Глава 2
Ноябрь 1991 года. Генконсульство СССР в Берлине
В консульстве, монументальный комплекс зданий которого одной стороной выходит на Унтер-ден-Линден, почти упираясь в Бранденбургские ворота, давали прием по случаю празднования Седьмого ноября.
Роман подошел к проходной, достал паспорт и распечатанное приглашение на прием, подал все одной рукой человеку, стоящему у входа. Проверка длилась несколько секунд. Роман зашел в здание консульства и поднялся по лестнице в актовый зал, где уже были накрыты столы с напитками и едой. Взял рюмку с водкой, не спеша рассматривая гостей и красивое помещение.
Почти сразу к нему подошел немолодой седой мужчина и, подняв свой бокал, молча пригласил выпить. Роман охотно повернулся к нему, поднял в ответ свою рюмку с водкой и сказал по-немецки с сильным русским акцентом, выделяя звук «р»:
Будем здор-ровы!
Мужчина в ответ негромко засмеялся, сделал несколько глотков из бокала.
Хелло, меня зовут Берд, Юджин Берд.
Судя по вашему имени, вы не немец, я прав?
Да, конечно, я американец. Столько лет в Германии, а мой акцент остается Но и у вас акцент, вы тоже не немец? Говорите по-русски? Я слышал, как вы разговаривали, поэтому подумал: кто вы? Посольский? Или гость?
Роман с интересом выслушал скороговорку, кивнул и сделал глоток из своей рюмки.
Что же заставляет американца жить не в стране бесконечных возможностей, а в сухой, педантичной, неяркой Германии?
О, это длинная история. Я живу здесь уже лет тридцать. Моя жена немка, а у меня неплохой домик тут, в Берлине. А вот вы? Работаете врачом? У вас столько знакомых.
Роман громко и заразительно засмеялся.
Почти угадали, но я лечу души. Я журналист. Не могу пожаловаться, но иногда это скучновато. Интересных историй на всех не хватает.
Берд оживился, допил свой бокал с вином и приблизил лицо к Роману.
Вам повезло, молодой человек. Вы выпили водки с тем, кто может вам такую историю рассказать! Я тот самый
Берд легко коснулся рукава Романа и потянул его за собой в дальний конец зала, туда, где было не так много людей. Они остановились у столика, от которого как раз отошли несколько человек. Роман с интересом глянул на своего нового собеседника. Берд улыбнулся.
Я знаю, что вы сейчас думаете. Думаете, расскажу любовную историю престарелого американца, которую продам вам как суперстори?
Роман неловко попытался ответить, но Берд коснулся его плеча рукой с массивным перстнем на мизинце и, не давая Роману говорить, продолжил сам:
Что вы знаете о Рудольфе Гессе? Наверняка что-то слышали, но, уверен, никаких подробностей не знаете. Да и откуда вам их знать, если эти подробности известны очень немногим.
Тот самый, который летал к Черчиллю? Говорят, это Гитлер его заставил?
Да-да, он.
Так ведь полет закончился ничем, Гесса арестовали?
И осудили в Нюрнберге Роман оживленно оглянулся. Он сидел в тюрьме до самой своей смерти? Старый нацист. Знаю, я читал как-то его историю. Умер и слава богу, одним негодяем меньше.
Берд отреагировал моментально:
Рудольф Гесс сидел в Шпандау. Это тюрьма в Берлине. Однажды охранники нашли его повешенным. История произвела много шума, Берд помолчал несколько секунд, его старые пальцы неуклюже скомкали салфетку, которую он взял со стола. Я был директором этой тюрьмы. Он был мне другом. Берд еще ближе наклонился к Роману. И я знаю, как он умер, это было не самоубийство Гесса убили.
Роман не перебивал, но на его лице проскользнула скептическая, даже несколько брезгливая гримаса.
Отличная история. Но для желтой прессы. Не хочу обидеть, но обычно все такие истории придуманы, Роман сделал глоток из стакана с водой, стоявшего на столе.
Берд молчал. На слова и мимику Романа не реагировал. Салфетка в его руках превратилась в скатанный белый шарик. Молниеносным движением, удивительным для его неуклюжих пальцев, бросил бумажный шарик в пустой бокал на другом конце стола. Удовлетворенно кивнул, убедившись, что попадание было точным.
Я был директором. Вы это понимаете? Все, кто там работал, имели отношение к разведке Я работал в разведке, но был директором тюрьмы Колонель Полковник ЦРУ.
Роман оживился, и Берд продолжил:
Я имею привычку наводить справки. И хотя я на пенсии, но кое-что могу. И про вас, уж извините, тоже навел справки. Вы опытный журналист, у вас связи, вы русский. Это важно.
Важно, что я русский?
Я пришел сюда, чтобы увидеть вас. Достаточно?
Но я не русский в прямом значении. Во-вторых, извините, вообще не понимаю. О чем вы? Вербовать будете? Роман вновь засмеялся.
Берд, не ответив на выпад Романа, полез во внутренний карман пиджака и достал визитную карточку.
Здесь мой адрес и номер телефона. Я стар, по вечерам никуда не хожу, сижу дома. Если решите проведать меня, можете это сделать в любой день недели. Лучше, если это будет вечер. Тогда вы убедитесь, что я не рассказываю сказки, и, возможно, найдете для себя тему на ближайшие лет двадцать.
Берд слегка поклонился, повернулся и пошел к выходу. Роман крутил в руках визитную карточку, на ней было всего несколько слов Юджин Берд и номер телефона. В самом низу дописанные старческим почерком улица и номер дома.
Глава 3
25 апреля 1941 года. Гитлер разрешает операцию «ГЕСС»
Личный кабинет Гитлера это небольших размеров комната, рядом с официальным залом, где Гитлер занимался обычной работой вел совещания, смотрел бумаги. В личном кабинете не было явных атрибутов власти, кроме флага со свастикой, растянутого почти под самым потолком. Плотно зашторенные окна, серо-зеленые обои на стенах. Письменный стол из темного дерева и два деревянных кресла перед ним. На стене большая карта мира, на которой флажками отмечены какие-то, только Гитлеру понятные, географические пункты. Сбоку, между столом и окном, маленький секретер, на котором расположился телефон. По нему можно было связаться только с личным секретарем Гитлера, Шмидтом. На полу, свернувшись, лежала овчарка Блонди и изредка смотрела прямым взглядом на своего хозяина. Впрочем, сам Гитлер внимания на своего пса не обращал.
В дальнем углу молчали напольные часы в черном инкрустированном дереве. На верхних углах часового шкафа искусно вырезаны орлы, держащие в когтях некое подобие земного шара. Но маятник не двигался, часы стояли Гитлер не выносил их боя. Это вызывало у него вспышку ярости, которая заканчивалась истеричным требованием остановить маятник. Секретарь всегда останавливал маятник перед приходом фюрера и запускал его, когда Гитлер покидал кабинет.
Гитлер был сегодня одет в зеленый френч с застегнутым воротником. Он сидел за столом, спрятав руки в широкие рукава кителя, и смотрел на карту.
Раздался сигнал громкой связи, Гитлер подвинул кресло-стул к пульту, включил приемник.
Это Гесс. Мне нужно к тебе. Только мы Это очень важно.
Гитлер молча слушал, слегка кивая головой.
Ты всегда можешь ко мне. Опять план?
Да. Опять. От моих людей в Англии.
Гитлер взял в левую руку карандаш с красным ободком на конце.
Надоело мне это. Молотов подписал, а Сталин воевать не будет.
Мой фюрер, у меня другие
Молчи, перебил Гесса Гитлер, только второй фронт. Только второй фронт! Слышишь? Меня волнует второй фронт!
Гитлер отключил Гесса от связи, встал и медленно пошел по кабинету, ненадолго остановился у карты и опять заходил по комнате, вернулся к столу и сел. Спрятал руки в рукава, откинулся на спинку и полузакрыл глаза. Через мгновение он наклонился к столу и нажал кнопку громкой связи.
Эль Бабира, бросил он коротко.
Яволь, майн фюрер! послышался четкий ответ секретаря, и через несколько мгновений Гитлера соединили с Эль Бабирой.
Эль Бабира один из немногих советников в окружении Гитлера. Он египтянин. Астролог и ясновидящий, которого Гесс много лет тому назад представил Гитлеру. Фюрер слушал его предсказания, спрашивал совета.
Гитлер, вяло:
Ты можешь что-то сказать на сегодня?
Эль Бабира:
Мой фюрер, ты на подъеме, не бойся брата твоего.
Брата? Какого брата?
Не каждый брат тот, кто в твоем доме, послышался вкрадчивый голос египтянина.
В комнату зашел Шмидт, адъютант. Блонди подняла голову, встала и медленно пошла в его сторону.
Шмидт:
Рейхсминистр Гесс.
Гитлер, не отвечая Эль Бабире, нажал на кнопку, прерывая разговор.
Гесс зашел, сутулясь и пытаясь при этом сохранить военную выправку. Задрал вверх подбородок.
Гитлер, не поднимаясь с кресла:
Мы выпьем чай.
Гесс, не доходя до стола:
Адольф, я думаю, что другого выхода у нас нет. Война на два фронта может погубить рейх. Надо договориться с Лондоном. Я лечу туда, меня ждут.
Гитлер, не меняя выражения лица, взял в руки тот самый, с красным ободком, карандаш, скрывая дрожание пальцев.