Мы тоже отправляемся переоблачиться в халаты, а когда возвращаемся на столе уже дымятся тарелки с борщом. Их приносит личный повар, лишних людей Вова не любит. Несмотря на мои протесты, он наливает в рюмки водку: «Как под борщик да не выпить?». После борща я сразу отваливаю в одну из спальных комнат и укладываюсь подремать. Просыпаюсь и вижу свежеиспеченного главного специалиста мэрии под секспсевдонимом «Моника». Она гладит меня отработанными движениями. Я говорю: «Устал, не будем сегодня».
Это нельзя, как-то даже испугано говорит она.
Почему? удивляюсь я, а потом просто закрываю глаза.
После двух минут позора переодеваюсь и жду, когда за стол вернётся Володя, чтобы с ним раскланяться. Ждать приходится долго. Он всё делает обстоятельно.
Я размышляю о странном поведении рыженькой Моники. Первой на ум приходит цинично-шутливая мысль: «Может это любовь». Но потом осеняет. У приятеля моего есть пунктик. Геи, которые мерещатся повсюду. Однажды, ему по линии партийных органов, пришлось разбираться с гомосексуальным скандалом в медицинском институте. Представленные правоохранительными органами документы тяжело травмировали его психику. До этого об однополой любви он даже и не подозревал. Как я не пытался его толеранизировать, ничего не помогало. Ни теория врождённых мутаций, ни примеры из животного мира. Недавно он обмолвился о приезжавших московских компаньонах: «Представляешь, баб даже не тронули! Не зря говорят, что все они там спидерастились». Видно, одной из нетронутых как раз рыженькая и была. Наверняка, спрашивал он её и обо мне. Не скурвился ли товарищ? А соврать Владимиру Ивановичу она не сможет. Он ведь такой, что может и камеры поставить. Только ей-то, какая разница? Чего ей переживать о моём реноме. Кто я ей? Старое толстое животное, которому она отдаётся на потребу.