иностранных слов, недурственно и к месту произносимых, немецких, английских, французских
Хаим Калин
Секундант одиннадцатого
КнигаI
От автора:
Сюжет произведения производное авторского вымысла. Любые совпадения с историческими лицами, событиями и институциями не более чем прием для подстегивания читательского интереса.
Глава 1
Израиль/Франция, сентябрь 2018 г.
Что-то было явно не так, исподволь набухая. Но самое досадное тот неформат даже в паззл не складывался, напоминая броуновское движение призраков. Оттого Алекс, симбиоз аналитика и анархиста, на себя, деятельного индивида, походил все меньше, греша задумчивостью и вялостью движений. Не выходило понять: что, собственно, вокруг него происходит, суля то ли западню, а то и фатальную воронку?
Первая трещина в его порядке, чохом стройном и экзотичном, возникла два месяца назад. В его фейсбучную страничку, едва тлящую, вторгся некий петербуржец с угрозой навешать руками соратников издюлей. И не в России, а в средиземноморском Ашдоде, с которым Алекс породнился, эмигрировав в девяностом из СССР в Израиль.
Навалять, но по какой причине, держа в уме, что Ашдод и Санкт-Петербург две непересекающиеся галактики? Оказывается, за антикремлевские опусы, которыми Алекс в последние годы пробавлялся. Причем не в престижной «Новой газете», а во второразрядной сетевой, да еще для массового российского читателя Роскомнадзором заблокированной
Поначалу он рассмеялся и даже кинулся едко ответить: мол, его палестины хоть и сочатся кровью по своему периметру, но в силу западного уклада и провинциальной прозрачности сводят криминальное насилие внутри страны к благодатному минимуму. Но вдруг клавиатуру отодвинул, укорив себя за благодушие.
Дело было вовсе не в недавнем покушении ГРУ на Скрипалей в британском Солсбери, своей беспримерной дерзостью шокировавшее полсвета, а в полном непонимании, какую опасность для укоренившейся автократии может представлять мелкий западный буржуа шестидесяти четырех лет, сопрягающийся с исторической родиной лишь родным языком. Пусть его экзерсисы публициста и отличались свежим взглядом заморского наблюдателя, по большей мере, скользившим по поверхности
Угроза повторилась, едва новый текст Алекса был опубликован спустя несколько дней. Но ее он даже не дочитал, оказавшись накануне под обстрелом невиданных смс и интернет сообщений. Якобы бесхозных, но реально опасных его колее рантье-бонвивана, ресурс времени которого заполнял коктейль международного туризма и сочинительства.
В том потоке на разный лад и безадресно предлагалось: «обустроить» припрятанный кэш, посредничество в экспорте теневых капиталов, пакет услуг по явке с налоговой повинной, прочее. На этот раз на нормативном иврите.
Та якобы реклама грозила подкопом под его фундамент скромных, но очень надежных активов, которыми Алекс обладал. Его альтернативной пенсионной программе, как он ее в узком кругу именовал, бережливо рассованной по экономическим нишам Восточной Европы. И было очевидно, в стране его гражданства и налогового резидентства оставшейся незамеченной. Иначе за неуплату налогов давно бы прибранной к загребущим государственным рукам.
На первый взгляд, тот навал можно было презреть, ибо правительственные агентства еще недавно вели себя по-другому кандидатам на экспроприацию рассылали официальные повестки с четким днем и часом на заклание. Но и времена другие обосновались на дворе. ІТ-технологии, хоть и продвинули общество на качественно новую ступень, но при этом создали чудо-инструментарий для тотального контроля над личностью, ее действиями и даже помыслами. Чем государство как таковое и воспользовалось, расширив средства профилактики и раскрытия налоговых правонарушений.
Алекс, тертый бизнес-калач, да еще дипломированный лингвист, на те провокации, в конце концов, не повелся, не стал даже пробивать телефонные номера, которые генерировали сообщения. Но захандрил по-настоящему, ибо после основательного сопоставления уяснил: государство, даже в лице частных подрядчиков, здесь все-таки ни при чем, хоть в чем-то, да себя бы выдало. Но не это главное: актив Алекса по местным меркам был столь малозначим, что в шкале приоритетов для «свежевания» мог быть смело перенесен в следующее десятилетие. Разумеется, воцарись Большой Брат над геополитической картой мира.