Кейт Уинклер Доусон
Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США
Посвящается Квинн и Элле лучшим рассказчицам в нашей семье
Серия «Neoclassic: Crime»
Kate Winkler Dawson
AMERICAN SHERLOCK
Murder, Forensics, and the Birth of American CSI
Перевод с английского О. Акопян
Печатается с разрешения G.P. Putnams Sons, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC.
© Kate Winkler Dawson, 2020
Школа перевода В. Баканова, 2020
© Издание на русском языке AST Publishers, 2022
Пролог
Истории из архива: пистолеты, челюстные кости и любовная лирика
Его верхняя челюсть отличалась массивностью1 длинная изогнутая кость с девятью небольшими лунками, в которых некогда держались зубы, почернела от сильного пожара, устроенного неизвестным убийцей. Поднеся ее к глазам, я заметила несколько приставших травинок органическое свидетельство того, что останки были захоронены у холма в Эль-Серрито, в Северной Калифорнии.
Печально держать в руках фрагмент скелета жертвы убийства, особенно зная, что несчастный так и остался неопознанным. Я взглянула на сотрудницу архива Лару Михельс, которая молча стояла у противоположного края деревянного стола. Мы находились в огромном хранилище.
А еще что-нибудь есть? спросила я.
Лара повела меня к длинному ряду больших картонных коробок, их было более сотни, и все предоставлены одним владельцем. Мне посчастливилось получить доступ к настоящей сокровищнице: коллекции материалов, которую в течение пяти десятков лет собирал выдающийся человек, судебный эксперт, криминалист, живший в первой половине двадцатого века. Тот, кому удалось изменить ход расследования преступлений до того, как оно стало опираться на выводы криминалистов, американский Шерлок Холмс. Я шла вдоль узкого коридора, ища среди ярлыков на коробках надпись с именем: «Эдвард Оскар Генрих».
Генрих умер в 1953 году в возрасте семидесяти двух лет. И лишь спустя шестнадцать лет его младший сын Мортимер решил передать материалы из лаборатории отца цитадели истории криминалистики, которая располагалась на первом этаже дома в Беркли, в штате Калифорния, где прошло детство молодого человека. В 1968 году Мортимер передал принадлежавшие отцу многочисленные коробки с материалами уголовных дел, вещественными доказательствами, личными дневниками, письмами, даже любовной поэзией Калифорнийскому университету в Беркли здесь Оскар учился и впоследствии долгие годы преподавал криминалистику в одном из колледжей.
Архив представлял собой бесценный кладезь информации, однако учитывая ограниченные средства университета, выделяемые на хранение и исследовательскую работу, почти полвека к коллекции Генриха не притрагивались и не составляли ее опись. В 2016 году я наткнулась на упоминание об Оскаре Генрихе в короткой статье, где говорилось о том, как блестяще он раскрыл одно из своих самых знаменитых дел ограбление поезда в Сискию[1]в 1923 году. С изумлением узнав, что ни один из современных авторов до сих пор не написал о Генрихе книгу, я обратилась в университет Беркли с просьбой предоставить мне доступ к этой коллекции с целью ее исследования. Я заручилась согласием Лары Михельс и, прождав больше года, начала медленное погружение в причудливый мир Оскара Генриха самого знаменитого криминалиста, о котором вы вряд ли когда-либо слышали.
Всего в коробках насчитывалось порядка ста тысяч предметов: фотографии, заметки, письма, наброски, копии протоколов судебных заседаний. Огромная неупорядоченная масса вещей хранилась в центре обработки документов университета. Складывалось впечатление, будто Генрих сохранял буквально каждую крупицу своей жизни (и профессиональной, и частной), с педантичностью маньяка собирая записки на салфетках, тысячи газет, сотни пуль, десятки финансовых журналов. Сначала я шутливо прозвала Генриха «неуемным барахольщиком», но потом моя коллега, преподаватель психологии Техасского университета, предположила, что подобные симптомы соответствуют клиническим проявлениям обсессивно-компульсивного расстройства личности, проявляющегося лишь у одного процента от общей численности населения. Люди с ОКРЛ2 перфекционисты, они зациклены на порядке и контроле, живут по строгим правилам. Такие люди нередко весьма продуктивны и успешны в работе, однако в личных отношениях часто неудачливы, так как их негибкость выливается в категоричность и даже злобу, если они теряют контроль над ситуацией. Жизнь Генриха, и без того полная стрессов, существенно осложнялась еще и ОКРЛ, но, как автор и исследователь, я очень благодарна педантичности, с которой он регулярно пополнял свою коллекцию. И особенно благодарна за то, что Генрих сохранил такое множество коробок с вещественными доказательствами, фигурировавшими в уголовных делах.
Огромное количество предметов накопилось за десятилетия расследования преступлений. Сотрудница архива позволила мне осмотреть фрагменты взорвавшейся бомбы, медальон погибшей женщины, которую переехал собственный автомобиль, прядь волос актрисы, умершей во время скандальной вечеринки, и несколько пистолетов, правда, без бойков, изъятых полицией.
Взяв в руки первую фотографию, я с удивлением отметила, что для нервного ученого Генрих оказался весьма привлекательным мужчиной. Худощавый, невысокого роста, с редеющими каштановыми волосами. Внимание приковывали резкие черты лица, уверенность во взгляде, с которой он чистил оружие. На протяжении многих месяцев я рассматривала тысячи снимков одни делали помощники криминалиста, другие он сам. Генрих много фотографировал, тщательно фиксируя место преступления. Я про- анализировала сотни мелких деталей: например, как он склонялся над любимым микроскопом, крутя кольцо настройки фокусировки. Как сжимал зубами краешек прямого мундштука курительной трубки, а из ее чаши вилась тонкая струйка дыма. Как морщил лоб, склоняясь над очередной уликой. Как дужки очков без оправы плотно прилегали к его вискам необходимое требование для химика, вынужденного подолгу смотреть в микроскоп.
Рассматривая фотографии, я многое узнала о лаборатории Генриха в Беркли-Хиллс милом районе с видом на залив Сан-Франциско. Ученого окружали необычные приборы: на длинном деревянном столе громоздились микроскопы всех мыслимых видов3, каждый клочок свободного пространства занимали разнообразные пробирки, реторты, мензурки, линзы и весы. Позади Генриха высились полки с сотнями бесценных книг, по крайней мере, для химика, превратившегося в ученого-криминалиста. Библиотека включала издания по дактилоскопии, прикладной механике, аналитической геометрии и порошкам из растительного сырья.
Названия книг на шести языках озадачили бы любого интеллектуала. Одна обложка гласила: «Кровь, моча, кал и влажность: сборник опытов»4. «Мышьяк в бумаге и ткани» значилось на другой. У Генриха даже имелся потрепанный словарь уголовного жаргона. Казалось, книги собраны без какой-либо логики, просто склад разномастных учебников в библиотеке гениального безумца. Но каждый том был крошечным кусочком большой мозаики, сложить которую мог только сам Генрих. Передо мной постепенно возникал портрет великого гения и бурной эпохи, в которую он жил.
Эпоха действительно была бурной число убийств в 1920-х, когда началась увлекательная работа Генриха, выросло на целых восемьдесят процентов5по сравнению с предыдущим десятилетием, и все из-за сухого закона[2]. В течение тринадцати лет правительство запрещало алкоголь в надежде на снижение уровня преступности, однако в результате эта мера спровоцировала появление новых, более изощренных форм незаконной деятельности. Коррупция где-то больше, где-то меньше отравляла местную власть и полицейские участки. Судьи пользовались правом неприкосновенности, а большинством крупных городов управляли главы мафиозных кланов. Увеличение числа тяжких преступлений объяснялось еще и бедностью и безработицей. Многие американцы отчаянно нуждались в охране и защите. И на этом фоне постоянно рос список нераскрытых уголовных дел.
ФБР, на тот момент именовавшееся еще Бюро расследований6, представляло собой группу недостаточно обученных офицеров, которые в основном занимались банковскими ограблениями. Местные органы правопорядка, ограниченные скудным финансированием и отсутствием должной подготовки, при расследовании преступлений пользовались методами, не менявшимися с викторианских времен. Первая государственная криминалистическая лаборатория появилась в стране лишь в 1932 году. Росло число ограблений банков, Америку лихорадило от убийств. Чаще всего жертвами преступников становились женщины, чья новообретенная независимость7порождала у многих людей гнев и ярость.
Устаревшие методы борьбы с преступностью в 1920-х, вкупе с работой, строящейся скорее на интуиции и косвенных уликах, не приносили результатов. Полицейским приходилось противостоять более образованным преступникам воры и убийцы знали химию, умели пользоваться оружием и прекрасно ориентировались в уголовном судопроизводстве. Служители закона сражались в меньшинстве и нередко уступали противнику в сообразительности.
«Следы ног вот главный ключ к разгадке дела8. К чему нам другие методы установления личности?» заявил один из высокопоставленных полицейских того времени. В итоге вешали невинных, а бандиты разгуливали на свободе. Изощренные преступления 1920-х требовали сыщика особого типа профессионала с чутьем оперативника в «поле», аналитическим умом криминалиста в лаборатории и умением толково разъяснять свои выводы широкой аудитории в зале суда. Эдвард Оскар Генрих стал первым в стране уникальным судебным экспертом одним из величайших криминалистов Америки9, которому удалось распутать самые загадочные преступления своего времени.