Воролов - Виктория и Сергей Журавлевы 3 стр.


Ветер уже разогнал облака, и глаза слепило яркое, но не греющее осеннее солнце. На бульваре под трескучий аккомпанемент веток и аплодисменты хлопающих на ветру рекламных полотнищ купеческих лавок бешено вертелся хоровод золотисто-багряных листьев. Где-то негромко, словно спросонья, позвякивали церковные колокола, призывая прихожан на утреннюю службу.

Азаревич в задумчивости шел по улицам оживающего после ночного сна города. Он ненавидел Мышецкого, ненавидел себя за эту глупую и совершенно несвоевременно выказанную готовность отправиться на поиски неизвестно кого и неизвестно чего, но еще более тупую и усталую ненависть он питал к незнакомому усатому шатену среднего роста в военной форме, который наверняка сейчас с каждой минутой все больше удалялся от Москвы.

Глава II

Поезд прибывал в Ковров в четыре часа утра. Состав, постукивая колесами на стыках и поскрипывая рессорами на стрелках, неторопливо подваливал к двухэтажному бело-салатовому зданию вокзала, одиноко сиявшему огнями среди пустырей, приземистых пакгаузов и частокола из телеграфных столбов и чахлых сосен.

В купе было холодно и сыро: на ковре под залитым струями дождя окном уже натекла изрядная лужа. Однако покидать свое место одинокому пассажиру сейчас все же очень не хотелось на улице было и того хуже. Антрепренер Московского Императорского театра Аполлон Григорьевич Анненский вздохнул, нацепил на нос круглые золотые очки, закутался поплотнее в светло-коричневое клетчатое пальто, натянул на лысину шляпу и подхватил свой саквояж. С трудом протиснувшись через узкую дверь, он вышел в коридор и зашагал к выходу.

Большой чернильного цвета зонт не спасал своего грузного владельца от косого дождя. Заливаемый холодными струями, Аполлон Григорьевич минуту-другую постоял на безлюдной платформе, растерянно озираясь по сторонам. Потом он прошел сквозь сонное здание вокзала и вышел на пустую привокзальную площадь.

Через пару минут из водной пелены послышался цокот копыт, а затем из туманной низины к вокзалу выкатился экипаж.

Дверь открылась. С подножки соскочил человек в широком плаще с тростью в руках и направился к Анненскому.

Тот поспешил навстречу:

 Петр Александрович Азаревич?

 Приветствую вас, Аполлон Григорьевич!  незнакомец чуть поклонился, приложив пальцы к фуражке, а затем жестом пригласил Анненского в карету.

Тот поспешил в укрытие.

Экипаж закачался на ухабах размытой осенними дождями дороги.

 Вам так точно меня описали?  спросил антрепренер, проваливаясь в мягкое сиденье.

Азаревич кивнул, расстегивая мокрый плащ, под которым теперь можно было разглядеть военный мундир:

 Благодарю вас, что вы откликнулись на просьбу прокурора Мышецкого. Итак, ближе к делу! Аполлон Григорьевич, насколько я знаю, вы один из тех немногих людей, кто видел поклонника госпожи Лозинской.

 Да Я видел его несколько раз, мельком, но, думаю, что смогу его узнать. Я постараюсь! Ради Зиночки Анненский протирал платком мокрые от дождя очки.

 Прекрасно! В ту ночь из Москвы через заставы выехали трое обер-офицеров, и одного из них мы выследили здесь.

Азаревич взглянул в окно и дважды стукнул концом трости в потолок кареты.

Экипаж остановился.

 Наш поручик неплохо провел время в местном борделе,  сыщик усмехнулся,  и по стечению обстоятельств он сейчас все еще там. После нашего с околоточным визита в это заведение его хозяйка так разнервничалась, что по ошибке дала заезжему гостю бокал с успокоительным, приготовленным для себя. Такое порой случается,  он пожал плечами.  Так что вам остается только взглянуть на спящего и опознать его.

 Конечно, конечно Анненский нерешительно кивнул.  Вот только спящим-то я его не видел. Вдруг обознаюсь? Да и близорукость моя Ах, только ради Зиночки!

Азаревич смерил его взглядом и вышел под дождь. Антрепренер с трудом поднялся с теплого места и последовал за своим провожатым.

Они стояли перед двухэтажным зданием, над входом в которое висела изящная вывеска. Сквозь снова моментально залитые линзы очков Анненский сумел разобрать витиеватую надпись: «Шляпная мастерская госпожи Шульке».

Дверь была не заперта.

Антрепренер озирался по сторонам: они, похоже, действительно попали в шляпную мастерскую. В витрине на черных болванках пестрели элегантные и, без сомнения, дорогие шляпки. На длинных полках вдоль стены стояли большие бобины цветных лент и кружев, а из цветных коробок, украшенных звездами из золоченой бумаги, торчали большие разноцветные перья.

В комнате их никто не встретил, однако, несмотря на ранний час, в доме явно не спали. Где-то слышались голоса, возня, скрип, стук и звон то ли чашек, то ли бокалов.

 Аполлон Григорьевич, пожалуйста, поторопитесь,  услышал он голос Азаревича. Тот уже пересек мастерскую и открыл небольшую дверку в глубине комнаты.

Звуки стали громче.

Посетители прошли по длинному неосвещенному коридору и оказались в просторной светлой гостиной.

Анненский опытным взглядом оценил обстановку: сперва полутемная мастерская, затем темный мрачный коридор и, наконец, эта светлая гостиная с маленькими мягкими козетками, роялем и столиками для вина и фруктов

 Что ж, хороши декорации! Редко где в провинции увидишь такую фантазию и вкус! Даже в Москве не уделяют столько внимания обстановке и внешним эффектам! А жаль,  Аполлон Григорьевич вздохнул.

Вдруг противоположная зеркальная дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился всклокоченный крупный молодой мужчина. Из одежды на нем были только мятая белая рубаха и подштанники. Осоловевшие глаза его не выражали никаких эмоций, но сам вид его был довольно устрашающим. Следом за мужчиной в дверь впорхнула испуганная худощавая дама в изумрудном платье с турнюром, которое было застегнуто до самой шеи на мелкие жемчужные бусинки.

«Должно быть, хозяйка заведения»,  подумал Анненский.

Женщина, увидев Азаревича, заметно успокоилась. Тот чуть кивнул ей, и она исчезла за дверью.

Незнакомец всего этого не заметил. Он, как показалось Анненскому, не понял даже, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Повалившись на кушетку, он обхватил голову руками и глухо застонал, а потом протянул руку к маленькому и совершенно пустому прикроватному столику, словно что-то ища на нем.

 Вам воды, поручик, или чего покрепче?  спросил Азаревич.

Человек вздрогнул и хрипло простонал:

 Один черт! Во рту пересохло, что языком не повернешь

Воролов подошел к столу со сластями, наполнил фруктовой водой из графина хрустальный бокал и протянул его человеку в подштанниках.

Тот долго с наслаждением пил, прерываясь на то, чтобы приложить холодную поверхность бокала то ко лбу, то к виску.

 Благодарю вас, господа,  наконец проговорил он, разглядывая из-под опухших век Азаревича и Анненского.  Вино, видно, ударило мне в голову. Вчера, похоже, перебрал. Merde! Черт возьми, память отшибло напрочь! Поверите, только сейчас понял, где я Да, прошу прощения: мы знакомы?

Азаревич ему не ответил. Он обернулся и взглянул на Аполлона Григорьевича.

«Все пошло не так,  подумал Анненский.  Бес его знает: этого ли я видел в театре с Зиночкой или другого? Похож? Или нет, не похож Тот не такой был. Этот растрепанный какой-то Усы тоже Нет! Тот, кажется, помельче был»

От волнения на лбу у антрепренера выступила испарина.

«Он или не он?»  Аполлон Григорьевич изо всех сил напрягал память.

Тем временем поручик, персону которого старательно изучал Анненский, сел, отставил бокал и сжал виски пальцами:

 Вы, господа, поздновато явились: за окном-то, я смотрю, уже утро

Стоявший перед ним Азаревич вдруг резко ткнул поручика кулаком в лицо.

Анненский от неожиданности вскрикнул.

Поручик охнул и схватился за нос. Сквозь его пальцы тяжелыми каплями закапала кровь, пачкая кружево маленьких подушечек, лежавших тут же на кушетке.

 Вы с ума сошли! Какого дьявола?!!  прохрипел он.

 Вспомните-ка ночь с первого на второе октября сего года, милейший!  Азаревич схватил поручика за грудки и с силой прижал к спинке дивана. Тот испуганно дернулся, но потом смирно опустил руки:

 Отпустите! Мы все уладим!

Воролов разогнулся и отступил на полшага назад.

 Кто вы? Что вам нужно?  поручик вытирал разбитый нос рукавом рубашки.

 У меня к вам дело по поводу событий второго октября сего года.

Губы поручика задрожали:

 Я все понял, господа. Позвольте объясниться

 Незамедлительно!  поднял его за воротник Азаревич.

 Я же обещал вернуться! Я обещал жениться, да! И я непременно это сделаю! Parole d'honneur, господа! Честное слово! Parole d'honneur!

 Так-так,  воролов ослабил хватку.

Беглец, шмыгая носом и вжавшись в спинку диванчика, тем не менее, пытался принять на нем независимую и горделивую позу. На его пышных усах уже багровели комочки спекшейся крови, но он этого не замечал.

 Я не обманывал mademoiselle Ольгу! Наши чувства искренни и взаимны!  его голос сорвался на фальцет.

Назад Дальше