А у нас во дворе есть девчонка одна - Лев Иванович Ошанин 4 стр.

Невозможно поверить, что мы уже седы,
Что ничто не вернешь
             Вот опять, вот опять
Эта глупая птица из сада соседа
Третью ночь не дает мне ни думать, ни спать.
Сделай шаг, и безжалостной будет расплата.
Ну и пусть.
Не гожусь я, чтобы чахнуть в раю.
Назначай мне, ночной Мефистополь проклятый,
Час, когда ты потребуешь душу мою.

Что случилось? Обагряя мглу,
Пламя побежало по крылу.
Смерть Неужто смерть ее лучи?
Дай скорей мне руку. И молчи.
Помнишь, никогда мы не хотели
Умирать в беспомощной постели.
Лучше, солью заливая глотки,
Сгинуть в море на подводной лодке.
Иль пропасть, борясь, пока не поздно,
Где-нибудь у полюса во мгле
Или на космическом, на звездном,
Сделавшем работу корабле.
Даже здесь на небольшой вершине,
В заурядной рядовой машине.

К черту! Что за бред? Я жить хочу.
Страшно? Ты молчишь, и я молчу.
Будь я летчиком, я б спас машину
Волею своей несокрушимой.
А сейчас над небылью повисли,
Вот она оскалом светит волчьим.
Да неужто правда? Зубы стисни.
Если время сгинуть сгинем молча.
Может быть, силен молчаньем нашим,
Может быть, могуч доверьем нашим,
Летчик пламя бурое собьет!

Я посадил жасмин среди берез.
Сначала мне казалось, что он рос.
Потом березы в прихоти своей
Над ним нависли роскошью ветвей.
Укрытый ими с головы до ног,
Он утреннего солнца пить не мог.
Но сквозь листву берез во всю длину
На запад ветвь он вытянул одну.
Когда березы, наконец, уснут,
Он видит солнце только пять минут.
И вот смотри: увядший, старый, тот,
Воспрянул он, цветет жасмин, цветет!

Еще на ветвях не играют метели,
И дразнится солнце с горячих небес,
Но те, что вчера еще утром желтели,
С последних дубов паруса облетели,
И кажется мертвым беспомощный лес.
Но нет,
            как остатки забытого лета,
Живого былого зеленого цвета,
Прижавшись к подножью дубов невеселых,
Нахально топорщатся ежики елок.
И веришь:
            дубы отдохнут, поостынут,
И вновь адмиральские головы вскинут,
Команду дадут, оглядев небеса,
И заново лес развернет паруса.

Приходи не в воскресенье
Встретишь белку и лису
В этом смешанном, осеннем,
Перепутанном лесу.
Все причудливо и просто.
Тихо кружит листопад.
И на елочках-подростках
Листья желтые лежат,
Листья красные лежат.
Тот с рябины, тот с березы,
Этот темен, этот розов.
И еще слетают с веток
Всех оттенков, всех расцветок
Словно звезды, как медали,
Словно их в награду дали,
Чтобы елочки стояли,
Будто в новогоднем зале.
Чтоб сверкал под птичье пенье
В рыжих отсветах небес
Весь мой праздничный, осенний,
Непрощающийся лес!

Кто-то придумал, что тридцатого мая
Мне будто бы стукнуло пятьдесят.
Зачем их считают, не понимаю,
Года, как яблоки в листьях, висят.
Какой из них выбрать
            из тех, неновых,
Мальчишеских, высвеченных пургой,
Когда в полярных снегах двухметровых
Ты землю слышать умел под ногой?
Тот, в серых бомбах и минах под Жиздрой,
Когда в беспомощности немой
Ты отдал за полминуты полжизни?
Или, может, сорок седьмой,
Когда тебя пели тамтамы и трубы
И все языки унесли потом?
Или тот, когда первые девичьи губы
Ты открыл потрясенным ртом?

Вернуть их нет никакого средства
Все, как яблоки, падали навсегда,
Но, что там ожог, удача, беда,
Каждый чем-то остался в сердце.
И жизнь моя вновь мне сейчас видна,
С ошибками, может быть, и грехами,
Но сердцем, помыслами, стихами
Людям вся она отдана.
А если бы люди могли бы,
Как в кино, возвращать невозвратный путь,
Что, как мне бы дали на выбор,
Какой из годов навсегда вернуть?
И вдруг понимаю я, холодея,
Что даже без самых горьких лет,
Оставивших кровоточащий след,
Я был бы сегодня душой беднее.
Пусть сердцу трудно оно не скажет.
Пусть шумы его иногда басят,
Но я не прошу никаких поблажек,
Черт с ними, с годами. Беру пятьдесят.

Нет, внешне ты совсем нехороша.
Но привлекла к тебе не жалость
Испуганной и щедрой показалась,
Окликнула меня твоя душа.
Когда же я в ответ попытку сделал
Поглубже в эту душу заглянуть,
Меня глухая охватила жуть
Насколько у тебя прекрасней тело.

Это будет вот так:
              будут звезды бесчисленно падать.
Разбежится гроза,
              а закат еще жив в полумгле
Будешь ты повторять мне:
              «Не надо, не надо, не надо»
Я возьму тебя за руку
              и поведу по земле.
И рука твоя станет доверчивой,
              доброй, послушной.
А земля будет разной
              радушной, чужой, равнодушной
Это что за река? Это Нил, Енисей или Волга?
Как дрожат под ногами тяжелые плиты моста
Я люблю тебя, слышишь?
              Всю жизнь. Беспощадно. Безмолвно.
Звезды тихо уходят домой.
              Холодеет. Рассвет.
                        И в руках пустота.

Вот когда засыпает Москва и дождем
Пишет имя твое на заборе
Заливает мне душу, врывается в дом
Море, голое море. Твое беспощадное море.

Хочешь, встанем на лунной дорожке,
Так, чтоб не расплескать луча
Ты прижалась ко мне, я рукою сторожкой
Слышу влагу ночного плеча.

А вокруг темный,
             теплый,
             вздыхающий мир поднебесный
И поплыть,
             и забыть о московской тоске.
И проснуться, обнявшись,
             на утреннем зябком песке
В бухте той,
             кроме нас,
                          никому не известной.

Сказал мне сверстник:
 Хватит молодиться.
Не торопись, приятель, не беги.
Поскольку кровь людская не водица,
Про черный день ее побереги.
Живи в покое, брось былые песни
Я усмехнулся, дружбы нить рубя:
Прощай, тебе я больше не ровесник,
На двадцать лет моложе я тебя.

Скоро стукнет в меня лопата.
Стану деревом я, ребята.
Буду осенью осыпаться,
Буду за зиму отсыпаться.
На песок, на ледок журчащий
Заходите ко мне почаще.
А душе не дам умереть я,
Пусть придет через два столетья,
Все такая же неугомонная,
Скажет: «Здравствуй, Малая Бронная!»

Я люблю эту девочку в шарфике тонком,
В красных варежках, взятых у зорьки взаймы,
Что явилась сияющим гадким утенком
Ни с того ни с сего посредине зимы.
Я люблю эту женщину, ту, что проснулась
И открыла нежданно мне глаз глубину,
Ту, чья нежная и беспощадная юность
Молодит и торопит мою седину.
Мы смеемся, бежим, окликая друг друга,
Друг от друга почти ничего не тая.
По снегам и болотам Полярного круга
Разнеслась лебединая песня моя.
Время бьет каблуками в пружинистый камень.
Самолеты взвиваются, небо смоля
Ну и что же, любимая, если земля
Потихоньку горит у меня под ногами?

Как ты непохожа на сверстниц моих,
               что когда-то
Сквозь Кольскую вьюгу
               на лыжах бежали со мной.
На поздних девчонок,
               ушедших из школьниц в солдаты,
На тех, что во вдовы записаны были войной.
Как ты непохожа на все поколенья былые,
Москвичка на шпильках,
               студентка с лукавым смешком.
Откуда ж ты знаешь,
               как пахнут цветы полевые?
Как ветры приморские
               в стекла стучат кулаком?
Откуда ж ты знаешь,
               как сосны горят на закате,
Как весело мчаться
               над злым половодьем весны?
Ты плачешь над песней
               о том захмелевшем солдате,
Что к хате сожженной
живым воротился с войны?
Вся в полуулыбках,
               в сегодняшних ритмах занятных,
Поющих не так, как в былые года соловьи,
Откуда ж тебе так нежданно понятны
Заветные трудные думы мои?
Ты смотришь на снежный,
               седыми горами зажатый,
В краю моей юности
               маленький город родной
И как ты похожа на сверстниц моих,
               что когда-то
Сквозь Кольскую вьюгу на лыжах
               бежали со мной.