В конечном итоге жестокость сопровождала все русское общество, начиная с начала века, то прорываясь кровавыми вспышками, то утихая. Такое перманентное состояние жестокости есть в первую очередь признак скрытой гражданской войны, ведущейся в обществе и она действительно велась весь девятнадцатый век. В открытых боях, бойнях и катаклизмах, начиная с революции 1905 года и заканчивая взятием Берлина сорок лет спустя мы потеряли только прямыми потерями не менее пятидесяти миллионов человек убитыми, такие потери за такой короткий исторический срок имеют немного прецедентов в человеческой истории. И за большую часть этих гор трупов несут ответственность большевики. И лично И.В. Сталин.
Репрессии конца 20-х начала 30-х
«Ша́хтинское дело»
«Ша́хтинское дело» судебно-политический процесс, проходивший с 18 мая по 6 июля 1928 года в московском Доме Союзов. В рамках процесса группа из 53-х руководителей и специалистов угольной промышленности СССР, входившая как в ВСНХ и трест «Донуголь», так и в управляющие органы ряда шахт Донбасса, обвинялась во вредительстве и саботаже. Кроме того, участников процесса, являвшихся преимущественно представителями старой (дореволюционной) технической интеллигенции, обвиняли в создании подпольной контрреволюционной организации, связанной с зарубежными антисоветскими центрами, в частности, с «парижским центром». Первые аресты отдельных участников произошли в июне-июле 1927 года, в марте 1928 года. После того, как Политбюро ЦК приняло версию о «заговоре», дело стало политическим.
По мнению профессора Сергея Красильникова, в действиях чекистов по «расследованию» «Шахтинского дела» прослеживались три основные стадии: шахтинский, «дополитический» этап, продолжавшийся с июня по октябрь 1927 года, в рамках которого основные следственные мероприятия осуществлялись сотрудниками Шахтинско-Донецкого оперативного сектора Полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю лишь при незначительном участии ростовских коллег; ростовский этап, длившийся с октября 1927 года по февраль 1928 года; и завершающий, ростовско-украинский этап (с марта по апрель 1928 года), в рамках которого к следствию подключились, а затем и стали доминировать, украинские и ряд московских чекистов.
Демонстрация в городе Шахты
При этом небольшой поселок Шахты, входивший с 1920 по 1924 год в состав Украинской ССР, привлёк внимание ОГПУ задолго до самого процесса: ещё в 1923 году горняки Власовско-Парамоновского рудника, измотанные голодом и безденежьем, выдвинули петицию из двенадцати пунктов, в которой требовали улучшения условий труда на руднике, повышения зарплаты, соблюдения техники безопасности и развития местного самоуправления; в посёлке прошла манифестация, в которой приняли участие около 10 тысяч шахтёров, двинувшихся к зданию местного ГПУ а также началась забастовка. Манифестанты были встречены отрядом вооружённых солдат, открывших огонь: несколько человек были ранены, об убитых в те дни не сообщалось. В результате, организаторов протестов и активистов арестовали, а сами волнения стихли только после смены руководства шахтоуправления и изменения административной принадлежности всего Шахтинского района, ставшего частью Северо-Кавказского края РСФСР. При этом, в мае 1927 года массовые выражения недовольства повторились по мнению заместителя секретаря Шахтинско-Донского окружного комитета партии Ивана Кравцова, высказанному 20 мая в письме в ЦК, теперь это произошло из-за введения на шахтах нового коллективного договора, повышавшего нормы выработки и понижавшего расценки на труд, в результате чего реальная заработная плата горняков упала почти вдвое.
Шахтинский этап
Первые аресты нескольких инженеров, техников и управленцев Донецко-Грушевского рудоуправления «Донугля» произошли в период с июня по июль 1927 года: только трое из арестованных в дальнейшем оказались среди подсудимых на процессе, ставшем одним из первых политических процессов в СССР, направленных на искоренение «классовых врагов»; остальные были репрессированы Коллегией ОГПУ. Следующая серия арестов, в рамках которой были арестованы пять человек, состоялась в период с 9 по 11 ноября, а ещё один арест произошёл 3 декабря. В 1928 году ещё пять человек были арестованы в течение двух месяцев с января по февраль. В итоге, к началу марта 1928 года к моменту информирования членов Политбюро ЦК ВКП(б) о «раскрытии заговора» под арестом находилось около четверти из будущих подсудимых; дополнительные обвиняемые «добирались» в рамках последующих «форсированных» следственных мероприятий. Так, с 3 по 10 марта харьковскими чекистами были задержаны 19 человек, а затем в течение месяца были взяты под стражу ещё два десятка человек; последние ордеры на арест были датированы 15 апреля 1928 года.
Причиной начала самого следствия стала гибель шахтёра в руководимом Беленко забое. В начале мая Беленко был отпущен под подписку о невыезде при поручительстве профсоюзной организации; при этом, он был снят со своей должности и переведён техником на другую шахту. После этого в Шахтинский отдел ОГПУ поступило сразу несколько заявлений от местных рабочих, в которых они указывали на «многочисленные нарушения», допущенные их бывшим начальником в работе: на одно заявление от 23 июля начальник окружного отдела ОГПУ Финаков наложил резолюцию о создании технико-экспертной комиссии для проверки фактов и об открытии в отношении Беленко нового дела, которое должно было быть «увязано» с делом 267 в отношении нескольких других инженеров и техников ДГРУ, арестованных в июне по статье 58-й (пункт 7, «экономическая контрреволюция»)
Краевой этап
9 сентября 1927 года следствие по делу против тринадцати человек перешло в ведение Экономического отдела ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю: на начальном этапе в качестве ключевых фигур чекисты рассматривали заведующих шахтами Николая Гавришенко и Беленко. В тот период в деле появились несколько заявлений от рабочих, сообщавших о недоплате (позже многие шахтеры на допросах сообщали о тяжелых условиях труда, неправильном начислении заработной платы и бюрократизме инженерно-технического персонала) и обвинявших Беленко во враждебном отношении к советской власти. Летом 1927 года к местным чекистам из города Шахты прибыли их ростовские коллеги: Евгений Еленевич, Михаил Яхонтов и Борисевич-Луцик, что позволило ускорить ход дела. Арестованным стали организовывать очные ставки с бывшими сотрудниками и агентами «белогвардейской» контрразведки, которые давали «стереотипные» показания о причастности арестованных к репрессиям в отношении рабочих.
Постепенно изменилось и поведение самих арестованных: в конце августа 1927 года Беленко и Гавришенко, практически одновременно, изменили свою прежнюю линию поведения они начали давать показания о наличии в ДГРУ целой группы управленцев и техников, настроенных антисоветски. 24 августа 1927 года Беленко сообщил следователям, что на производстве была задействована группа, родственно связанная между собой, а также связанная между собой деловыми дореволюционными связями во главе с Емельяном Колодубом, в прошлом известным шахтовладельцем.
В тот же день Беленко впервые озвучил и конкретные обвинения, заключавшиеся в сокрытии данных о богатых угольных месторождениях, разведанных ещё до 1917 года и, одновременно, в разработке бесперспективных угольных пластов. После этого уже Гавришенко в своих показаниях «солидаризировался» с коллегой. Красильников считал неизбежным, что после подобных признаний технико-экспертные комиссии начали давать «нужные чекистам заключения».
Во второй половине января 1928 года в ходе следствия произошёл «принципиальный перелом»: через полтора месяца после ареста начал давать «признательные» показания инженер Абрам Башкин (Башнин), длительное время работавший в ДГРУ. Красильников считал, что Башкин представлял «особый интерес» для следствия, поскольку имел брата, проживавшего в Берлине, с которым состоял в переписке и от которого получал посылки. 21 января, ознакомившись с предъявленными ему обвинениями сразу по нескольким пунктам 58-й статьи, включая и «шпионский», Башкин написал: Быстрое развитие каменноугольной промышленности и укрепление ея с большими достижениями срывались врагами и буржуазией, диктовавшей свою борьбу и методы ведения ея через приезжавших внутрь страны иностранцев и организованных в центре Управления Донугля лиц, принимавших эти задания и передававших их дальше, через главных инженеров или путем выезда выезжавших на места, то есть в Рудоуправления[,] иностранцев.
После этого, с 21 января по 23 марта 1928 года, следователи допросили Башкина 48 раз больше, чем кого-либо из других арестованных; протоколы его допросов заняли около 280 машинописных страниц. В результате, на признаниях Башкина ростовские чекисты составили свои первые обзоры по «Шахтинскому делу», направленные ими в центральный аппарат ОГПУ. Кроме того, данные показания послужили толчком для аналогичных признаний целого ряда других арестованных и позволили развиться делу, послужившему своеобразным сигналом к окончанию относительного «гражданского мира» в советской стране. В частности, Гавришенко после ознакомления с признаниями Башкина также решил дать признательные показания, однако у него вскоре произошёл «психологический слом», и он начал давать «ложные и противоречивые» показания. 30 января Гавришенко выбросился из окна четвёртого этажа: следователь Константин Зонов, «благодаря чрезвычайно умелому допросу» ответственный за основные показания Гавришенко, «имевшие решающее значение в деле», был представлен к боевому ордену.