Воролов - Виктория и Сергей Журавлевы 9 стр.


Азаревич рассматривал карманника с не меньшей внимательностью. Тот был невысоким, поджарым, с тонкими пальцами рук и на редкость некрасивым бледным лицом: маленькими, близко посаженными глазками, приплюснутым носом, тонкими, почти бесцветными губами и светлыми волосами, торчащими неровными пучками в разные стороны.

Кунка опустил глаза и произнес:

 Я сам пришел, пан исправник, заявить о собственной невиновности

 Невиновные, голубчик, дома сидят и ничего засвидетельствовать в участке не торопятся,  возразил исправник.  Говорят, видели тебя ночью в трактире с убитым поручиком, а потом раз и такая история! Так ты, коль знаешь что, выкладывай!

Кунка переминался с ноги на ногу. Волнение его было столь очевидным, что исправник нетерпеливо махнул полицейскому, стоявшему навытяжку у двери. Тот подхватил придвинутый к стене стул и поставил его рядом с задержанным.

Карманник испуганно поглядел на исправника, затем на стул, потом неслышно сел.

Все молчали.

Наконец Ян прошептал:

 Matka Boska! Я тут не при чем, панове! Мне уже угрожают всякими карами, а я чист! Ну да, были в трактире той ночью двое в военной форме, были, видел! Ближе к часу ночи сверху спустились. Они вина взяли белого и леща в сметане, да раков. Толковали о том, о сем: кто да где служил, кто откуда родом, да разные авантюры свои военные вспоминали. Посидели, посмеялись, потом в карты стали играть. Играли долго. Потом разошлись, а дальше и я ушел. Matka Boska! Я невиновен, вельможный пан!

 Подожди Пречистую Деву сюда приплетать! Описать обоих сможешь?

 Ну, один ко мне спиной все время сидел, его лица я не видел, только затылок его вихрастый помню. А другой на вид обыкновенный: роста среднего, лет двадцати пяти, усы, коротко подстрижен. Очень нервничал, как в карты кончили играть. Видать, проиграл много!

Карманник почесал лоб ладонью и добавил:

 Когда я уже выходил, он бокал опрокинул и разбил. Попытался осколок из тарелки вынуть, да так неудачно, что порезался

Валентин Федорович потер руки и обратился к полицейскому у двери:

 Прервемся! Пошлите срочно за доктором, и пусть он покажет этому голубчику тело погибшего. А потом с опознания сюда! Мигом!

Яна Кунку увели.

Когда он снова появился в кабинете исправника, он был смертельно бледен, кожа его казалась прозрачной, а пересохшие губы стали синюшного цвета. Он, не спрашивая разрешения, плюхнулся на стул и обмяк.

Азаревич налил ему стакан воды.

Карманник, с трудом сделав пару глотков, выдохнул:

 Он это

 Который?  уточнил исправник.

 Ну, который ко мне лицом сидел и руку порезал.

 А второй? Как выглядел второй?!

 Не видел, милостивый пан!  губы Кунки задрожали.  Есусом Христусом клянусь, не видел я его! Только затылок и спину. Потом он вышел, видимо, освежиться А этот,  щипач указал пальцем в пол,  остался за столом вино допивать.

 А ты, значит, к нему! Подпоил, до комнаты проводил,  исправник вдруг повысил голос,  а там попытался что-то у него украсть, а он тебя за руку поймал? Схватил, поволок было к двери, в околоток тащить, а ты за его пистолет и дуло ему в висок? А потом куда сбежал? На черную лестницу? В окно? Куда? Говори! Так было? Так?! Отвечай, стервец!!

Кунка втянул голову в плечи и зажал уши ладонями:

 Нет! Нет!! Я не убивал! Не убивал я!

Азаревич молча выжидал. Он не мог прямо, в лоб, спросить карманника об упомянутых Медоедовым вещах с тела убитого. Таким вопросом он опасался раскрыть личность полицейского агента, поставив под угрозу выполняемую тем операцию и его жизнь.

 Пан Кунка,  подал наконец голос воролов,  мы сюда вас не приглашали. Вы явились сами, по своей воле, и все время твердите, что вы здесь не при чем. Но с чего такая прыть? Значит, вы все же в этом деле как-то замешаны?

 Да, ваше превосходительство, да! То есть, нет! Нет, я пальцем никого не тронул! Но,  карманник перевел дух и вдруг ухмыльнулся,  я у кавалериста этого кое-что увел.

Он опустил руку куда-то в подкладку потертого сюртука и вытащил маленькие серебряные часы на цепочке.

 Откуда это у вас?

 Грешен! Работа у меня такая!  Кунка пожал плечами, протягивая часы исправнику.  Пока этот военный заливал свой проигрыш, стал я мимо столиков к выходу пробираться. И вдруг я так неудачно его стол толкнул, что стакан у него возьми и опрокинься! Об тарелку раз и вдребезги! Он стал осколки собирать да порезался! Уж я так извинялся, что пана так неделикатно побеспокоил, так извинялся! И салфеткой пальцы ему помог замотать, и выпивку ему еще предлагал! Только он отказался

 И в этот момент часы у него и вытащили?

 Да, досточтимый пан!

 Только это взяли?

 Да. У него в кармане еще какие-то бумаги были, но мне ведь документы ни к чему! Я свое дело сделал и ушел, и он еще живой был, понимаете? Живой! И трактирщик видел, как я уходил, и еще сидели гости. И больше я его не видел. В краже признаюсь, но в смерти его нет, не виновен!

 Вы уже пытались сбыть часы?  спросил Азаревич.

 Пытался, но мой человек не взял. Дескать, риск большой, весь город уже говорит о трупе в трактире, но, так и быть, возьму за десять целковых. Холера! Жадный пес! Захотел задарма хорошую вещь! Не выйдет! Решил: вот пойду к ювелиру, пусть буквы зашлифует. Потом в тайник, а летом в Крыму продам! И не за гроши

 Увести его,  махнул рукой исправник.

Когда Кунку увели, он взял часы со стола, в задумчивости покачал их на цепочке, словно маятник, и протянул Азаревичу:

 Ну что же, Петр Александрович, берите ваш улов. Но все-таки жаль, что этого паршивца не заинтересовали бумаги!

 Ничего! Бывает, что и вещи могут кое-что поведать о своих хозяевах.

Азаревич повертел трофей в руках, а потом со щелчком открыл крышку часов. На ее внутренней стороне блестели изящно выгравированные строки:


В Благовещенске далеком

Вспоминайте обо мне

Глава VI

 Согласитесь, Петр Александрович, весьма досадно, что девицы нынче не оставляют на память женихам более подробных посвящений! В моде загадочность, недосказанность, намеки, маневры словами и молчанием, позами и жестами. Не любовь, а война просто! Нет чтобы написать: «Милый моему сердцу Николай Павлович Александров из Тарусского уезда Калужской губернии! Не забывайте юную девицу Надежду Ивановну Сироткину, что живет в соседней с вами усадьбе Сафьяново»! Вот тогда мы бы знали уже намного больше, чем сейчас! М-м-м, как вам угощение?  Мышецкий вилкой ковырнул рака и с хрустом отделил его большую красную клешню.

Завсегдатаи трактира, перешептываясь, с интересом посматривали на двух чужаков, сидящих за «тем самым» столом, где несколькими ночами ранее ужинали ныне мертвый поручик со своим спутником.

 Благодарю, очень недурно! Некая неизвестная нам Надежда Ивановна, боюсь, не получала рекомендаций и циркуляров на этот счет, иначе она не преминула бы ими воспользоваться. Однако все же эта особа, которую мы не имеем чести знать, сама того не подозревая, оказала нам неоценимую помощь,  Азаревич ухмыльнулся и наполнил два хрустальных бокала светлым пивом.

Мышецкий покрутил свой бокал, задумчиво рассматривая янтарный напиток в свете свечи:

 Я все думаю о нашем поручике: не так давно он сидел здесь же, пил вино, играл в карты, наверное, замышлял что-то в своем будущем, чем-то увлекался, кого-то любил, чем-то дышал, наконец! Был человек и вдруг нет, и даже от имени его не осталось и следа. И ни родных, ни близких его не найти, и даже помянуть его некому. Вот только нам, совершенно чужим ему людям. И остался от него лишь мешок из кожи да костей, да и тот с каждым часом все больше по швам расползается. Хрупок человек, ничтожен, а все туда же царь природы! Покоритель мира! Как бы зазнайство человечества однажды его же и не сгубило

Выпили, не чокаясь.

 Как вы думаете, Алексей Васильевич,  спросил Азаревич,  это наш след?

 Может, да, а может, и нет. Нужно попробовать размотать эту ниточку. Это единственное, что пока нам остается. Если этот путь окажется ложным, то останется только ждать следующего самоубийства какой-нибудь очередной актрисы перед очередной премьерой. А вот если нет, то возможно взять нашего зверя до следующего трагического эпизода. Нужно, нужно ехать в Благовещенск!

 Но что делать в Благовещенске без имени, под которым теперь прячется наш неприятель?

 Имя мы, конечно, будем искать. Я распорядился, чтобы для опознания сделали несколько фотографических снимков лица и тела погибшего. Постараемся выяснить, кем на самом деле был этот поручик. Однако вряд ли девица, которой он перестанет отвечать на письма, пойдет в полицию. Родители, если они живы и ждут от него весточки, тоже хватятся не скоро. Кто-то из знакомых в Благовещенске, кто узнал бы вновь прибывшего офицера в лицо, заподозрил неладное и обратился бы туда, куда следует? Нет, это слишком уж хорошо, чтобы стать правдой! Возить антрепренера театра уже бесполезно: для него все военные теперь на одно лицо. У вас он стушевался, мне тоже не смог дать никакого внятного ответа, да и сам вдобавок чуть не рухнул в обморок. А время идет, и память его не проясняется, а воображение лишь дорисовывает недостающие подробности, запомнить которые при мимолетной встрече просто невозможно.

Назад Дальше