Хорошо, что до этого эпиляцию делала, ноги гладкие у меня. В отсутствие колготок это актуально как нельзя кстати.
Платье короткое у меня. И дешманское. Что поделать: в магазинах низшего ценового сегмента платья, которые мне по карману едва прикрывают попу. Но другого у меня все равно нет. А вот выбор надеть брюки и быть уволенной Асланбековым, либо надеть это платье и надеяться, что раз прием официальный, никто меня в углу не зажмет и не облапает есть Как же я жестоко ошибаюсь на этот счет
На улице как назло начинается дождь. Холод. Я с голыми ногами. (А все этот Асланбеков!) Как же хочется позвонить боссам и попросить, чтобы кто-то из них отправил за мной водителя, но я не думаю, что мне такое сойдет с рук. Надеваю куртку и бегу на маршрутку.
Мужики в транспорте хором пялятся на мои голые ноги. Унижение в высшей степени. В расстроенных чувствах добираюсь до Континент-рояля. Войдя в зал, с ужасом понимаю, что боссы уже там. Черт, опоздала! Официальный фуршет в полном разгаре. Оставляю куртку в гардеробной. Направляюсь в огромный зал.
Каблучки у туфель стучат как назло оглушительно громко. Стесняюсь шума, что произвожу. А еще мое и так короткое платье задирается на голых ногах выше некуда, но подтягивать его под жадные взоры богато-одетых мужиков мне стремно. Сжимаю в спотевших ладошках лакированный клатч. Взяла его с собой, потому что по опыту знаю, что некуда будет деть руки.
Волосы от дождя закудрявились и волнами укрывают мою голую шею и часть спины.
Два моих босса стоят шкафоподными спинами ко мне, разговаривают с партнерами. Высокие. В пиджаках и галстуках. Брюнет и темно-русый шатен. Огонь и лед!
Заслышав мои каблучки, они как по команде оборачиваются. Оба. Их взгляды одновременно замораживают и обжигают меня. Они обсматривают меня с голых ног до головы. Я прямо кожей ощущаю, как один пожирает меня, а другой жжет в пламени костра святой инквизиции.
Роман нервно сглатывает Виски, а Максим Эмирханович одними губами произносит беззвучно, но хорошо читаемо и узнаваемо:
Мать твою, ты в чем приперлась?!
Добрый вечер, приближаюсь к своим тиранам.
Роман Александрович залипает на мои ноги. Максим Эмирханович не может отвести взгляда от ложбинки моего декольте.
Вот черт! глухо рычит Асланбеков, Что ты вырядилась как ш*лава в дешманском стрипушнике?!
***
Макс
Всегда нравились стервы! Знойные брюнетки, стройные, высокие, амбициозные! Такие, что на людях за словом в карман не полезут, а наедине, ради должности или дорогого подарка отсосут как первоклассные шлюхи, проглотят все и вдобавок облизнутся! Как же мне нравилось иметь их в рот, в упругие попки, в тесные дырки везде, куда меня заведет моя фантазия.
И вот какого хера, с таким раскладом меня зацепила Ромкина секретарша?! Это выше моего понимания! Мелкая. Блондинка. Глаза красивые, серо-голубые. Пухлые губы Ростом полтора метра, не больше! И это на каблуках! Но этого мало, чтобы запасть на нее до каменного стояка в штанах каждый раз при мысли о ней! А в мыслях я уже давно имею ее так, что она потом неделю ног сомкнуть не может. Потому что узкая. А я большой. Черт, о чем я только думаю!
Увидел-то я ее раньше Ромки. Приносила она мне какие-то бумаги на подписи из рекламного отдела. Жарко мне было тогда. Лето палило. Я стоял у окна, а блонди подкралась сзади. У меня рефлекс сработал. Обернулся. Дева отпрянула, а я поймал ее, не дав оступиться. Ну и не будь дураком, помацал. Немного так, да и не явно. Зато внимательно рассмотрел кукольною личико, стремительно залившееся румянцем.
Краснота была меж грудей, на аккуратных ушках, на щеках и пахло это чудо вкусно. Конфетками какими-то. По попке упругой тоже провел ладонью, сжав слегка. Хорошо Хороша! Еле как удержался, что-бы не задрать юбку, да не отшлепать сразу же. А что-бы не подкрадывалась в другой раз!
В общем, произвела она на меня впечатление. А когда, спустя полгода увидел ее в приемной у Ромки, сразу понял, что Орлов-то тоже запал на нашего пугливого зайчика. Или Милашку. Я еще для себя окончательно не решил, как буду ее называть.
Увидел, и понял, что как ни крути, но первым ее должен трахнуть я. А тут еще секретутка моя тварь поганая, утром у меня сосала, а вечером моему конкуренту сливала наши внутренние рабочие дела. Выгнал ее взашей. Едва ли с лестницы не спустил. И вызвал Милашку. Ну и начал окучивать. А зайчик-то не окучивается. Ну, то есть стандартная схема завала секретарши на директорский стол упругой попкой кверху не работает на ней.
Когда Милаха не отреагировала ни на один мой намек, когда проигнорила все мои способы заигрывания, я малость подохерел, но подумал, что, возможно она на Ромку вечерами в дУше «медитирует». Даже поговорил с ним по душам на тему ладного тела его секретарши. Правда плохой разговор тогда у нас вышел. Неприятный. Сцепились мы как два кобеля из-за с*чки. И что самое неприятное, этой с*чке белобрысой похер абсолютно. Потому что на Ромку она реагирует еще меньше, чем на меня. Но ничего, наша общая Милаха-недотрога, я найду способ, как зажать тебя в углу посильнее. Может хоть тогда отпустит Хоть немного! Потому что невмоготу уже!
***
Роман
Ненавижу людей! А женщин, в особенности! Все проблемы в жизни, только от них. Исключительно!
Самой первой бабой, предавшей меня и заморозившей мое сердце навсегда, стала, как ни странно, собственная мать. Гулящая, е*ущаяся направо и налево, ни ставившая ни во что бедного отца я любил ее даже такой. В свои восемь лет я смотрел на нее как на богиню! Как на самое любимое, родное существо во всей вселенной! А она игнорировала меня, не замечала А уж если реагировала, то я надышаться не мог ее теплотой, лаской, ей самой.
Как я умолял ее! В тот роковой день они сильно поссорились с папой. Она собирала вещи, а я висел на ее ногах, рыдал и молил остаться. Мне было так больно, страшно и одиноко, что до сих пор ноги холодеют, хотя прошло уже больше двадцати лет.
Сам воспитывай своего выродка! жестоко бросила мать папе, стряхнула меня, рыдавшего восьмилетнего звиздюка, как пыль со своей ноги, Пошли вы оба на хер!!! и ушла, громко хлопнув дверью.
Этот хлопок до сих пор стоит в моих ушах. Ни один гребанный психоаналитик теперь не может излечить мою душевную детскую травму. Ни один психоаналитик и ни одно лекарство не уберут у меня ту вселенскую боль и одиночество, которое я почувствовал во время ухода матери
Не реви! сурово скомандовал мне тогда отец. Ты мужик! Мужики не плачут. Тем более, из-за шл*х.
Кто такие шл всхлипнул я тогда.
Все бабы! категорически заявил мне отец. Запомни, сын, все бабы одинаковые лживые шл*хи! Они не достойны ни одной мужской слезинки, ни одной мужской эмоции! У них у всех одна лишь цель в жизни сесть мужчине на шею, родить ему ребенка, уволиться с работы и изменять направо и налево! Не доверяй им. Никогда!
И я не доверял. После того вечера что-то сломалось в моей душе. Заморозилось. Я перестал радоваться в жизни. Боялся проявлять эмоции. Мне было стыдно за тот рев и слезы, что я показал матери в день ее ухода.
Замороженный. Ледяной Лорд, как меня прозвали за глаза в моей корпорации. Я и правда, такой. За годы жизни я научился не показывать, ни выдавать никому ни единой своей эмоции! А позже, я научился и не испытывать их вовсе!
Я мстил женщинам! Я был холоден с ними. Даже с самыми симпатичными и преданными мне. Особенно с теми, кто привязывался ко мне эмоционально! В каждой из них я видел образ своей матери. Слышал слова отца про то, какие на самом деле твари, эти женщины. С одинаковым выражением лица я принимал ухаживания от них, жестко драл в постели во все щели. Я был груб с ними, но не в словах или эмоциях, я проявлял жестокость в сексуальном плане. Много женщин убегали в слезах от меня. Они даже не понимали, почему это все происходит с ними, за что я так холоден, жесток и беспощаден. А при следующей встрече я, с тем же бесстрастным выражением лица, сообщал, что между нами все кончено.
Девушки могли орать, кричать, плакать, угрожать мне. Но мне было похер. Абсолютно. В мире их столько, что меняй я их каждый вечер, и то бы не переимел всех до конца.
Милану впервые в жизни я увидел год назад. Спускался зачем-то в рекламный отдел, и там, в обеденный перерыв застал лишь ее. Мелкая блондинка, в очках, осваивалась за компьютером, выполняла какое-то задание.
Бабы могут быть коварными. Это я хорошо усвоил. Они могут претворяться такими вот невинными овечками, очаровательными, миловидными, беззащитными но ровно до того момента, как сядут к мужику на шею и начнут изменять ему! Поэтому Милану сразу обдал своим презрительным взглядом. Зайченко отпрянула аж, испуганно поправляя очки. Меня это позабавило. Но я естественно, этого не показал.
А дальше, бывает же так, что вот ничего особенного в девушке нет. Ну, миловидная, ладно, полно таких! Опять-таки блондинка, крашенная небось. Ну, косится на меня с испугом. На меня все кстати с испугом смотрят, потому что по моему выражению лица не могут прочесть уволить ли я их собрался, или сразу уничтожить! Ну, в общем, ничего примечательного в деве нет, но все время она мелькала подле меня, попадала в поле моего зрения. И ведь не специально, так что в этом я ее заподозрить не мог. То видел ее на камере наблюдений, то спускаясь из лифта, внизу замечал, то на парковке наблюдал, как за ней приезжал какой-то хмырь. Мне было пофиг. Ну, баба она симпатичная, хахаль-махаль наверняка ошивается рядом, тряся своими бубенцами.