Он прошел между высоких, уходящих в тревожное небо серых стен двух домов и вышел на улицу. Впереди раскинулись ночные пространства: перекресток широких проспектов, огни фонарей, фары машин, силуэты суетливых прохожих; в дверях ночного магазина под кроваво-красной вывеской «ПРОДУКТЫ» торопливо сновали люди; один из них, с остекленевшими глазами, в домашних шлепанцах, надетых на шерстяные носки, в тренировочных брюках и тельняшке под кожаной курткой, прошел совсем рядом с Платоном, обдав утробным рычанием и густым перегаром. По тротуару, цокая нелепо высокими каблуками, на полусогнутых коротеньких ножках продефилировали три толстомордых девицы с яркими банками алкогольного коктейля в руках. Издалека снова захохотали, а потом заорали, да так, словно кто-то большой, пьяный и хриплый то ли в муках рождался на свет, то ли в не меньших страданиях покидал этот мир. Платон огляделся, пытаясь увидеть на стенах домов таблички с названием улицы, но разглядел только большие цифры «39», намалеванные черной краской на кирпичной стене.
Он по-прежнему не понимал, где находится.
Впрочем, это сейчас не так важно. Алиби. Объяснение. Причина.
У самого перекрестка, рядом с пустой автобусной остановкой Платон заметил полицейский автомобиль обычный светлый седан с синими полосами на борту. Возле него переминались с ноги на ногу двое патрульных: один худой и высокий, другой низенький, толстый, с коротким автоматом на выпирающем животе. Платон задумался на секунду, потом кивнул и быстрым шагом направился к полицейским, стараясь не сбиться на бег и молясь про себя, чтобы они никуда не уехали.
Патрульные заметили Платона, когда он был от них шагах в десяти: прервали негромкий разговор и уставились с тем недовольным, настороженным и немного брезгливым выражением лиц, с каким обычно смотрят сотрудники органов охраны правопорядка на гражданина, вздумавшего обратиться к ним первым. Платон сбавил шаг, одернул куртку, негромко откашлялся, готовясь к переговорам, и подошел ближе.
Добрый вечер! Кто старший наряда?
С учетом ситуации голос звучал очень даже неплохо: веско, достойно, без дрожи и ноток заискивания. Полицейские молча переглянулись. Тот, что повыше, выступил вперед.
В чем дело, гражданин?
Лицо у патрульного было узким, бледным, с низким лбом и угловатыми скулами. Форменная шапочка с козырьком сидела на самой макушке будто маленький, гротескный цилиндр. Темные глаза смотрели на Платона из-под выпирающих, массивных надбровных дуг пристально и как-то по-волчьи оценивающе.
Платон, представился он и протянул руку.
Всегда нужно начинать переговоры со знакомства.
Старшина Стечкин, отозвался полицейским тусклым, бесцветным голосом, но руки не подал только махнул ею в воздухе, немного не донеся до козырька своего тесного головного убора.
Платон неловко опустил руку, помялся, и заговорил.
Дело в следующем. Я тут загулял немного. На работе было мероприятие, и не удалось, так сказать, соблюсти меру. Дома меня ждет жена, на звонки которой я всю ночь не отвечал. Адекватно объяснить ей причину своего отсутствия и позднего возвращения я не смогу. В связи с этим у меня просьба: не могли бы вы отвезти меня в отделение, а потом позвонить моей жене и сказать, что я задержан ну, скажем, за появление на улице в нетрезвом состоянии? Только протокол не нужно составлять и желательно уточнить, что задержали вы меня около семи часов вечера. Можно так сделать?
Платон даже почувствовал себя лучше, оказавшись в привычной ситуации формулировки коммерческого предложения. Он выдохнул и замолчал, вопросительно глядя на старшину Стечкина. Тот продолжал смотреть на Платона: ни в выражении вытянутого, костистого лица, ни в темных глазах, похожих на дырки, неаккуратно прорезанные в белой коже, ничего не изменилось.
В каком районе проживаете? спросил полицейский, после некоторой паузы.
На севере, Платон неопределенно махнул рукой. Комендантский проспект.
Далековато, заметил Стечкин. Не наш район.
Платон задумался. Этого он не учел. Действительно, странно будет, если его вдруг задержат далеко от дома, где-нибудькстати, где? Спрашивать было неловко. Ладно, скажет, что поймал такси, задремал, водитель по ошибке завез не тудаВ общем, при наличии алиби в виде привода в отделение полиции выкрутиться можно.
Придумаю что-нибудь, заверил он старшину. Главное, чтобы Вы жене моей позвонили и сказали
Придумаю что-нибудь, заверил он старшину. Главное, чтобы Вы жене моей позвонили и сказали
А Вы нам потом претензий не предъявите за необоснованное задержание? все тем же безразличным тоном перебил полицейский.
Нет, что Вы! Ни в коем случае, замотал головой Платон и добавил: Ну и конечно, я понимаю, что эта услуга платная. Три тысячи рублей.
Он специально назвал сумму меньшую, чем та, которой располагал, чтобы оставалось поле для торгов. Но таковых не последовало: старшина пожал плечами и посмотрел на своего напарника, который подошел ближе и стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Второй патрульный выглядел, как карикатурная противоположность Стечкина: невысокий, круглолицый, щекастый, а его форменная кепка была не натянута на макушку, а залихватски сдвинута на затылок, открывая прилипшие к покрытому складками лбу потные светлые волосы. Он поправил висящий на животе автомат, улыбнулся как-то уж слишком широко, так, что поднявшиеся вверх пухлые щеки превратили глаза в веселые щелочки, и сказал:
Какие проблемы, Игорь, давай поможем гражданину! толстяк весело подмигнул Платону, а потом быстро взглянул на старшину. Тот кивнул. Платону почему-то сделалось не по себе, и он было подумал, что идея напроситься на задержание была не слишком удачной, но пухлолицый полицейский уже по-приятельски приобнял его и повел в сторону патрульного автомобиля.
Я за руль, бросил на ходу Стечкин и открыл водительскую дверь.
Ну, а мы с гражданином сзади сядем, да? Нет возражений?
Толстый патрульный стоял рядом с раскрытой задней дверцей, глядя на Платона и улыбаясь с пугающим радушием. Платон огляделся. В прозрачной ночной темноте равнодушно проносились машины, двигались редкие пешеходы, похожие на тени от волшебного фонаря; светились вывески круглосуточных магазинов; светофор на перекрестке проспектов тревожно подмигивал желтым; с натужным воем куда-то пронесся запоздавший троллейбус с пустым и темным салоном; меж рваных туч выглядывал выпученный круглый глаз, будто в грязной небесной воде проплывала неспешно над миром исполинская рыба. Платон еще раз посмотрел вокруг, на размеренную, как дыхание спящего человека, жизнь ночного города, вспомнил про неотвеченные звонки и непрочитанные сообщения на телефоне сейчас счет был уже 34 и 10 решительно шагнул вперед и сел в автомобиль. Полицейский тут же втиснулся за ним следом, захлопнул дверцу, Стечкин завел двигатель, и машина тронулась с места.
В салоне было тепло, душно и пахло мужчинами, проводящими круглые сутки в одежде и злоупотребляющими поддельным парфюмом; к этому запаху примешивались ароматы грубой кожи, оружейной смазки и рвоты. Колени Платона уперлись в спинки двух передних сидений; с правого бока к нему привалился грузный патрульный, короткий ствол автомата с раструбом на конце больно уперся меж ребер. Платон заерзал, отодвигаясь.
Не бойся, осклабился во весь рот толстяк. Он на предохранителе.
Но автомат все-таки чуть-чуть отодвинул, хотя ствол по-прежнему был направлен Платону прямо в бок. Спокойствия это не добавляло. Где-то в мозгу вспыхнула и погасла красная тревожная лампочка.
Стечкин молча вел автомобиль, равнодушно игнорируя сигналы редких светофоров и только посматривая влево и вправо, когда пролетал через пустынные перекрестки. Платон сидел выпрямившись, с напряженной спиной, и смотрел на дорогу; бедро толстого полицейского прижималось к его ноге, и от этой почти интимной близости Платон ощущал неловкость и беспокойство. Некоторое время они ехали в тишине. Потом толстяк завозился, закряхтел, с трудом повернувшись к Платону, снова заулыбался, как кашалот, и произнес:
Тебя как звать-то? А то со старшиной ты познакомился, а со мной нет.
Платон, подумав, сказал Платон.
Ни фига себе! загоготал полицейский. Игорь, ты слышал, его Платон зовут!
Сидящий за рулем Стечкин только что-то пробурчал сквозь зубы.
Ну и ну! продолжал радостно удивляться толстяк. Вот так имячко! Что, дразнили тебя в школе?
Не особо, ответил Платон. С каждой секундой ему становилось все неуютнее.
Да ладно, наверняка дразнили, продолжал развивать мысль патрульный. У нас в классе Федот учился, так мы над ним как только не издевались, а тут Платон
Он покачал головой.
А я сержант Макаров, будем знакомы, и протянул Платону руку.
Очень приятно, сквозь зубы пробормотал тот и пожал влажную пухлую ладонь.